 |
| Юрий Жекотов (Николаевск-на-Амуре) |
| |
Рассказы очень оригинальные, если не сказать - уникальные. Ты читаешь и получаешь то удовольствие от неожиданности поворота сюжетной завязки, то восхищаешься уровнем близости к таежной природе, переживая до слез, то радуясь, то взгрустнув. Все персонажи рассказов выписаны так живо, здорово, с непреходящей бодростью автора. От сборника рассказов Юрия Жекотова веет силой и мужеством автора, герои которого живут подлинной жизнью, в тесной связи с природой, которая то испытывает людей, проверяя на прочность, то щедро одаривает, то трогательно заботится, с пониманием и любовью отвечая на любовь.
Душа читателя откликается на духовную энергию автора, герои которого возвращают не просто читателя, а можно сказать, что возвращают человечество в права на то, чем оно обладало от начала времен.
Как много потерял человек, погнавшись за цивилизацией, прогрессом, как много он обретает, возвращаясь в отчий дом, к своим корням, как много мудрости и тайн вселенной ему открывается. Чтение рассказов не предназначено для спешного пробегания наискосок страницы, а требует наслаждения, смакования и погружения в исцеляющие душу тексты, в завораживающие волнительные перемены настроения. Твоя наполненность позволит тебе лучше осознать мир, его слышать, видеть, обонять, и у тебя возникает осознанная зоркость, внимание к деталям окружающей жизни. В героях побеждает воля и разум, уверенность в своей правоте. Они словно следуют древней мудрости: победи ситуацию, и ты победишь всегда. Они выходят победителями в непредвиденных обстоятельствах, преодолевают их и обретают гармонию.
С первых строчек рассказа «Ревнивое море», оказавшись на берегу Охотского моря, ты ввергаешься в глагольный ритм непрерывного действия в осенней природе: «Проверяя прочность золотых одёжек осени, на исходе сентября объявился-зашутковал мороз: принялся стегать травы, изгоняя оттуда едва теплившуюся жизнь, стеклить по ночам промоины на прибрежных болотцах, выбеливать вязкими утренними туманами морские горизонты. Звёзды теперь спускались к самой земле, заводили хороводы, и сплетённое из их ярких шлейфов широкое одеяло, так и не прибранное к рассвету, ещё долго свисало с неба, сверкая кружевами кухты на кочкастых торфяниках». Здесь нельзя жить «без любви к морю, без ответного человеческого слова». Михаил Сермяжный, вызвавшийся добровольно сторожить рыбацкий стан, говорит о себе: «Я своего Охотского моря не предам. Касаток и белух на югах вы не сыщете, нерпа наша усатая из-за кормы лодки там вам не улыбнётся, северные чайки не закружат над головой такой весёлый белокрылый танец!»
«Наше море другое, мудрое, мы у него в вечных учениках, вторит ему автор Юрий Жекотов. - С ним не забалуешь! Редко приласкает погожим деньком. А приласкает, так тут же сыростью обдаст и моросью. Не любит ленивых и пустоголовых, быстро втемяшит что почём, а норов проявишь, так и не примет, спровадит. Зато Охотоморье трудяг привечает. Без улова не оставит». Он подался в сторожа, чтобы обеспечить возможность своим детям - увидеть другое, теплое море. Но не такое уж и крупное цунами «почти всё, не прикреплённое к тверди имущество артели забрало данью, а что не успело прихватить, перемешало и бросило. Побило баркасы, основательно разрушило добрую половину рыбацких строений».
И Михаил Сермяжный приходит к выводу, что море не простило ему измены, и когда герой заговорил с ним, как с живым: «Эх, морюшко-горюшко, с тобой не замечтаешь. Куда мне от тебя? Куда я от твоего характера, от норова? Я сам такой, измены не люблю, непостоянства, перемётных душ всяких, неоседлых, пустяковых…
Мне другого моря, хоть мёдом облей его, не надо. Я так, только одним глазом хотел посмотреть, детишек побаловать», - и он увидел, что море посветлело и простило человека, став «таким красочным, светлым, добрым и жалостливым».
В рассказе «Тигриная любовь» главный герой принадлежит к той не переводящейся на земле породе людей, что, забыв презренную пользу, отправляются в странствие по земле в «поисках синей птицы или философского камня…»
Вася Солкин, молодой ученый, изучая тритонов, сталкивается с необычным поведением тигрицы, проявившей интерес к двуногому существу, наполнявшему таежную тишину песнями под гитару. Марго, как назвал тигрицу Василий, не только охраняла его, заботилась, принося к двери охотничьей избушки подсвинка, вывела заблудившегося в непогоду Василия с его девушкой Ларисой к домику.
