Передо мной — фотография 1915 года, запечатлевшая свиту последнего досоветского губернатора Камчатки Николая Владимировича Мономахова. Сам губернатор сидит в первом ряду, в центре. Он — в черном сюртуке.
Шею украшает орденский крест Святой Анны. Из кармана манишки тяжело свисает цепочка часов. Видно, что Николай Владимирович высок и худощав, с величавой осанкой. У него густые темные усы и седая борода с бакенбардами.
По обе стороны от губернатора, похоже, сидят его близкие, а прямо на полу, у ног, в непринужденной позе расположился молодой человек, возможно один из его сыновей — Николай или Владимир. На это указывает то, что уж очень по-свойски уселся он перед губернатором. Хотя это только догадка. А вот пять женских фигур по обе стороны от Николая Владимировича — это явно его семья: жена Софья Михайловна и дочери.
Восемь детей было у губернатора Николая Владимировича Мономахова. Старшая, Мария, родилась 22. 07. 1887 года. Затем идут Николай (16. 04. 1889), Наталия (5. 11. 1890), Екатерина (20. 04. 1892), Владимир (20. 02. 1894), Елена (20. 02. 1896), Михаил (6. 05. 1898) и Александр, родившийся 27. 07. 1900 года.
Все они были одинаково любимы отцом, и он постарался каждому дать приличное воспитание. Глядя на фотографию, можно достаточно достоверно вычислить, кто на ней есть кто из родственников. По правую руку от Николая Владимировича сидит жена Софья Михайловна Мономахова, затем дочери: Елена, Екатерина и Мария. А вот по левую руку — темнолицая красавица Наталия Николаевна, вторая из дочерей. Она пишет стихи и песни, хорошо играет на гитаре, и вообще очень одаренная, чувственная натура. Впрочем, все дети Мономаховых исключительно одаренные, все музицируют, поют, сочиняют и танцуют. Например, младшая дочь Елена, учась в Петербургской консерватории, много пела на репетициях с Федором Шаляпиным. А сын Михаил стал танцором, до самой смерти в 1950-х годах он работал балетмейстером в Львовском театре.
О многом может рассказать старая фотография — о быте, нравах, одежде и вкусах. Но главное — на ней отображена эпоха, навсегда ушедшая в историю. А фотография — как ниточка, соединяющая нас с той, далекой, ушедшей жизнью. И не позволяющая ее забыть.
Николаю Владимировичу Мономахову судьба определила стать последним губернатором Камчатки перед революцией 1917 года. И он с честью справился со своими обязанностями, укрепив и приумножив добрые начинания и дела своего предшественника, первого камчатского губернатора Василия Власьевича Перфильева. Время губернаторства Мономахова — с 25 марта 1912 года по 18 ноября 1916 года, то есть четыре с половиной года.
Николай Владимирович — потомственный дворянин. Его отец владел двумя имениями в Саратовской губернии, а мать получила в приданое хутор. Окончив военно-артиллерийское училище, Николай Владимирович, однако, рано вышел в отставку в чине подпоручика и работал мировым судьей в Сердобском уезде Саратовской губернии.
Камчатский краевед и журналист Федор Иванович Чураенко, который в свое время много занимался исследованием жизнедеятельности Мономахова, сообщал, что низший, 14-й чин коллежского регистратора Николай Владимирович получил 14 мая 1883 года, а следующий, 12-й класс (11 и 13-й классы петровской табели о рангах уже не присваивались) — только через тринадцать лет, 2 июня 1896 года.
Иными словами, карьера Мономахова складывалась плохо, если не сказать, что не складывалась вовсе. Он уже был женат на дочери титулярного советника Софье Михайловне Старостиной, уже имел шестерых детей, а только-только двинулся по служебной лестнице. Но и на следующей ступеньке он опять застрял на долгих восемь лет. Это значит, что двадцать один год после ухода из армии Николай Владимирович Мономахов находился в самом низу иерархической чиновничьей лестницы и жил крайне скромно; родную губернию не покидал.
