«Камчатская автономия»

 

В. К. Арсеньев
В. К. Арсеньев

Автором первых массовых репрессий на русском Дальнем Востоке являлся Полномочный представитель (ПП) ОГПУ НКВД Т.Д. Дерибас. Он деятельно занимался разработкой секретных мероприятий против японцев и русских эмигрантов, осевших в Маньчжурии и силой оружия пытавшихся вернуться на Родину. С помощью своих агентов Дерибас знал о многих планах эмигрантов, среди которых активно боролись деятели Совета уполномоченных организаций Автономной Сибири (СУОАС). Еще во время гражданской войны они выдвинули лозунг о Камчатской автономии. Среди руководителей  СУОАС был бывший камчатский деятель А.А. Пурин, хорошо знавший В.К. Арсеньева. В библиотеке ОИАК хранится книга Пурина с автографом Арсеньеву. Пурин был представителем СУОАС в Циндао, откуда его  исключили за «организацию и посылку группы для участия в партизанском движении, каковая группа оказалась спровоцированной и попала в крайне тяжелое положение,  а собранные для этого средства оказались выброшенными в интересах советской провокации».  (Hoover Archives. Moravsky. Вox 12). А.А. Пурин не оставил борьбы против советской власти. Позднее, по распоряжению НКВД его захватили в Шанхае китайские коммунисты и расстреляли.

 

К сожалению, пока трудно сказать, чем конкретно руководствовался Т.Д. Дерибас, заведя Дело о «Камчатской автономии» или «Автономная Камчатка». Может одной из косвенных причин послужило то, что совсем недавно он активно занимался известным «Шахтинским делом», процесс по которому начался в Москве 18 мая 1928 г. Дерибас овладел всей методикой фальсификации уголовных дел.  В начале 1933 года дело «Автономная Камчатка» было принято к расследованию Камчатским отделом ПП ОГПУ по ДВК. К концу того же года дело закончили. По нему прошли  краевед П.Т. Новограбленов, лесовод С.Д. Корниенко, профессор В.И. Огородников и другие.

 

«Шпионско-повстанческая и вредительская организация во главе с В. К. Арсеньевым»

 

Логическим продолжением дела об «Автономной Камчатке» стало и другое дело. В начале 1933 года экономический отдел НКВД по Дальневосточному краю завел Дело № 1692-34 «О контрреволюционной, шпионско-повстанческой и вредительской организации», которое составило 15 томов. По нему прошла целая группа дальневосточных ученых: научный сотрудник Дальгеолтреста М.Н. Арсеньева, профессор ДВГУ А.И. Козлов, директор Горно-таежной станции А.З. Федоров, профессор-лесовод В.Ф. Овсянников и др. По версии дальневосточных чекистов руководителем этой организации являлся известный путешественник В.К. Арсеньев, умерший в 1930 году. Надо отметить, что к этому времени имя Арсеньева перестало быть эталоном дальневосточной литературы. Статья Г. Ефимова «В.К. Арсеньев как выразитель великодержавного шовинизма», опубликованная в краевой газете «Красное знамя» 16 июля 1931 г. Ее автор писал: «[...] мы имеем право квалифицировать взгляды Арсеньева как откровенно шовинистические, идеалистические, уходящие своими корнями в активную пропаганду империалистических идей и защиту интересов русской буржуазии».  

 

Так была отмечена годовщина со дня смерти путешественника. В предисловиях почти всех переизданных в то время книг Арсеньева указывалось на его якобы неуважительное отношение к коренным народностям Дальнего Востока и на многое другое, чего не было и в помине. Не успев выпустить даже первого тома, издательство отказалось от выпуска собрания сочинений.  Но посмертные гонения на Арсеньева  были только вершиной айсберга. 31 марта 1934 года арестовали его жену Маргариту Николаевну. Из Владивостока М.Н. Арсеньеву отправили в  Хабаровск, где в Полномочном представительстве ОГПУ велось следствие. На первом же допросе выяснилось, что она обвиняется в том, что якобы с 1923 г. является членом контрреволюционной вредительской организации и выполняет ее  поручения. На допросе 10 мая 1934 г. следователь, выбивая из обвиняемой показания, задал вопрос о ее знакомстве с П.Т. Новограбленовым. На допросах Арсеньевой вскоре появился и бывший ректор ГДУ В. И. Огородников, которого арестовали на Камчатке 5 мая 1933 г., а затем этапировали в Хабаровск. Он подтвердил слова следователя, сообщив еще и о том, что Арсеньев должен был стать военным министром в правительстве «Камчатской автономии». «Признался» Огородников и в том, что Арсеньев «завербовал» его в 1927 г.