Владивосток оказывается чужим и скучным для Василия, и когда он вернулся в тайгу, «тигрица Марго улыбалась первым сентябрьским дням и то и дело счастливо поглядывала вдоль распадка, где после небольшого перерыва над избушкой у тритонова ключа под покровом таёжных картин вызовом для городских «цивилизованных» нравов вновь раздавались слова песен…»
Пронзительная история «Морошкового зайца», история спасения провалившегося в трясину болота мужчины, спасавшего свою дочь Настю.
Избежав трагедии, люди не впадают в самовосхваление, а рассматривают спасение, как добрую помощь солнечного лучика, «морошкового зайца», как милость природы: «Раз болото до сих пор не взяло, не быть тебе утопленником. Кому как, а нам оно эдак. Кому жить - любоваться, тому в трясине не бултыхаться. Значит, не судьба. Значит, не отлюбил ещё своё...»
В рассказе «Грезы деда Захария» мы встречаемся с удивительным видением жизни старого пожилого человека, ничем не примечательного на первый взгляд. Оказавшись в городской квартире и тоскуя по лесу, с которым связана вся его жизнь, дед Захарий создает целый охотничий музей на основе своих фотографий охотника и рыболова. Но еще больше счастливых мгновений охоты в его воспоминаниях, которые и создают смысл его жизни, и украшают его жизнь в старости, когда Захарий размышляет: «конечно же, о своём ратном начале, как на утренних зорьках сколько раз вместе с другим охотничьим людом, кто порой неведомо для себя зачем, но впрягался в одни постромки с природными силами и под песни пролётных птиц своей восторженной охотничьей думкой помогал матушке-земле, затянувшейся розоватыми потугами, разродиться новым днём, и потом, лишь разок прикоснувшись к давней заретушированной сегодняшними письменами тайне, непреодолимо стремился к правому, обозначенному судьбоносными далями делу…»
Заключительный рассказ «Моховое царство - таежное государство» говорит нам, что не все тайны раскрыты, как не все тропки в лесу исхожены. Щедра тайга, но «только надо с лёгким сердцем идти, а коли с алчностью-с жадностью сговоришься, то не примет тебя тайга, а в чуждом лесу - все тропинки к омуту».
К бережному отношению, к любви и почтению перед величественной матерью-землей призывает нас автор.
Рассказы талантливые, искренние, притягательные. Это проза высокой пробы. Спасение мира в красоте природы, облагораживающей и одухотворяющей человека.
Через случай мы воспроизводим в нашем сознании целое, через таежный воздух - национальный русский дух, через небольшие срезы отдельных человеческих характеров - богатырские силы русского народа.
Автор любуется сам, и мы вместе с ним наслаждаемся поэтически рассказанными таежными пейзажами, и приращиваются новые смыслы к проявленному и подчеркнутому автором - золотая, святая Россия. Все окрашено родовым чувством художника, национальным, народным, семейным. Теплота голоса Юрия Жекотова, его интонация, выбор нравственных оценок, принцип одухотворения обладает последовательной логикой, собственным пространством существования. Рассказы говорят нам, что земля жива, и на ней вновь и вновь произрастает молодая трава.
Лидия Довыденко,
член СП России,
главный редактор литературно-художественного журнала «Берега».
* * *
Сахаровский лихоимец
Шишиморы и кикиморы, лешие и лесовики, водяные и другие силы, знакомые еще нашим далеким предкам, конечно же, не выдумка, а самая что ни на есть правда, чему, коли поискать, найдется и сегодня достаточно свидетелей.
Поживают себе всякие малоизведанные существа, берегущие на земной обители свои непонятные интересы, рядышком с человеком, и их не замечают до поры до времени, пока они тем или иным образом не начинают вмешиваться в жизнь людей. Город, залитый асфальтом и бетоном, заваленный всяческим хламом и мусором, они предпочитают избегать. А вот поближе к лесам и болотам, где еще чудом выживают убогие деревушки, о них не понарошку ведают. В каждой местности они по-разному проявляются, обрастают специфическими особенностями и имеют свой неповторимый колорит.
Вот, например, если кто не знает, по пути из Николаевска в село Сахаровка, на 30 км отворота магинской дороги, обитает лешак, который мутит разум не понравившимся ему грибникам и ягодникам, заставляя плутать по тайге, а то и, застилая пеленой взгляд водителю рейсового автобуса, отправляет транспорт мимо села. К песчаной косе, выше по течению от уже упоминаемого села, в летние тихие ночи приплывают и обворожительно смеются русалки, и заезжие рыбаки, по большей части браконьеры, особенно в «приподнятом» настроении после удачной рыбалки, рыская среди замытых островов, не раз попадались в их притягательные, невидимые простому глазу сети.