Семья Мономаховых была тихой, душевной. В ней царили любовь и понимание. Благодаря образованной и хорошо воспитанной матери, все дети увлекались литературой и искусством. В семье любили петь хором, музицировать, шумно и дружно справлять дни рождения.
Так бы и закончил Николай Владимирович свою скромную жизнь в Саратовской губернии, если бы в 1905 году в России не случилась революция.
Она оживила общественную и политическую жизнь страны. Ожил, как будто бы переродился и Мономахов. В нем проснулись и сила, и любовь к отчизне, и православные корни, и еще многое, что сразу начинает отличать патриота, державника от прочих людей. Он резко выступает против террора, революционных настроений, увлечения социал-демократией, которые подрывали устои общества. Естественно, эта твердая гражданская и человеческая позиции сразу выделили Николая Владимировича в общественные лидеры уездного, а затем и губернского масштаба. Пошла и карьера. За один только 1905 год он продвинулся до чиновника 8-го класса (коллежский ассесор), а 5 декабря того же года был пожалован Анной на шею.
Но настоящая карьера Мономахова началась в следующем, 1906 году. Пятого мая он был произведен в надворные советники и назначен исполняющим должность вице-губернатора Вологодской губернии. В октябре он получил 6-й чин коллежского советника, а в декабре был переведен в Петербург заведывать продовольственными делами Российской империи.
Теперь семья Мономаховых жила в Петербурге, на Казанской улице (ныне — Плеханова). Дети подросли, можно было дать им прекрасное образование. И родители на это не скупились. Позже, куда бы ни забрасывала судьба самого Николая Владимировича, столичную квартиру он не оставлял, она была центром семейной жизни, в нее возвращались, в ней кто-то из детей постоянно жил, часто — вместе с матерью Софьей Михайловной.
Двадцать второго апреля 1907 года Николай Владимирович произведен в статские советники, о его работе хорошо отзываются коллеги. Сам Столыпин, начавший реформы по оживлению окраин страны, хлопочет перед императором о переводе Мономахова во Владивосток, где требуется вице-губернатор Приморской области. Указ о переводе последовал 6 июля 1910 года.
О качестве работы Мономахова на новом посту говорит тот факт, что 25 марта 1912 года он за отличие переводится в действительные статские советники (чин 4-го класса, генеральский) и назначается губернатором Камчатки.
Из относительно бурной жизни Владивостока новый губернатор и его семейство попадают в сонное царство Петропавловска. Однообразная жизнь города скрашивается лишь приходами пароходов с Большой земли. Тогда прибывают и новые люди, с которыми можно поговорить, узнать новости российской и мировой жизни. Потребность в занятиях, главным образом культурных, ощущалась в Петропавловске очень сильно. Уже осенью 1912 года Николай Владимирович Мономахов пишет представление Приамурскому генерал-губернатору об ассигновании пятидесяти пяти тысяч рублей для строительства в городе общественного собрания. «Отсутствие в Петропавловске всего того, к чему привык интеллигентный класс, как то: театры, библиотеки, клубы и т.д., в связи с ограниченностью состава чинов администрации, при которой редкий день не приходится всем видеть друг друга, действует удручающе, в особенности на тех из них, которые перевелись из более или менее культурного города, — аргументирует он свою просьбу. — Наиболее существенным в достижении цели средством была бы постройка общественного собрания, в котором могли бы ставиться любительские спектакли, можно было бы танцевать, где была бы библиотека, бильярд и т. д. Потребность в таком доме сильно ощущается, и наличие его послужило бы в значительной степени к объединению общества и дала бы возможность мало-мальски разнообразить жизнь людей, обрекших себя на службу на крайнем северо-востоке с его более чем тяжелыми условиями жизни».
К сожалению, такое здание так и не было построено, хотя рисунок его сохранился в архивных документах. Пришлось приспосабливать для указанных целей помещения Литературно-музыкально-драматического общества. А позже на углу улицы Большой и Воробьева переулка выстроили здание театра, который получил имя супругов Мономаховых. Это здание существовало до 1936 года, пока не сгорело. И все это время, за исключением смутных революционных лет, в нем располагался именно Камчатский театр.