  

  11 февраля 1935 г. открылось заседание Военного трибунала  Особой Краснознаменной Дальневосточной армии (ОКДВА), на котором председательствовал Антонов, членами были Устюжанин и Лебедев, а секретарем Музыкалов.  Обвинение выдвинул старший помощник прокурора ОКДВА Блауберг, прочитавший обвинительное заключение: «В начале 1933 года Экономическим отделом Управления  Госбезопасности была вскрыта и ликвидирована контрреволюционная шпионско-вредительская организация в различных областях народного хозяйства Дальневосточного края. Показаниями обвиняемых Савича, Огородникова, Батурина и других было подтверждено, что она ставила своей конечной целью свержение Советской власти на ДВК путем вооруженного восстания и японской интервенции. После смерти руководителя В. К. Арсеньева руководство ею осуществляли Савич и Арсеньева [...]». М.Н. Арсеньева обвинялась в том, что она: «а) войдя в 1923 г. в контрреволюционную, шпионскую и повстанческую вредительскую организацию, состояла в таковой и выполняла ее поручения. б) По заданию агентов японской разведки занималась разведывательной деятельностью в пользу Японии и передавала им сведения экономического и военного характера; в) Будучи лично связана с агентами германской разведки во Владивостоке, в 1926 г. передавала им сведения об экономике Дальневосточного края; г) с 1929 г. была осведомлена о получении от агентов японской разведки директив по созданию повстанческих ячеек; д) За развед. деятельность получала должное вознаграждение».

    

20 февраля 1935г. на заседании трибунала было предоставлено слово и обвиняемой - М. Н. Арсеньевой. «Виновной я себя не признаю, - заявила Маргарита Николаевна, - и я отказываюсь от всех своих показаний, данных после 20 мая 1934 года. Показания после 20 мая я дала под угрозой того, что у меня заберут дочь и отдадут в колонию  для беспризорных. Этим мне угрожали следователи Грищенко и Матвеева. Свои ложные показания я давала исключительно для  того, чтобы спасти дочь от колонии для беспризорников». «Она провела в арестантском помещении ОГПУ достаточно времени, - отмечалось в протоколе заседания, - чтобы убедиться: нужно исходить не из того, какие ОГПУ имеет права, а из того, какие у него есть возможности. Если бы ее не вызвали на судебное заседание, то все, что она показала на  предварительном следствии, так бы и осталось всего лишь на бумаге протокола, но коль вызвали, то она решила сказать суду только правду».

 

Стали вызывать свидетелей.  Одного за другим в зал суда привели почти весь преподавательский состав ГДУ (Георгиевский, Половинкин, Строгий, Огородников, Невский, Вологдин, Иольсон, Лысогорский, Дорман, Иванов и др.). Профессор Овсянников, прошедший через ужас  НКВДских застенков, позднее  рассказал, что ему «не давали книг и работы, сидел в одиночке. Когда узнал на  предварительном следствии, что Арсеньев обвиняется в шпионаже и вредительстве,  пришел в ужас. Не повлияло на него и выселение из квартиры, лишения права  голоса, исключение из института и др. От своего мнения он не отказался и после этого. Правда, он считал, что произвол следствия является результатом неправильных действий отдельных лиц, а советская власть здесь не причем». Детская наивность интеллигенции той поры!

 

    Бывший председатель Южно-Уссурийского отделения Русского  географического общества А. З. Федоров  говорил, что следователи ОГПУ Молотов и  Колобов допрашивали его подряд 78 часов, меняясь друг с другом. Чекисты сказали, что «спать ему не дают за плохое поведение на допросе. Об Арсеньеве у него осталось  хорошее впечатление. Ему известно, что  Арсеньев писал доклад соответствующим  инстанциям о японской агрессии и  необходимости укрепления границ ДВК. Этот  доклад им был написан после возвращения из Японии».

  

Как бы то ни было, но на заседании Военного трибунала всем стало ясно, что обвинение ОГПУ НКВД против арестованных развалилось, как карточный домик. Государственный обвинитель Блауберг был вынужден взять слово: «В процессе судебного следствия  показания вызванных в суд свидетелей внесли новые моменты в характеристики обвиняемых и их деятельности. Они теперь требуют документальных доказательств. Кроме того, для оценки представленных суду научных работ обвиняемых необходимо заключение компетентных  лиц.  Необходимо также восполнить  недочеты расследования в судебном заседании.  Поэтому представляется возможным просить суд на основании ст. 398 УПК, направить дело на доследование». 28 марта 1935 г. обвиняемые Козлов А.И., Овсянников В.Ф., Соболев С.Л., дав подписку о невыезде, были освобождены из-под стражи, дав подписку о невыезде.