На загораживающем же свободный подступ для жителей Сахаровки к Амуру и зарастающем ольхой низовом болоте предводительствует над гадюками и другими гадами местная кикимора, время от времени отправляя полчища пресмыкающихся на село. Обо всех этих силах сполна знают и, если попросить, расскажут сахаровцы-старожилы - бабушки Анна Павловна и Вера Тихоновна. Вот только ответить на вопрос, чем их населенный пункт и местность вокруг него стали такими притягательными для лихих сил, старушки однозначно разошлись во мнении. Анна Павловна считает, что своим «сладким» названием, как «мух на мед», притягивает деревня странные существа. Вера Тихоновна думает, что все беды Сахаровки из-за «смещения параллелей» или, как научно более правильно выразился другой житель села - дед Егор, особого географического расположения населенного пункта.
В самой деревушке лихую силу бабули не сразу, но, проявив наблюдательность, все-таки распознали. Оказывается, лихость эта хитро замаскировалась и, переметнувшись, проявляется в разных животных, всячески вредя и досаждая местным жителям. Таежную деревню Сахаровку, как считают старушки, донимает лихоимец. Вначале сила проявилась в козле Мишке.
Трехлетнее копытное животное вдруг враз превратилось из тихого и мирного козлика в злобного бородача. Взбеленившийся козел необъяснимо отчего осерчал на деревенских жителей, норовя каждого встречного-поперечного поддеть на рога. Со временем Мишка безраздельно предводительствовал на деревенских улочках, навязав свои порядки: если кто из жителей надумал выйти за ограду по воду, к соседям или за другими надобностями, то обязательно должен был взять ломоть хлеба, к тому же непременно покрепче сдобренный солью.
Мишка завидит смельчака, подбежит, а там дальше все зависит от щедрости подаяния и расположения духа «бородатого и рогатого». Заблаговолит, так пропустит, а не придешься по нраву, так лучше отправляйся восвояси, а то непременно «почешет» о тебя рога Мишка или придется бегать наперегонки с козлом по двум пыльным улицам Сахаровки, ища ближайшего пристанища. У животины все-таки четыре ноги, а у любого селянина лишь две. С каждым годом свирепела нравом рогатая скотинка, чувствуя себя безраздельной хозяйкой деревушки. Командовал рогатый, пока совсем не ополоумел и не «боданул» собственное отражение в воде, результатом чего стало падение в заброшенный колодец. Деревенские было зажили вольно, но недолго радовались.
Освободившееся место деревенского тирана долго не пустовало. Лихоимец себя не заставил ждать, последним перевоплощением нагнав страху более прежнего. С козлом хоть как-то, но договориться можно было, а с новой зверюгой вступать в переговоры желающих не нашлось. Козел сгинул в разгар лета, а под осень появился другой Мишка. Прямо из леса пожаловала косолапая бестия. Медведя уже ограда деревенских домов не останавливала, по собственному усмотрению, самочинно копал корнеплоды и обирал приусадебные ягодники по ночам.
Людей, правда, пока не трогал, но сахаровцы, от греха подальше, с наступлением темноты закрывали свои избенки на все замки и затворы, сдавая в бессрочную аренду топтыгину вызревающие урожаи. Если из деревенских кто и ерепенился, вынашивая в голове план возмездия медведю, то бабули сразу покорились своей непростой доле. Считая, что обращаться в милицию или другие властные структуры напрасное дело, только хуже будет, не совладать им с лихоимцем, а еще больше раззадоришь, пенсионерки увещевали местных жителей последовать их примеру. Чтобы схватиться с неведомой силой, думали старушки, по меньшей мере, Сахаровке нужен рыцарь, а в современные времена его днем с огнем не отыщешь…
Николай Буртиков или попросту Колян, как звали его приятели, был веселого нрава, легкий на подъем и часто из-за неумеренного интереса к жизни влезал своей курносо-чубатой натурой во всяческие переделки. Пора бы уже остепениться, обзавестись семьей, детишками малыми, а Николай все откладывал на потом личное определение. Были, конечно же, увлечения, но все какие-то недолговечные и не приводящие к созданию брака, о чем Бутиков особо не горевал, самочинно примастрячивая разноцветными нитками оторванные карманы и пуговицы на неглаженых рубахах и брюках.
Все свободное от работы время Колян шастал по речкам с удочками, а последние два года обзавелся и ружьем. Охотник Николай еще был никудышный, с ненажитой практикой, но загорелся идеей освоения различных видов охоты. Начитавшись рассказов Ивана Сергеевича Тургенева, Колян замечтал «по-дворянски» поехать на охоту в деревню. Да не уточек там «бахать», а за благородным вальдшнепом, птицей, которую многие местные охотники из-за недостаточного знания биологии лесного кулика и его небольших размеров серьезным трофеем не считали и специально не охотились. А тут и оказия в выборе места охоты выпала, помог случайно услышанный разговор в магазинной очереди, где мужичок рассказывал соседу, что на заброшенных полях иннокентьевского совхоза, возле села Сахаровки, вальдшнепов больше, чем комаров. Рассказчик утверждал, что никто там лесных куликов не тревожит, кроме деревенских коров.