При губернаторе Н. В. Мономахове был достроен в Завойкинском саду и освящен новый собор во имя Святых апостолов Петра и Павла. Двадцать третьего декабря 1912 года в Петропавловске торжественно освящена и открыта второклассная приходская школа, а в 1913 году — построена новая часовня над братской могилой защитников города от англо-французского десанта. Двадцать первого апреля 1913 года был утвержден герб города, который существует и поныне. Наконец, стараниями Мономахова в Петропавловске появился телефон с несколькими десятками номеров.
Первого января 1913 года Петропавловское городское училище преобразовывается в Высшее начальное училище по положению от 25 июня 1912 года. Осенью того же года с последним пароходом в город прибыла часть Петропавловской жандармской команды в составе двадцати пяти нижних чинов и одного офицера. Остальные сто двадцать пять человек должны были прибыть со следующей навигацией.
В 1914 году в городе построили сейсмическую станцию 2-го разряда. Она находилась на правом берегу реки Поганки. Здание состояло из аппаратной и прихожей, построено было из железобетона с каркасом из балок. Арматура железобетона — металлическая проволока.
К осени 1914 года закончили грунтовую колесную дорогу до села Завойко (нынешний город Елизово). В том же году англичане поставили памятник своему соплеменнику Ч. Клерку.
В 1914 году в Санкт-Петербурге выходит книга «Забытые русские земли. Чукотский полуостров и Камчатка», написанная журналистом Б. К. Подгурским (псевдоним — Борис Горовский). В ней многие страницы посвящены Камчатке.
«Камчатка за последнее время начала сильно интересовать многих русских людей; ее посещают, изучают, ее описывают, пытаются по возможности культивировать. Много сделано крупных ошибок относительно этого края — их уже не воротишь и не исправишь; но хорошо было бы хоть частью отдать себе полный отчет в этих ошибках, чтобы в дальнейшем они не повторялись.
...По прибрежью растянулся город, состоящий сплошь из деревянных домов, часто с очень красивым фасадом. В середине города высится церковь, в ограде которой находится памятник командору Берингу. Улицы Петропавловска, конечно, сохраняют совершенно первобытный вид: непролазная грязь весной, летом — страшная пыль лежит на дорогах, сплошь изрытых колеями и выбоинами, между которыми то тут, то там торчат корни вырубленных деревьев.
Население Петропавловска доходит теперь до полутора тысяч; но нигде, я думаю, нет такого громадного процента должностных лиц, как здесь. Губернатор Камчатки, вице-губернатор, вся губернская канцелярия, масса чиновников, инженеры — все сосредоточены в этом маленьком городке… Оживляется Петропавловск летом, когда начинается навигация и заходят пароходы. Тогда в местном клубе открывается сезон любительских спектаклей, вечеров, организуются пикники и т.п. Зимой петропавловцы усиленно занимаются спортом; на небольшом озере устраивается прекрасный каток на гладком, как паркет, льду, процветают поездки на собаках.
В Петропавловске теперь есть уже магазины владивостокской фирмы Чурина, где можно все что угодно достать, но, конечно, по крайне высоким ценам. Разумеется, особенным комфортом жизнь населения не обставлена, но в общем все же, я думаю, большинство наших провинциальных городов живет много хуже…
Петропавловск — город чиновничьего мира, все учреждения в нем почти исключительно правительственные. Имеются больница и начальная школа. Местные жители охотно посылают туда своих детей; курс — двухклассный, преподает сам начальник школы и три учительницы. Вся школа содержится на небольшие казенные средства и добровольные пожертвования… Долго не могли придумать приманку для того, чтобы заставить жителей жертвовать; первый почин в этом положил в 1910 году военный охранный транспорт «Колыма». Офицерами, совместно с местной интеллигенцией, был поставлен любительский спектакль, давший сразу около тысячи рублей; это был первый спектакль города Петропавловска, после которого теперь уже правильно функционирует любительский театр, всегда дающий очень приличные сборы, идущие целиком на дела местных общественных нужд…
Я так подробно описываю Петропавловск потому, что вся жизнь Камчатки сосредотачивается в нем, от него зависит все его благосостояние.
