См. Ч.1. Поиски истины

Ч.2. Дальневосточная республика

Ч.3. «Тряпицын был борцом за власть Советов...»

Ч.4. Вариант биографии

Ч.5. Амурский поход

Ч.6. Клостер-кампское сидение

Ч.7. Николаевская страда, Китайская Цусима Амурского разлива

Ч. 8. «Штурмовые ночи Спасска, Николаевские дни»

Ч. 9. Николаевск-на-Амуре в Гражданскую войну

Ч. 10. Николаевский инцидент

Ч. 11. Пропуск слова «Социалистическая»

Ч. 12. Антибуферная политика

Ч. 13. Заговор против Тряпицына

Ч. 14. Агония «Николаевской коммуны»

Ч. 15. Уничтоженный город

Ч. 16. Керби. Амгуньский террор и бандитизм

 

Отступая из Николаевска-на-Амуре, Андреев командовал артиллерией, потом стал начальником Серго-Михайловского участка Амгуно-Мариинского фронта. В отряде Андреева были в основном жители Николаевска-на-Амуре. Можно представить настроения этих людей, которых Тряпицын лишил крова, имущества, а членов их семей - беженцев - обрек на перспективу выживания. 

 

Что же явилось причиной заговора? Если ответить на этот вопрос коротко, то нижнеамурцы не перенесли самого уничтожения родного города и последующих страданий его жителей во время эвакуации. Трудности перехода по тайге, отсутствие продуктов питания, грабеж и бандитизм по трассе эвакуации и самые разнообразные слухи на эти и другие темы.

 

Общим было то, что главным виновником трагедии считали Тряпицына. Упорно распространялся слух, что Тряпицын может бросить беженцев на произвол судьбы, а сам в сопровождении экспедиционного отряда выехать в Благовещенск, куда он уже отправил конфискованное в Николаевске золото.

 

(На самом деле небольшой отряд партизан под командованием И. Лаврова-Тигрова действительно ушел в сторону Хабаровска. Он должен был доставить золото в Благовещенск для закупки продовольствия для беженцев. Дальнейшая судьба этого золота неизвестна. Лавров-Тигров в воспоминаниях утверждал, что он сдал золото Д. Бойко-Павлову.)

 

Шли разговоры, что всех больных и престарелых беженцев будут уничтожать, чтобы не усложнять эвакуацию других, для этого роются ямы (рылся котлован для строительства фундамента под радиостанцию).

 

Говорили, что Н. Лебедева - жидовка, что она купается в молоке, а потом его дают детям, что детский приют, эвакуированный из Николаевска, готовятся отравить (телеграфист ошибся в одной букве: телеграмму «отправить детский приют» принял как «отравить детский приют»). Этот список слухов и домыслов можно было бы продолжить.

 

Толчком для выступления партизан-артиллеристов под руководством Андреева против Тряпицына послужило следующее. Совершив труднейший поход, Тряпицын организовал оборону заградительными отрядами.

 

В Сергие-Михайловском, недалеко от устья Амгуни, был поставлен отряд под командованием бывшего белогвардейского зауряд-прапорщика Ивана Тихоновича Андреева и его помощника Михаила Федоровича Аношкина. На месте почтового станка «Беда» поставлен отряд анархиста Леодорского-Осипова, командовавшего ротой бывших белогвардейцев, перешедших на сторону партизан от полковника Вица в Мариинско-Успенском.

 

Сам Александр Николаевич Леодорский под фамилией Сидоров в 1919 году служил в горной (белогвардейской) милиции. На сопке, с которой хорошо просматривалась река Амгунь, была организована застава из 7 партизан под командой Якова Есипова.

 

В Князево расположился отряд Семена Бачеева, которому придана рота Андрея Чащина. Штаб 1-го полка Бориса Амурова-Козадаева дислоцировал в Удинске, где находился и штаб Амгуно-Тырского фронта (в некоторых источниках фронт называют Амгуно-Мариинским, но это неверно, т. к. село Мариинско-Успенское было далеко в тылу японцев) во главе с Е.В. Сасовым- Беспощадным и его начальником штаба С.С. Стрельцовым-Курбатовым.

 

Отряды Бузина-Бича и Рогозина-Лапты остались в тылу японцев. Из диспозиции получается, что штабы оказались оторваны от боевых подразделений, в которых значительное количество личного состава составляли бывшие белогвардейцы. После длительного перехода по таёжным марям дисциплина упала, партизаны озлобились, никто не горел желанием рваться в бой.

 

По стратегическим соображениям, Тряпицын отдал распоряжение командиру первого полка Б. Амурову-Казадаеву выбить японцев из стойбища Усть-Амгуньское и создать там оборонительный пост партизан. Проведение этой операции было поручено Сасовым командиру партизанской роты Леодорскому.