 

    Доследование было поручено начальнику отделения Айзику Ореловичу Кацу, одному из авторов дела «Автономная Камчатка». После проведенного доследования 22 ноября 1935 г. составили новое обвинительное заключение, гласившее: «Учитывая, что данных, добытых следствием, для рассмотрения дела в Военном трибунале не  достаточно, дело направить Военному прокурору ОКДВА на заключение и в Особом  Совещании при НКВД  СССР - на рассмотрение». «Тройкой» ПП ОГПУ, возглавляемое Дерибасом,  В.И. Огородников и В.М. Савич были приговорены к десяти годам исправительно-трудовых колоний. А.Д. Батурин и В.А. Зайцев были расстреляны. 31 января 1936 г. Особое Совещание НКВД СССР зачло Арсеньевой М. Н. в наказание предварительное содержание ее под стражей с 1 апреля 1934 г. по 3 октября 1935 г. Появилось на свет и заключение о ее снятии с работы как «антисоветского элемента и политически-неблагонадежную» с лишением паспорта. Выйдя на свободу, М.Н. Арсеньва уехала в Москву к родственникам. Там она рассказала, что благоприятному исходу ее дела было решение Гамарника.

  

Надо отметить и еще об одном факте - это уничтожение целого научного направления, издания Энциклопедии Дальневосточного края (ЭДВК). В конце 20-х годов, наподобие  Советской Сибирской энциклопедии в Новосибирске, в Хабаровске была создана группа, которая собрала группу ученых, которые стали писать статьи для дальневосточной энциклопедии. Судя по словнику, который был отпечатан массовым тиражом, можно отметить масштабность этого издания. Многие ее авторы были арестованы, находились под следствием или были высланы из Дальнего Востока. Все это парализовало работу энциклопедии. В верстке остался первый том, два других в машинописных рукописях (ГАХК. Ф. 537 (ЭДВК). Оп. 1).

 

Восточники

 

Некоторые российские и зарубежные историки связывают новый виток репрессий на Дальнем Востоке с появлением в Хабаровске комиссара госбезопасности Г.С.  Люшкова. Но еще задолго до его приезда были высланы из Владивостока преподаватели-востоковеды (А. Маракуев и др.), арестован Ц. Бадмаев. В те годы типичным для репрессий в СССР было то, что крупные дела заводились после ареста некоторых руководителей. Когда в Москве арестовали Якова Гамарника (конец мая 1937), то сразу же задержали во Владивостоке его ближайшего единомышленника Георгия Крутова (4 июня 1937), затем наступил черед его помощника,  начальника Приморского областного управления (ПОУ) НКВД Якова Визеля (4 июля 1937).

  

  Кто является автором дела, по которому прошли почти все владивостокские японоведы, сказать трудно. Вероятно, оно было коллективным «творчеством» сотрудников НКВД и их добровольных помощников, началось еще под руководством Я.С. Визеля. Тогда еще дела востоковедов не были объединены. В основном им предъявлялись обвинения в троцкизме и шпионаже, что являлось обычным в те годы. 23 июня 1937 года в Хабаровске арестовали бывшего директора ДВГУ А.В. Пономарева, друг Г.М. Крутова. Хабаровские чекисты особо не церемонились и вскоре последовало его «признание». Через шесть дней, 28 июня арестовали помощника директора ДВГУ по хозяйственной части А.П. Ещенко. 14 августа 1937 г. владивостокские чекисты задержали М.Н. Вострикова, который в жизни Пономарева сыграл свою трагическую роль. Являясь секретарем парткома  ДВГУ, он предложил исключить Пономарева, как царского офицера из партии. Вскоре А.В. Пономарева освободили и от обязанностей директора ДВГУ и он уехал в Хабаровск,  где вскоре был арестован. Во время допросов бывший директор вспомнил незаслуженные обвинения Вострикова и решил ему отомстить, выдумав преступления секретаря парткома.