Петропавловск как город разрастается очень быстро. Камчатка начинает сильно цивилизовываться, движение всевозможных грузов и пассажиров уже сейчас громадное, а удобств никаких. Не надо забывать, что этот город, единственный центр далекой окраины, играет исключительную роль в жизни края, который развивается с каждым днем. Петропавловск для всего Дальнего Востока — это то же, что Владивосток для Сибири, но роль его как морского порта несравненно значительнее, чем всякого другого, ибо он навсегда лишен железнодорожного пути…»
В 1900 году Чукотский полуостров был отдан в концессию для поисков золота В. Н. Вонлярлярскому. Два года российские штейгеры и промывальщики исследовали реки и ручьи этого края, а в 1902 году концессия была продана Северо-восточному Сибирскому обществу. Это общество наняло для работы иностранных геологов, и в 1906 году француз Надо открыл богатую россыпь золота в одном из левых притоков реки Волчьей, впадающей в Анадырский лиман. «Река Волчья — это наше русское Эльдорадо, — писал в 1915 году журналист В. В. Арцышевский в журнале «Огонек». — А край этот — русский Клондайк.
Чукотский полуостров является соседним с когда-то нам принадлежавшей Аляской, где были открыты богатейшие в мире золотые россыпи, которые привлекали к себе золотоискателей со всего света, не побоявшихся ни сурового климата, ни страшных трудов, при которых приходилось там работать. И здесь открыты россыпи золота, которые не уступят американским по своему богатству. Слава о чукотских россыпях давно носилась по Сибири, и отважные золотоискатели тайком проникали в эти места и хищническим способом намывали себе золота, не пугаясь ни тяжких лишений, ни преследований властей, карающих за хищническую добычу золота».
В 1912 году Российский геологический комитет посылает в Анадырский край, который тогда административно входил в состав Камчатской области, экспедицию геолога Петра Игнатьевича Полевого. Чтобы добраться из Владивостока до Анадыря, геологи зафрахтовали пароход «Эдуард Бари» и вышли в море 21 июня. Работы начались только в июле, что не дало возможность закончить их до зимы. Полевому пришлось зимовать в Марково и продолжить исследования в следующем, 1913 году. Именно в это время на Чукотку выехал и камчатский губернатор Николай Владимирович Мономахов. Вот как описывал это журналист Арцышевский: «Н. В. Мономахов лично предпринял поездку в этот край, проехав большую часть пути на собаках, и только в некоторых местах верхом на лошади, сделав туда и обратно более 2000 верст. Приехав на прииск «Дискавери», открытый американским проспектором г. Надо, … экспедиция приступила к его осмотру. Обследовав весь золотоносный район, члены экспедиции были поражены его богатством. Работавшие хищники при помощи примитивных инструментов намывали в течение двух-трех месяцев от 2 до 4 фунтов золота на брата, набирая песок для промывки непосредственно из ручьев. Впадающие в р. Волчью речки и ручьи с давних времен получили названия от хищников, указывающие на присутствие золота в этих речках. Здесь встречаются названия Эльдорадо, Кварцевый, Золотой, Сомнительный, Надежда и другие. Как зачарованная всеми виденными богатствами, вернулась экспедиция в Петропавловск после 3-месячного скитания по пустынным местам Чукотской земли.
Тихо пока в тех благодатных местах, и когда будет разрешено приступить к добыче золота в бассейне реки Волчьей, неизвестно. Неужели опять будут все эти места переданы концессионерам, которые передадут свои права за хороший куртаж иностранцам, а те будут добывать золото хищническими приемами, как это уже было, не сделав для края ровно ничего».
Таким образом, Николай Владимирович стал одним из немногих высокопоставленных лиц империи, которые когда-либо устремлялись в подобные путешествия на собаках и даже пешком. Эта поездка окончательно убедила губернатора в том, что Камчатская область — богатейший край, нетронутое будущее России, ее экономический потенциал.