 

На следующий день рано утром на берестяных оморочках уехали разведчики. Вернулись ночью и доложили - японцев много, по суши не пройти, на реке стоит канонерка, и против неё лодками по воде не попрёшь. Выслушав разведку, Леодорский ссылаясь на малочисленность роты, отказался выполнять боевую задачу. За невыполнения приказа атаковать японцев, по условиям военного времени, Леодорский-Осипов вполне мог быть расстрелян.

 

27 июня Тряпицын прибыл на Удинский склад и провел там заседание военного совета. От командира 1-го полка Амурова-Казадаева он получил предупреждение о том, что Андрееву с его отрядом доверять нельзя. В связи со сложившейся ситуацией, было решено провести чистку командного состава Амгуно-Мариинсконо фронта. Выполнение решения военного совета поручили командующему фронтом Сасову.

 

На практике это означало, что Леодорский и Андреев, как непосредственный начальник последнего, попадали под действие приказа по партизанской Красной армии за № 101 от 19 июня 1920 года: «Всех, не исполняющих боевые задачи... расстреливать на месте... ибо в настоящее время полумер не может быть».

 

На выполнение этого задания на фронт из Удинска выехал комполка Амуров- Казадаев, в подчинении которого и были выше названные лица.

 

29 июня Тряпицын издал распоряжение за № 106 от 29 июня 1920 года, согласно которому бывший начальник артиллерии тов. Андреев назначается заведующим артиллерийскими складами.

 

Это означало, что Андреев должен прибыть в Керби, где располагались склады, т. е. ему предстояло покинуть своё верное подразделение и предстать пред грозными очами командующего, зная суровый нрав последнего, такой приказ был равносилен смерти.

 

После ознакомления со всеми вышеописанными событиями приходит на ум мысль, что мотивы Андреева были далеко не благородными, как описываются многими свидетелями - дескать хотел спасти жителей и беженцев от тряпицынского террора. Если он что-то и спасал, то только свою шкуру.

 

Когда получивший приказ командующего комполка Амуров-Казадаев прибыл на катере «Аида», тащившим за собой большую железную баржу с продовольствием в расположение подчинённых ему артиллеристов, то его встретил Андреев и Леодорский с вооружёнными партизанами.

 

Поздоровавшись, Амуров сказал, что Тряпицын требует им прибыть в Керби, после чего передал Андрееву бумагу с распоряжением. Ознакомившись с её содержанием о своём новом назначении, Андреев твердо решил не подчиняться и ехидно сказав: «Понятно» - приказал разоружить прибывших, не ожидавших такого поворота событий. Амуров растерялся и беспрепятственно отдал оружие. Сопровождавшие его, также безропотно разоружились. Время было выиграно, Тряпицын ничего не узнал.

 

Надо сказать, что заговор ковался не в одночасье. Так сложилось, что Андреев выбрал самый удачный момент - люди был измотаны длительным отступлением, которое, как известно, деморализует любую, даже самую боеспособную армию.

 

Вышедшие из тайги и болот партизаны, радуясь окончанию мытарств, стали на постой, приняли баньку, пообстирались и расслабились. Воевать большинству не хотелось, а тут ещё возле Князева, у берега в кусты тальника прибило трупы, некоторые в нижнем белье с рублеными ранами.

 

Партизаны зашумели: «Кто эти люди? За что их? Смотрите, трупы плывут сверху по течению, значит, убивают в Удинске, а там расположился ревштаб, или в Керби, где засел Тряпицын со своим, чёртовым экспедиционным отрядом». И понеслось.

 

Главное направить народный гнев в нужное русло. Большинство партизан-андреевцев, как уже говорилось, были из Николаевска. Они не простили своего сгоревшего имущества и блужданий по тайге, их ничего не стоило настроить против Тряпицына и командования.

 

Бывший член Кербинского временного Военревштаба андреевцев Николай Константинович Павлов вспоминал, что мятеж (ну, это громко сказано, пока ещё ропот) поднял 3-й взвод сахалинцев во главе с Иваном Водяным, потребовав отрядного собрания и принятия безотлагательных мер для предотвращения преступлений ближайшего окружения Тряпицына. Этим и воспользовался Андреев и его соратники. Умело манипулируя, они сделали так, что Тряпицын из легендарного командира превратился в глазах партизан в источник всех их бед.

 

Утром 28 июня в Князево на катере из Сергие-Михайловска, находящего в 15 верстах выше, прибыл Андреев, а с ним ещё шестеро Полетаев, Аношкин, Николаев и другие. Кстати, убить людей могли в любом месте, например в том же Сергие-Михайловском, или там одни святые находились и, только, возле Тряпицына вилось бесовское отродье?