 

31 августа 1937 г. арестовали японоведа К.А. Харнского. В постановление о его аресте отмечено, что он «[...] достаточно изобличается в том, что является агентом одного иностранного государства, в пользу которого вел шпионскую работу в СССР [...] (Л. 2). О «контрреволюционной организации» пока не говорилось ни слова. 8 сентября 1937 г. задержали другого японоведа — К.П. Феклина. 21 сентября 1937 г. наступил черед заведующего кафедрой ДВГУ Н.П. Овидиева. Тогда-то, по нашей версии, чекисты и решили объединить все дела востоковедов и на свет появилось «Дело № 1404 контр-революционной шпионско-вредительской организации, существовавшей в ДВ Государственном университете, входившей в состав правотроцкистского заговора на Дальнем Востоке». Ведение дел шло под пристальным вниманием начальника ПОУ НКВД М.И. Диментмана, который заменил Визеля. 5 ноября  1937 года арестовали З.Н. Матвеева, В.А. Войлошникова, И.Т. Быкова, Е.С. Нельгина, а на следующий день наступил черед и последнего — И.С. Менка. Надо отметить, что были арестованы и другие востоковеды. Были задержаны и японцы - преподаватели ДВГУ (С. Тонегава). Надо подчеркнуть, что аресты среди восточников не были каким-то особым событием в череде репрессий. Наоборот, как показали исследования, аресты среди ученых были повсеместным явлением в СССР.

    

Бывший сотрудник НКВД  Пак Сен Хун вспоминал, что к сотрудникам ДВГУ применялись особые методы дознания. В частности, он вспоминал допросы Харнского. 25 апреля 1938 года состоялось заседание выездной сессии Военной коллегии Верховного суда СССР, которое началось в 21 час и в 24 часа закончилось. Всех за исключением М.Н. Вострикова приговорили к расстрелу. Они были реабилитированы 2 апреля 1957 года.

 

ДВФАН — академики

 

Тесно к делу о востоковедах ДВГУ примыкает и дело о сотрудниках ДВФАН. Психоз в стране, взвинченный поисками внутренних врагов, с каждым месяцем расширялся. ДВФАН не стал исключением. Воспользовавшись случаем, некоторые ученые стали сводить счеты с оппонентами. Все чаще и чаще аргументами в спорах стали доносы. Анализ архивных дел позволяет сделать вывод, что нередко авторами выдуманных преступлений были коллеги осужденных. По Делу №17013 «О контрреволюционной шпионско-вредительской организации, действовавшей в Дальневосточном филиале Академии наук» летом 1937 г. были арестованы: Владимир Онуфриевич Мохнач, Петр Александрович Тихомолов, Константин Тимофеевич Метелкин, Александр Тимофеевич Булдовский, Артемий Сергеевич Порецкий, Борис Владимирович Витгефт, Игнатий Павлович Боговович, Иван Владимирович Шведкин, Юрий Алексеевич Онищенко, Любовь Владимировна Гернет, Ирина Николаевна Савич и М.Н. Арсеньева. Маргариту Николаевну арестовали 2 июля 1937 г. (постановление об аресте по статье УК 58 - 6 - 11 оперуполномоченным 4-го отделения ПОУ НКВД  мл. лейтенантом Черезовым было подписано 28 июня 1937 г.). Более года их продержали в тюрьме. Всем им было предъявлено обвинение в том, что они «состояли в право-троцкистской организации и проводили контрреволюционную работу».

  

   К примеру вот, как проходили допросы Арсеньевой. Следователь Управления НКВД по Приморской области, добившийся путем пыток показания ее непосредственного начальника геолога Б.В. Витгефта, близких подруг И.Н. Савич (жены В.И. Савича) и Л.В. Гернет, сидевших, как и она в тюрьме, и записал в протоколе: «... изобличают Вас как участницу право-троцкистской организации ДВФАНа. Прекратите запираться. Говорите правду». Следующая строка протокола допроса гласила: «Да, я решила говорить правду. Признаю, что я до 1936 г. являлась активным членом Приморской контрреволюционной организации, возглавлявшейся моим мужем, после его смерти профессором Савичем, и вела решительную борьбу с Советской властью».  Какой же ценой было получено это признание М.Н. Арсеньевой?