В июне 1914 года в Петропавловске, в доме А. П. Журавского, что на Второй улице, открылась типография, приобретенная для казенных нужд. В ней печатались газета «Камчатский листок» и всевозможные документы губернской канцелярии. Позже типографию приобрел М. М. Пономарев. В 1915 году здесь вышла первая камчатская книга, автором которой была дочь губернатора Наталия Николаевна Мономахова. Книга называлась «Мои песни». В отделе редких книг Камчатской областной научной библиотеки имеется единственный экземпляр копии этой книги. Сама книга, с которой сделана копия, находилась, судя по печатям, в Московском публичном Румянцевском музее.
А копия самодельно переплетена в виде небольшого альбома. Переплет очень качественный, крепкий. Имеется фотопортрет автора, по которому я и нашел Наталию Николаевну Мономахову на старой фотографии, запечатлевшей свиту губернатора в 1915 году. Это именно она сидит по левую руку от отца в белом платье с большим кружевным воротом и накинутой на плечи цветастой шали. Они с отцом составляют две центральные фигуры снимка.
Наталье Николаевне Мономаховой шел тогда двадцать пятый год. Она была поэтической и музыкальной натурой, хорошо играла на рояле и гитаре. Пела, в основном песни собственного сочинения. Они хорошо слушались и всегда вызывали бурю восторгов в любой компании, собирающейся в губернаторском доме. Похоже, эти свои сочинения она и собрала в книжку, которую предварила словами: «Посвящаю дорогому, горячо любимому, отзывчивому на все прекрасное отцу».
В книге пятьдесят девять стихотворений, и состоит она из восьмидесяти девяти страниц текста. Конечно, здесь не только песни, хотя все произведения напевны, легки, лиричны. Одно из произведений — «Забытая усадьба» — по размерам и содержанию можно даже отнести к жанру малой поэмы. А стихотворение «Их много пало там…» имеет гражданское звучание, хотя и окрашено, как прочие, женской лиричностью.
Упоминаемый мною выше краевед Федор Иванович Чураенко в рукописной работе «Некоторые сведения об авторе сборника» пишет о Наталии Николаевне и ее творчестве следующее: «В сборнике собраны ее песни, которые исполнялись автором вечерами, и на слух, при довольно приятном голосе исполнительницы и при сопровождении таких певичек, как мать Софья Михайловна, сестра Лена и другие братья-сестры, эти вещи воспринимались гостями хорошо. В отдельности они могли произвести некоторое впечатление. Собранные же вместе, они при чтении впечатления не производят, так как обнажается однообразие лексики и образов, рифм: соловьи, звезды, мечты, цветы, розы, слезы, песня грустная и томная, роща укромная, сад, любовь, рыдания… Только в нескольких стихах проскальзывает что-то от жизни, от трудностей, от войны, от забот материнства — но именно проскальзывает, по поверхности, без умения и желания достичь каких-то глубин. Камерные, салонные песенки».
В чем-то Чураенко прав, но не со всеми его выводами можно согласиться.
Воспитанная на любовной лирике и французских романах, живя в узком кругу семьи и немногих знакомых, Наталия Николаевна и не могла иначе воспринимать окружающий мир. Образно говоря, она видела его лишь через окно дома и ветви деревьев своего сада — сада души. К тому же, по-видимому, сказывалась мода на романсы, песенки в стиле шансон, альбомные стишки.
«Радость на миг опьянила нас ласкою, / Жизнь показалась волшебною сказкою, / Царством любви, царством грез…»
И действительно, иначе как царством грез жизнь этой девушки, дочери губернатора, действительного статского советника, не назовешь. Отсюда и темы, и мотивы ее стихов и песен: ожидание любви, ночные томления, мечты, слезы, обиды… «Лгали любимые, ясные очи. / Лгали бессонные, белые ночи. / Песня лгала соловья…» Или: «Люблю мечтать, забравшись в гущу сада…»
Пытается она придумывать картинки и из реальной жизни, о которой, конечно же, слышит, которую знает по разговорам, газетам, книгам. Так рождаются стихотворения «Падшая», «Зал кафе-шантана ярко освещен…», «Тюрьма», «Мать», «Из дневника самоубийцы» и другие. Описывает она и свои впечатления от посещения тех или иных мест — стихи «Сула-Ярви», «Где-то волны моря…», «Бесконечное поле, и пашни, и нивы…», «В зеленом, сосновом лесу…».