В автобусе Николай было расположился вольготно, но по-джентльменски вскочил, уступая место девушке, пришедшей на посадку позднее других пассажиров, и чуть не поплатился за свое благородство: Николая едва не ссадили, так как стоя ехать не полагалось, а свободных мест больше не осталось. Новоиспеченная пассажирка пробовала потесниться, но ее попытки ни к чему не привели - рядом восседала достаточно грузная дама. Девушка растерялась и, не зная, что предпринять, встала рядом с Бутиковым, возвращая место бывшему владельцу. Но Николай, проявив находчивость, умостился рядом, в проходе между сидениями на собственный рюкзак, и назревающий было инцидент с водителем и кондуктором был исчерпан. Во время поездки молодые люди познакомились. Как оказалось, Настя, студентка последнего курса пединститута, ехала погостить и помочь по хозяйству родственникам в Сахаровку. Воспользовавшись предоставленной возможностью, Николай узнал, где в селе можно попроситься на жилье.
Автобус, докатив до самого края Сахаровки, развернулся, высадил нескольких пассажиров на остановке и торопливо запылил дальше. Два десятка жилых домов, сбегающих двумя короткими улицами к Амуру, весело улыбались на солнце окнами, надеясь, что наконец-то наступившая весна прогонит вместе с зимой холод небытия и забвения, с каждым годом все более крепкими тисками сжимающих село.
- Анна Павловна, добрый день! - завидев у одного из домов копошащуюся за оградой на грядках старушку, поздоровалась девушка.
- Ой, здравствуй, девонька! Настенька, я бы тебя и не узнала, повстречай в городе, вот уж красавица, вот уж невестушка! Повезет же кому-нибудь, - бабушка, от удивления всплеснув руками в начале разговора, не преминула бросить лукавый взгляд на Николая, заканчивая словесную тираду.
- Ой, Анна Павловна, вы и скажете тоже. Я вот вам квартиранта привела! Возьмете? - смутившись, Настя постаралась поскорее сменить тему разговора.
- Отчего не взять, пусть живет, места хватит, - хозяйка прикрыла козырьком ладошки глаза от солнца, чтобы лучше рассмотреть возможного постояльца.
- Здравствуйте. Мне бы комнату на несколько дней, - запоздало поздоровавшись и испытывая некоторую неловкость, повторил просьбу начинающий охотник.
- А как душа пожелает. Хочешь в доме, а можешь во флигеле поселиться, - гостеприимно предложила Анна Павловна, добродушный тон которой свидетельствовал, что приезжий парень вызвал ее расположение.
Настя ушла, а охотник, осмотрев флигель, как хозяйка называла автономно от дома расположенную летнюю кухню, имеющую отдельный вход, посчитал, что это как раз то, что он хотел, и своими вылазками на вечерние и утренние зорьки он не доставит излишних хлопот и беспокойства старушке. Быстро придав нехитрый порядок немногим вещам охотничьей амуниции, растолкав их по имеющимся полкам и еще разок окинув взглядом свое временное жилье, довольный тем, что все так прекрасно пока складывается, Бутиков решил разведать местность и по возможности разузнать у деревенских жителей об охоте на здешнего вальдшнепа.
- Анна Павловна, не подскажете, живут ли в селе охотники? - обратился он с вопросом к хозяйке, по-прежнему увлеченной обустройством грядок.
- Да уже, пожалуй, и нет, вот дед Егор раньше охотился, да последнее время совсем состарился, слаб на ноги стал и бросил, - несколько разочаровав Николая, объяснила старушка.
- А как его найти? - зацепившись хоть за какую-то возможность узнать об интересующем его деле, спросил Николай.
- Да Егор наверняка у магазина толчется, лясы с кем-нибудь точит. А если там нет, тогда на берегу Амура сидит, рыбалит.
- Я, пожалуй, пойду, может, застану деда, заодно продуктов каких подкуплю, - посоветовался Николай.
- Конечно, иди, дело молодое, еще успеешь насидеться, - напутствовала хозяйка квартиранта. Анна Павловна продолжила было работу, но, только сделав замах тяпкой, так и застыла, вернувшись взглядом к квартиранту. Рот пожилой женщины в изумлении приоткрылся, насколько можно высоко, удивленно приподнялись брови и часто заморгали глаза. Наконец какая-то внезапная мысль получила в раздумьях пожилой женщина разрешение, и Анна Павловна радостно заулыбалась, словно сумела найти спасение от долго мучившей ее проблемы. Еще через минуту Анна Павловна, отложив все сельскохозяйственные дела, приговаривая себе под нос: «Наконец-то дождались, приехал наш рыцарь…», поспешила к своей давнишней подруге Вере Тихоновне…
Не ограниченная стенами сараев и изгородями загонов, радуясь сложившемуся весеннему дню, свободно гуляла по деревенским просторам сельскохозяйственная живность: куры выклевывали из земли прошлогодние зерна диких злаков; объявив дневную перекличку, драли глотки петухи; у магазина, в придорожной луже, с удовольствием постанывая, нежили окорока и огузки два порося; на пустыре, справа от магазина, выщипывая первую траву, пасся полугодовалый бычок.