 

Может, следователь применил «браслеты», само зажимающиеся наручники, которые были специально закуплены в США для ведения следствия, а может, у него на вооружении имелось что-то другое. Одна из жертв отдела Управления Госбезопасности, работники которой допрашивали и Маргариту  Николаевну, вспоминал в 1939 году: «С Хреновым (следователь НКВД - прим. А.Х.) я встречался один раз (июнь 1937 г. - прим.  Авт.), но видел жертвы его работы. Я лежал в тюремной больнице с арестованным Романюком из Тернея, который рассказывал мне, что во время допросов у Хренова последний посадил его задним проходом на ножку стула, продавил его, и ножка прошла через задний проход и вышла в живот. Романюк и сейчас жив, но он калека, он просил отравы, чтобы скорее умереть. Мимо меня проходило много  жертв Мочалова (начальник отделения) и их группы. Арестованные рассказывали, что Хренов допрашивал их в пьяном виде. Мочалов - это садист, он жаждал крови, он отрывал людям семенники. Серебряков говорил мне, что Мочалов вставлял ему в задний проход штепсель и говорил при этом, что не вытащит штепсель до тех пор, пока не закипит у него.

 

В тюрьме сотрудники также бесчинствовали. Когда я сидел в карцере, то сам видел, как сотрудники тюрьмы Желтоногов и Горлов изнасиловали заключенную женщину, а потом задушили ее. Желтоногов и сейчас ходит на свободе. С женщинами в тюрьме было что-то потрясающее. Они сходили с ума, вешались. Сотрудники тюрьмы приходили в тюрьму пьяные, вызывали арестованных и избивали их. По распоряжению сотрудника тюрьмы Слепцова убили механика с парохода «Анадырь». В камере  размером 7 метров находилось до 35 женщин, которые тут же рожали». Есть и еще одно свидетельство. В июле 1938 г. было проведено общее совещание оперативных работников Управления НКВД. Бывший начальник отделения младший лейтенант госбезопасности Н.М. Мочалов вспоминал обвинения, которые выдвинула комиссия из Москвы: «Мы ничего не делаем, и что Сталин не знает, советский Владивосток или японский, а также мы не выполняем приказа  Наркома об аресте подозреваемых. Вместе с Фриновским приезжал быв. нач. УНКВД ДВК Горбач и на совещании говорил, что в Новосибирске расстреляно 66 тысяч человек, а во Владивостоке только (!) 12 тысяч.»

    

   Положение сотрудников ДВ ФАН усугубил акт, который подписали 7 мая 1938 г. находившиеся на свободе научные сотрудники Дальневосточного филиала  Академии наук под  руководством следователей  НКВД. В нем было написано: «Деятельность врагов народа во  всех областях работы ДВФАНа была направлена на  срыв и торможение разрешения  важных вопросов для соцстроительства края, тем  самым была допущена дискредитация филиала Академии наук, как научно- исследовательского  центра. В результате чего филиал не занял подобающего ему положения научного и организационного центра научно-исследовательской работы на Дальнем Востоке». 6 июля 1938 г. на свет появилась Директива, в которой подчеркивалась недостаточная борьба с «внутренними врагами». Ее подписал заместитель наркома СССР М.П. Фриновский, который прибыл в Хабаровск, а затем отправился во Владивосток.

    

  Обвинительное заключение  было утверждено начальником Примоблуправления НКВД майором госбезопасности М.И. Диментманом 20 августа 1938 г. Всем им инкриминировалось «участие в контрреволюционной троцкистской организации в ДВФАНе и занятие шпионской деятельностью». На следующий день 21 августа 1938 г. состоялось закрытое заседание Выездной сессии Военной коллегии Верховного суда СССР (Председатель   бригвоенюрист  Кандыбин Д. Я., члены - бригвоенюристы Китин И. Г. и Калашников  С. М.), секретарь трибунала военный юрист 1 ранга Кондратьев. После короткого совещания последовало решение: «[...] приговариваются к высшей мере наказания - расстрелу с конфискацией всего лично ей принадлежащего имущества. Приговор окончательный и на основании Постановления ЦИК СССР от 1 декабря 1934 г. подлежит немедленному исполнению». На каждого отвели 10 минут. Под грохот работающего трактора (чтобы не возникали нехорошие мысли у советских трудящихся), раздалась пулеметная очередь. 27 апреля 1958 г. заседание Верховного суда СССР определило: «Приговор Военной коллегии Верховного суда СССР от 23 августа 1938 года и постановление Особого совещания при НКВД СССР от 31 января 1936 года в отношении Маргариты Николаевны Арсеньевой по вновь открывшимся обстоятельствам отменить и дело о ней прекратить за отсутствием состава преступления».

 

А. А. Хисамутдинов

«Очерки к истории исследований на российском Дальнем Востоке»

www.fegi.ru

http://www.fegi.ru/primorye/science/khisam/repres1.htm

.