 

Прибывшие объявили о созыве общего собрания и направили делегатов в отряд Бачеева и Леодорского. Когда все собрались, Андреев взял слово и сходу начал обвинять Тряпицына, рассказывая страшные вещи.

 

Дескать, тот в ближайшие дни собирается вместе с экспедиционным отрядом, в котором собрались отъявленные головорезы, рвануть вместе с золотом, реквизированном на приисках, в Благовещенск, а всем остальным отдан приказ держать фронт против японцев до тех пор пока не встанут реки. До беженцев в Керби никому нет дела, дальнейшую эвакуацию не готовят, недовольных расстреливают без суда и следствия, в том числе партизан.

 

Припомнил расстрелянных в Николаевске Будрина с сыном, Мизина и прочих неудавшихся заговорщиков, сделав акцент на то, что это были безвинно убитые товарищи по партии, боровшиеся за Советскую власть. Ещё сказал, что расстреливают всех партизан, кто высказывается против засилья Тряпицына и его окружения. Именно их убивают в Удинске, а трупы бросают в реку.

 

В конце своей эмоциональной речи Андреев объявил о том, что он и верные ему артиллеристы решили выступить против неправильных действий Тряпицына и его штаба, против арестов и бессмысленных убийств и будут требовать наказания виновных. Ему вторил и командир другого отряда Семён Бачеев, красочно рассказав, что на Амгуни идёт террор.

 

Поддерживая Андреева, выступили и другие ораторы, главным образом, артиллеристы. Их речи произвели эффект разорвавшейся бомбы и буквально ошеломили партизан. Всё было внезапно и неожиданно, собравшиеся заволновались. Поднялся шум, споры, гвалт.

 

Одни поддерживали андреевцев, другие утверждали, такого не может быть, что-то тут не так! Третьи считали, что Тряпицын не знает о творимых безобразиях. Комроты Леодорский, обычно решительный и энергичный на собрании не выступал - колеблясь, решал, как поступить; с одной стороны знал, что Тряпицын доверяет ему и то, что о нём говорят сейчас ложь, с другой над ним висело домокловым мечом неисполнение приказа, могущее привести к расстрелу.

 

Партизаны обращались к нему:«Командир! Как быть? Что делать?» Тот нехотя отвечал: «Решайте сами, как решите, так и будет»

 

Спорили до хрипоты весь вечер, дело чуть до драк не доходило. Не заметили, как наступила ночь. Утром продолжили собрание и приняли решение - выехать в Керби для созыва общего гарнизонного собрания, на котором потребовать от Тряпицына доклада о дальнейших действиях, планах по эвакуации населения, а также разобраться с незаконными расстрелами и строго наказать виновных командиров.

 

Решение запротоколировали и подписали Андреев, Леодорский, Полетаев и ещё несколько партизан.

 

Как видно из случившегося, партизаны хотели во всём разобраться, но Андреев, Леодорский и ряд других командиров воспользовались их настроениями и перевернули всё в свою пользу.

 

Далее произошёл арест Амурова, отступать заговорщикам было некуда, настало время решительных действий.

 

Так Андреев оказался во главе мятежа, поскольку был старшим начальником на участке фронта и именно ему, в первую очередь, грозил расстрел. Плюс, не исключаю обыкновенную зависть.

 

Судите сами - с одной стороны молодой (23 года), удачливый и, несомненно, одарённый командир Яков Тряпицын, отличившийся в Великой войне, получивший Георгиевский крест (пусть даже один) и офицерский чин, обладающий организаторскими способностями - из маленького отряда сформировал настоящую армию, без серьёзных потерь взял город.

 

Сумел его удержать, а когда потребовалось, спасая людей - вовремя оставить. С другой - уже не первой свежести, (как никак - 36 лет. В то время - видавший виды человек!) заслужившийся в унтерах георгиевский кавалер Иван Тихонович Андреев.

 

Офицером стать не смог, не смотря на все попытки. Что ж, если полководец из Андреева не получился, то умения интригана ему было явно не занимать.

 

Вечером того же дня под руководством Андреева и Леодарского около 200 человек из их сторонников, прежде всего бывших жителей Николаевска, погрузившись, на пароход «Эммануил» с баржей и катер «Аида» двинулись вверх по Амгуни в Удинский склад. В Князево оставили небольшой заслон из 60 человек с пулемётом «Максим». Фронт, фактически, был брошен. Правда, японцы и не подумали ударить в тыл.