На завалинке сельмага, расположенного в небольшом деревянном, с вылинявшей краской строении, подперев голову на согнутую в локте руку, несмотря на теплый день, кутаясь в овчинный, мехом наружу, длиннополый тулуп, по-видимому, надолго заняв избранную позицию, удобно умостился сухонький невысокого росточка старичок. Дед с пристрастием осматривал сельские картины, то философски погружался в осознание происходящего, то, уже давно накопив всяческих идей и мыслей через край, не забывал высматривать достойного собеседника.
- Вы уж не дед ли Егор? - спросил Николай селянина.
- Он самый, - с готовностью отозвался старожил. Впалые щеки и заостренный с истертыми ноздрями нос старика казались подвешенными на косматые непослушные брови, играющие при разговоре своими дугами, чем скрашивали до симпатичности немалые годы владельца, придавали лицу располагающую притягательность.
Оказавшись востребованным, дед с удовольствием делился знаниями, без жадности вынимая из накопленного сундучка охотничьих кладезей хранящиеся там тайны и секреты. А округляющиеся глаза и неподдельная заинтересованность молодого парня только подстегивали деда Егора, оставляя на совести рассказчика полную достоверность «героизма» его охотничьих баталий. Передача опыта от старшего поколения младшему продолжалась, пока в сельмаг не пришла Настя. Вежливо расспросив о здоровье Егора Ивановича, а затем сделав необходимые покупки, девушка собиралась уходить, когда Николай вызвался ее проводить.
Провожание само собой затянулось. Молодая пара прошла недалекой улицей все село в ту и другую сторону, спустилась к Амуру. Николай чувствовал, как погружается в незнакомую, но такую приятную истому, и готов был до бесконечности слушать голос девушки. В свою очередь, стараясь, чтобы девушке было «не скучно», Бутиков вспоминал истории из своей еще небогатой на события жизни и, подражая деду Егору, да и, пожалуй, любому «правильному» охотнику, «слегка» прибавлял для складности. А Настя искренне восхищалась его «насыщенной» на события жизнью и, конечно же, «необычным» охотничьим приключениям и победам. Этот чудесный вечер и вся череда совпадений, ему предшествующих, при которой они вдвоем с Николаем оказались в селе, виделась девушке неслучайными и судьбоносными.
Любовь - она такая, ее дождаться надо, бывает, терпения не хватает, а любовь все пока стороной обходит или в пути-дороге заплутает-замешкается. А наконец, уладив дела в чужих краях, подзадержавшись, но спеша наверстать упущенное, приходит любовь, не спросясь, и тараном, напрямки в ворота страждущих. Тут уж пытаться сопротивляться и прятаться от нее самое бессмысленное и напрасное дело. Вот такая она любовь.
В сиренево-бордовых отражениях весеннего заката, разлившегося от запада по амурским тоням и заводям, плескалась рыба. «Хоркали» и кружили в поисках пары прилетевшие с богатых выпасов непуганые вальдшнепы. Пробивая лазурную скорлупу небосвода, начертали свои знамения звезды. Как-то совсем незаметно, прокручивая шестеренки часов, бежало время…
Молодая пара еще неизвестно сколько бы гуляла в окрестностях села, пока не стала заметна быстро нарастающая точка, превратившаяся в фигуру идущего человека.
- Это Вера Тихоновна, подружка Анны Павловны, уж очень почему-то спешит, - когда стало возможно узнать приближающегося селянина, сообщила Настя.
Вера Тихоновна, не доходя нескольких шагов до парня с девушкой, устав и тяжело дыша, остановилась и, чтобы унять стук сердца, готового вот-вот выскочить наружу, приложила руку к груди. Лицо селянки выражало неподдельную тревогу.
- Что-нибудь случилось? - спросила Настя, которой начало передаваться беспокойство пожилой женщины.
- Ой, и не говори, Анастасия, уж извиняйте, что побеспокоила. К твоему молодцу просьба у меня, - наконец, более-менее восстановив дыхание, заговорила Вера Тихоновна. Настя с Николаем удивленно переглянулись.
- Не вы ли остановились на постой к Павловне? - теперь обратилась непосредственно к Николаю Вера Тихоновна и, торопясь, не дожидаясь ответа, как бы и сама теперь уяснившая, с кем имеет дело, продолжила: - Так вот я вас там ожидала, да все глаза проглядела, думаю, уж не приключилось ли чего? Вот пришлось пойти искать.
- Да что же может произойти? - спокойно спросил Николай.
- Ой, не скажите, не скажите, в наших местах-то… - не договорив, какую все-таки опасность сулит деревенская округа, Вера Тихоновна вновь спросила Бутикова:
- А правда, что вы охотник?