Лирика, чистой воды женская лирика — вот основа творчества Наталии Николаевны Мономаховой. Но переломное, сложное время и ее не оставляет в стороне. Тревожные мотивы все чаще начинают звучать в стихах молодой поэтессы. «Письмо», «Родина», «Забытая усадьба», «Разбитые мечты», «Их много пало там…» — вот лишь часть стихов, составивших сборник, которые отражают эту тему. Она уже пишет: «Погасла надежда, развеялись грезы, / Исчезли волшебные сны…»
Печальный конец. И он действительно печальный. То, о чем писала Наталия Николаевна в поэме «Забытая усадьба», свершилось: «Пусто здесь, тихо… Не слышно ни звука… / Дом заколочен, стоит одиноко. / Грустно на нем отразилась разлука / С тем, кто уехал куда-то далеко…» Сначала февральская революция, а затем октябрьский переворот 1917 года сломали жизнь семейства Мономаховых, разметали их по стране, а может быть и по свету. Все рухнуло навсегда…
А заканчивалась история жизни последнего камчатского губернатора на полуострове так. Двадцать третьего сентября 1916 года Николаю Владимировичу сообщили, что у села Соловарня в Авачинской губе прибило к берегу неуправляемую японскую шхуну «Хонго-мару» с тридцатью рыбаками. Шхуну почти месяц носило по океану, пока она не попала на Камчатку. Измученные рыбаки не чаяли остаться живыми. Узнав об этом, губернатор тотчас дал указание снять со шхуны людей и грузы. На спасение японцев отправили паровой катер «Губернатор Перфильев», который 24 сентября привел шхуну в порт. Мономахов лично побывал на ее борту и распорядился погрузить японцев и все их имущество на пароход «Тобольск», отбывающий во Владивосток.
Собственно, в эту пору засобирался в отпуск и сам губернатор. В начале октября от Министра внутренних дел России поступила телеграмма, разрешающая Мономахову шестимесячный отпуск. Но прежде чем уехать, он успел организовать еще как минимум два больших общественных дела. Первое — тушение Мишенной сопки, второе — сбор средств для солдат Великой войны (так в России тогда называли Первую мировую войну). Мишенная сопка загорелась около двенадцати часов дня 2 октября. Пал превратился в настоящее пожарище, в Петропавловске нечем было дышать, огонь угрожал сельскохозяйственной ферме.
Для тушения подняли не только пожарных и жандармов, но и свободных от работы горожан, даже китайское землячество сформировало команду из пятидесяти человек. Вышли на пожар и жители села Сероглазки, которые влились в команду, возглавляемую начальником Петропавловского уезда С. М. Лехом.
А 17 ноября 1916 года в собрании драматического общества был устроен торжественный обед по случаю отъезда Его Превосходительства действительного статского советника, губернатора Камчатки Николая Владимировича Мономахова в отпуск. С ним уезжала вся его семья. Переворачивалась последняя страница истории досоветской Камчатки. Правда, в театре имени «С. М. и Н. В. Мономаховых» еще долго шло грандиозное кабаре, которое любили посещать солдаты.
Февральская революция 1917 года застала Мономаховых в Петербурге. Губернаторской должности Николай Владимирович, естественно, лишился, поэтому о возвращении на Камчатку не могло быть и речи. Все имущество семьи, оставшееся в Петропавловске, было продано на аукционе городскими властями.
Выручка наверняка пошла в казну, если не кому-то в карман.
О дальнейшей судьбе Николая Владимировича Мономахова ничего не известно. То ли он сгинул в горниле Гражданской войны, то ли эмигрировал за границу?
Ничего не известно и о Наталии Николаевне. А вот судьба старшей дочери Марии Николаевны и младшего сына Александра Николаевича прослеживается до 1919 года. Они оба служили по найму в 6-й Красной армии, она — машинисткой, он — телеграфистом. Узнав, что они дети дворянина и бывшего губернатора, командование поспешило обоих уволить, «вычистить». Больше об этом славном семействе ничего не известно.
Александр Смышляев,
«Дальний Восток», № 5, 2009.
Фото .