 

К Удинску мятежники подошли на рассвете в ночь с 1 на 2 июля. Прикрываясь кустами тальника, причалили ниже посёлка и быстро, бесшумно высадились. Группа Якова Есипова, высадившись с катера, разоружила спавшие пулеметные команды. Вторая группа с парохода и баржи должна была окружить Удинск.

 

Командование взял на себя Леодорский. Разбив отряд на мелкие группы по 5-7 человек, он поставил всем задачу разоружить гарнизон, стрельбы без надобности не открывать, а разоружённых партизан запереть по домам и до особого распоряжения не выпускать.

 

Всё прошло на удивление спокойно, безо всякой пальбы и сопротивления. Гарнизон Удинска и оба штаба, дислоцированные в нём, поправ все меры предосторожности и уставы воинской и караульной служб, несмотря на боевые действия, ведущиеся против японцев, словно и не было никого фронта - мирно спали! Спали все поголовно: часовые ночного дозора, караул, партизаны, спал и командующий фронтом Сасов-Беспощадный, взятый в постели в одних подштанниках.

 

Вот так, без шума и пыли, было арестовано всё командование фронта: Сасов-Беспощадный, Стрельцов-Курбатов, Коцуба, Кривулин и все те, кто близко стоял к Тряпицыну, из тёплых постелей они угодили прямиком в холодный, мрачный трюм баржи «Орочен».

 

Бескровный захват Удинска и арест ближайших сторонников Тряпицына приободрил заговорщиков.

 

Руководители восстания считали, что корейский отряд, преданность которого командующему не вызывала сомнения, под руководством Сасова-Беспощадного - одна из надежных опор Тряпицина.

 

Теперь обезглавив корейский отряд, заговорщики нейтрализовали все его действия - без русских командиров он не представлял опасности. После обеда мятежники, выпустив запертых по избам партизан, провели общее собрание, пригласив на него и мирных жителей.

 

Андреев, Аношкин и Николаев, как наиболее говорливые ораторы, рассказали о целях своего приезда, не пожалев чёрных красок в адрес командования фронта и лично Тряпицына. Повторились истории о беспричинных убийствах, Амгуньском терроре и то, что Тряпицын вот-вот, драпанёт с золотом в Благовещенск со своим экспедиционным отрядом, а им приказано держать фронт и проливать кровя!

 

Картину дополнили выступления жителей, рассказавших о зверствах Сасова и его приспешников. Дескать, по любому подозрению, людей расстреливают безо всякого суда. Люди пропадают, все в страхе. Правда, кого конкретно, расстреляли, и кто расстрелял, толком сказать никто не смог.

 

Указали на следы крови на площадке яра, откуда трупы убитых сбрасывались в Амгунь. Некоторые, затаившие обиду, партизаны вспомнили, что экспедиционному отряду и отличившимся партизанам давали лучшие питание, обмундирование, оружие.

 

«А чем это они таким отличились? Возьмите Федьку Горелова, грузчика. Все знают, что он лодырь пьяница и бийца, а его за какие-то шиши сделали командиром. Да, все знают, что он под видом обысков грабежами занимался. Сколько людей напрасно загубил, гнида!» «А, Оська Кручёный, каторжанская его рожа - истинно душегуб и тож командует! Куда Тряпицын смотрит!» «Почему, некоторым и командирам всё, даже кожаные костюмы из шевро и хрома, а остальным дуля?»

 

Такие разговоры вызвали волну возмущения, командиров, могущих повлиять на серую массу не было - все в трюме, и к мятежникам, повинуясь чувству толпы, присоединилось множество недовольных выразивших желание идти на Керби.

 

Постановили - «пусть Тряпицын на гарнизонном собрании расскажет обществу, как всё это получилось, почему не пресек злодеяния, куда смотрел и как думает разобраться с зажравшимися командирами. Если же не решит вопросы, то какой он командующий? Сами укротим пришлую сволочь!» Андреев и иже с ним были довольны.

 

Не откладывая дело в долгий ящик, тут же на собрании создали Временный военно-революционный походный штаб в составе М. Аношкина (начштаба), А. Леодорского, Е. Полетаева (секретарь), С. Бачеева, В. Пак, Н. Павлова, А. Никифорова и Н. Николаева. Председателем этого штаба и командующим восставшими избрали Андреева.

 

После собрания всем поддержавших мятежников, а их было явное большинство, вернули оружие изъятое ночью. К заговорщикам примкнул и корейский отряд. Всего набралось около 600 человек. Это уже была сила.

 

Заговор против Тряпицына сформировался окончательно, восставшие стали готовиться к походу на Керби. До трагического и кровавого финала партизанского движения на нижнем Амуре оставалось совсем немного.

 

Сергей Тимофеев,

Санкт-Петербург.

(Продолжение «Нижнеамурская голгофа. Поиски истины» следует)