- Охотник, - утвердительно ответил Николай.
- А по какому зверю? - продолжила допытываться Вера Тихоновна.
- А мы по-всякому, - придавая своему голосу значимость, заявил Николай.
- И по медведю могете?
- Ну, если надо, то и по медведю, - не желая растерять высокий охотничий авторитет в глазах девушки, но, если честно, имея достаточно смутные представления об охоте на крупного хищника, степенно сказал Николай. Дальнейшего поворота событий начинающий охотник, да и Настя, никак не ожидали. Вера Тихоновна неожиданно опустилась на колени и, перейдя на «ты», как деревенский житель может обратиться только к человеку с самой доверительной просьбой, с мольбой в голосе и, протянув вперед мозолистые натруженные руки, произнесла:
- Сынок, уважь! Остепени лихоимца!
- Какого проходимца? - не разобрав сказанного, переспросил Николай. Молодые люди принялись поднимать старушку, взяв Веру Тихоновну с обеих сторон под руки.
- Да не проходимца… - подхваченная сильными руками, старуха, поджав ноги, «воспарила» над землей, но, так и не преодолев терзающих ее страхов, огляделась по сторонам и почти шепотом повторила: - Лихоимца… Медведь это, да не простой - вроде оборотня. Мы с Павловной и так и сяк посмотрели-прикинули, по всему выходит, что ты наша миссия, рыцарь-спаситель…
Сделав небольшую паузу и, наконец, нащупав ногами земную опору, Вера Тихоновна продолжила жаловаться:
- Обложил лихоимец село данью, все огороды испоганил, а все нутро свое насытить не может. Теперь вот до животинки добрался. Вчерашним днем корову мою увел. Пошла кормилица на выпаса, все стадо вернулось с пастбища, а ее нет. Это чего же дальше теперь будет? Мочи больше терпеть нету, допек все село, самый, что ни на есть лихоимец! Помоги, сынок? Век за тебя молиться будем.
- Напридумываете тоже: оборотни, лихоимцы, миссия. Это же все сказки, - успокаивал Веру Тихоновну Николай, слегка опешив от невероятности услышанного, но приятно польщенный сравнением его с рыцарем, пообещал: - А с медведем вашим разберемся!
В существование оборотней молодой охотник категорически не верил. Он в присутствии девушки верил в свои силы, способные сейчас справиться с любой бедой и напастью, и поэтому легкомысленно согласился помочь, не зная всех нюансов и сложностей охоты на медведя.
На следующий день, верный своему «рыцарскому» обещанию, Николай с мыслей о так и не состоявшейся охоте на вальдшнепа переключился на медведя, но как ни напрягал память, так ничего не мог вспомнить о способах промысла крупного хищника, поэтому посчитал благоразумным обратиться за советом к деду Егору.
- А ты как будешь брать медведя - с лабаза или на овсах? - проявив подкрепленную опытом эрудицию, ошарашил тот его встречным вопросом. Поняв, что Николай мало что смыслит в медвежьей охоте, дед Егор живо принялся помогать соратнику. Оставшись довольным осмотром новенькой «тулки» Бутикова, дед перезарядил несколько патронов, приготовленных на вальдшнепа, по-своему, по-стариковски, наверняка насыпав полуторную норму пороха, а за отсутствием фабричных пуль, снарядив их самодельно отлитыми.
- Давно пора косолапого проучить. Я бы и сам мог, да на правый глаз плохо вижу. Я, конечно, и с левого приноровился бы, да взносы, лицензии, комиссии надо проходить, в город не наездишься, накладно стало ружье держать. В общем, приехал участковый, и пришлось сдать ружье… - готовясь к предстоящему промыслу, рассказывал дед Егор начинающему охотнику.
- А почему говорят, что медведь вроде оборотня? - на всякий случай справился о мнении опытного охотника Николай.
- Это бабы от скучности жизни нафантазировали, ты их слушай больше, они насочиняют с три короба, - успокоил дед и высказал свое мнение: - Медведь, конечно, обнаглел. Привык с осени по огородам шастать, вот и весной по привычке пожаловал. Пугануть его надо. Пускай в тайге прокорм себе ищет.
- А как же корова? Ведь пропала? - не испытывая никакой особой тревоги, все-таки высказал сомнения Николай.
- Да, комолая, может, в болоте сгинула. У нас позапрошлым летом такой же случай был. Бычок со стадом не вернулся. Чего только не передумали… А позднее Павловна по грибы пошла, выбралась на кромку леса: что такое? Вороны раскаркались, собрались стаей на пиршество. Павловна спустилась в низину и обнаружила в болоте останки расклеванного бычка, оказалось, он завяз передними ногами и сам выбраться не смог. А у Тихоновны вдобавок стельная корова была, может, телком где разрешилась, а хозяйка зря панику подняла. Поискать бы надо.
Вместе охотники отыскали тропу, используемую медведем для набегов на село. Выбрав подходящее место, нарубив жердей и укрепив их между деревьев, на высоте двух человеческих ростов соорудили лабаз. Пару ночей просидели вдвоем. Дед, плотно укутавшись в меховой тулуп, кивал головой, то и дело погружаясь в дремотное состояние, покряхтывая и похрапывая. Николай же, привлеченный к незнакомому занятию и веря в скорый успех, добросовестно охранял село от лихоимца. На третью ночь старик, не сумев преодолеть накопившуюся усталость, отпросился отдыхать, дав напоследок инструкцию:
- Ты без сноровки медведя лучше не цель. Он зверь серьезный. Вальдшнепам не чета. Если завидишь косолапого, так пужани для острастки, постреляй вверх, чтобы от села ему отворот-поворот. Ну, а пулевые патроны держи наготове. Для самообороны. Мало ли чего.
Николай откараулил напрасно еще одну ночь, но медведь так и не объявился. С Настей удавалось увидеться лишь днем. Молодой охотник все больше приходил к мысли о безобидности медведя. «Поди, посмотрел, что в огородах пищи нет, и подался в другие края», - решил Николай. Со временем охотник все меньше думал о медведе, а больше вспомнил васильковые глаза Насти, тихий и приятный, как колокольчик, голос девушки, счастливые минуты их последней встречи. «Сейчас можно было бы пройтись по улице, посидеть на берегу Амура, - мечтал Николай и все больше распекал себя другими мыслями: он, цивилизованный человек, потакая суевериям, вынужден четвертую ночь просиживать на дереве. Наконец Николай не вытерпел, слез с лабаза и решил дойти до дома Насти, а если горит свет, постучать в окно девушки, вызвать ее на вечернюю прогулку. Но Настя, по-видимому, уже спала, так как ни одно окно не светилось. Испытывая разочарование, Николай повернул вспять, дошел до края изгороди и только повернул за угол, как уперся в деда Егора. Тот, спиной к Николаю, в своей неизменной шубе, покряхтывал и что-то рыл прямо возле забора.
- Ты чего не спишь? - спросил Николай. Не ожидая столь поздней встречи с дедом Егором и начиная осознавать несуразность ситуации, добавил иронично: - Клад, что ли, ищешь?
Дед перестал кряхтеть, на время замер, а затем, постепенно разворачиваясь телом, начал расти как на дрожжах. Вскормленная с осени на дармовых сахаровских урожаях и не растратившая запасы жира даже за долгую зиму косматая глыба взметнулась вверх, зависнув над Николаем. Охотник, обомлевший от быстрого превращения ранее, казалось, нереального оборотня из деда в медведя, заломив шею, попятился назад, но уперся спиной в плетень и от ужаса закрыл глаза. Два душераздирающих крика - зверя и человека - слились в один, заставив вздрогнуть разом селян и затаиться, надеясь на защиту родного крова.
Николай хотел бежать, но сделал наобум в темноту только шаг, - лихоимец схватил его за ногу. Николай дернул раз и другой, но напрасно: оборотень цепко держал левую стопу. Теряя самообладание, охотник закричал, соединив в голосе состояния беспредельного отчаяния, ужаса и безысходности. Падая на землю, Николай случайно нажал на курок, и бухнул полуторной силы выстрел, сработало по неопытности неразряженное ружье, слава Богу, никого не задев, но еще раз до предела натянув нервы селян. Как будто эхом раздался с окраины Сахаровки, теперь больше похожий на стон, крик медведя. Потеряв самообладание, Николай продолжал еще некоторое время грести руками по земле, пытаясь вырваться от оборотня. В себя Николай стал приходить, лишь когда услышал голос деда Егора. Старик, разбуженный криками и выстрелами, единственный из селян, не побоявшись, поспешил на помощь товарищу.
- Ты что, паря, все нормально, убег мишка, - успокаивающе заверил дед Егор, завидев ползающего на месте, а при его приближении усилившего свои «карабканья» Николая. Старожил помог ему освободить ногу, застрявшую в узком проеме изгороди, а затем довел молодого охотника до флигеля. Всю дорогу Николай с опаской и недоверчиво, щурясь, краем глаза рассматривал провожатого. Когда старик не видел, осторожно коснулся его шубы и сразу же отдернул руку. Уже у флигеля, не приглашая деда Егора зайти вовнутрь, молодой охотник быстро захлопнул перед носом старика дверь, плотно затворил ее на имеющийся засов и на всякий случай примкнул сюда же сгоревший нерабочий холодильник.
Как только рассвело, дед Егор более тщательно осмотрел место сражения.
Оказалось, что медведь и не думал никого хватать, а сам, натерпевшись непереносимых страхов, драпанул. Но всем известна, несмотря на весомые габариты и грозный вид, слабость медвежьего сердца. Бедолага получил за террор и чинимые лихоимства через край: не добежав леса и издав последний стон, слег с разрывом аорты.
Но потому как факт налицо, медведь повержен, родилась и другая версия на последние события, получившая у селян массовое распространение: лихоимец совсем «озверел» и, уже не насыщая свое хищное нутро вегетарианской огородной растительностью, испробовав говядинки, собирался лезть в дом к Насте. И если бы вовремя в нужном месте не оказался сноровистый рыцарь-охотник, то еще неизвестно, как дело обернулось бы. Стрельнул Николай из ружья, но медведю-оборотню все нипочем, вырвал он ружье у охотника и отбросил в сторону. И завязался у Николая с лихоимцем нешуточный «рукопашный» бой: то один верх возьмет, то другой. Но победили добро, правда и охотничья смекалка…
И вот он - «былинный богатырь», пусть и обычного роста и сложения, но «недюжинной» силы, в зените внезапно свалившейся славы, сидит во главе простого, но прочно сколоченного стола вместе с Настеной, которую старухи заботливо усадили рядом, за светлой скатертью, белоснежность которой выразительно подчеркивалась пунцовыми, похожими на вареных раков ушами охотника, которые рдели и жалили Николая то ли от бросаемых на него взглядов восхищенной Насти, то ли от бесконечных хвалебных од старух. О недавних событиях напоминали внезапно проявившаяся седая прядь, вовсе не портившая внешний вид Николая, а даже придавшая ему некоторое благородство, слегка расцарапанное лицо да резкое вздергивание головы, которое он себе несколько раз позволил, когда кто-то из гостей сильно хлопал входной дверью. Принеся из дома разносолы и радушно попотчив друг друга, в маленькой избенке собрались почти все жители села. Анна Павловна суетилась между лавками и табуретами, стараясь достойно приветить каждого гостя, вовремя подставить чистую тарелку и подложить салфетки…
- Ой, Никола! Ой, смел-а-а-й, ой, смел-а-а-а-й… - под одобрительный гул собравшихся, нараспев, хвалила его Вера Тихоновна, подвигая поближе к охотнику тарелку с солеными груздочками.
- Л-ы-ы-цаль! Гел-о-о-й! - меняя из-за шепелявости звук «р» на «л» и подкладывая шанежки деревенскому спасителю, подхватила другая, самая древняя сахаровская старушка.
Николай незаметно под столом взял руку девушки в свою и так ее и не отпускал, чему Настя вовсе не противилась.
Дед Егор с восторженным настроением поглядывал то на старух, то на складывающуюся молодую пару, покряхтывал, после второй чарки собирался взять слово, но вовремя одумался и собственной версии о всех происходящих событиях озвучивать не решился. Выпив еще пару рюмочек, он, вспомнив о долгом отсутствии деревенских свадеб, вдруг закричал: «Горько!», чем нагнал краски на молодых, но сразу же стих на шиканье бабуль, знающих, что когда куется семейное счастье, кричать не нужно - спугнуть можно. Дед решил: связываться с местными старушками - себе дороже. Тем более, вакантным стало место сахаровского оборотня, а с легкой руки бабуль, не понимающих, отчего с каждым годам все более хиреет их село, в кого-то лихоимец должен был в самом ближайшем будущем непременно вселиться…
За окном замычала потерянная было корова, приведшая сейчас из леса стоящего на дрожащих ножках черно-белой масти телка, который, припав к налитому вымени и помахивая хвостиком, жадно хватал соски. И нагулянное на богатых сахаровских закромах молоко струилось по мокрой морде неопытного едока, стекая к земле напрасными каплями. Вслед за хозяйкой коровы, обрадовавшейся неожиданному возвращению пропажи, плюща носы и щеки, прильнули к оконцам все оставшиеся, сейчас уже немногие сахаровцы, пытаясь высмотреть происходящие на миру счастливые картины.
Юрий Жекотов (Николаевск-на-Амуре)
Рассказ опубликован в журнале «Подъем», №4, 2016.
Справка
Юрий Викторович Жекотов родился в городе Николаевске-на-Амуре. Окончил Приморский сельскохозяйственный и Иркутский педагогический институты. В настоящее время работает учителем в школе. Победитель литературного конкурса «О городе строки мои» в честь 155-летия Николаевска-на-Амуре, победитель Дальневосточного конкурса природоохранной журналистики «Живая Тайга» (Владивосток, 2011 г.), победитель Всероссийского конкурса-фестиваля «Хрустальный родник» (Орёл, 2012 г.), лауреат Международных литературных конкурсов «Славянские Традиции» (Крым, 2010 г.) и «Согласование времён-2012» (Германия) и др. Автор двух книг прозы - «Зов белухи» (2007 г.) и «Солнечные хороводы» (2011 г.).
Живет в Николаевске-на-Амуре.
