(к 100-летию Н. М. Рогаля. 2009 г.)

См. также Капитан «Дальнего Востока»

Николай Рогаль - 1970 г.

Мои воспоминания в основном детские. Когда я родилась, мы жили в комнатушке в здании «Скорой помощи», которая находилась на улице Запарина — сейчас там собес Центрального района. Там в нескольких комнатах устроили общежитие для врачей и медицинских сестер.

Говоря о папе, нельзя умолчать о маме. В 1933 году она закончила Первый Ленинградский медицинский институт. Три подружки, три Марии, крутанули глобус, ткнули пальцем и попали в Хабаровск. Провели прямую линию, и эта линия оказалась на уровне Крыма. И поэтому подружки оставили дома все теплые вещи и глубокой осенью тридцать третьего налегке приехали в Хабаровск работать врачами-педиатрами. Да так и остались на Дальнем Востоке.

Мама была спортсменкой, комсомолкой, активисткой, заводилой. С папой познакомилась на одном из слетов комсомола. Он был настоящим вожаком молодежи, трудностей не боялся. Однажды на лесоповале повредил ногу. Как он сам рассказывал, осенью, стоя в ледяной воде, комсомольцы укладывали бревна на платформу: одни подавали, другие закрепляли и связывали; видно, плохо закрепили, бревна рассыпались, и папе придавило ногу. Пока освободили, пока доставили в больницу... А там наложили гипс от паха до ступни, а надо было — до колена. Поэтому впоследствии нога в колене не сгибалась. А ведь он мечтал быть летчиком.

Папа окончил четыре класса церковно-приходской школы. Все свои знания получил самообразованием. Одно время жил в общежитии Высшей партийной школы в одной комнате со студентами и учился вместе с ними, не посещая лекций.

В 1936–1937 годах его адресом было общежитие на улице Комсомольской. Когда начались аресты, все куда-то разбежались, а он был болен, лежал в комнате один, беспомощный, — тут и нашла его мама и перевезла к себе. Теперь я понимаю, что она спасла его от ареста. Арестовывали тех, кого заставали на месте, а если не находили, то больше не искали.

Отец его, Митрофан Иванович, работал на железной дороге. Он был членом профсоюза железнодорожников с момента его организации. Участвовал в забастовках железнодорожников. На Дальний Восток попал будучи солдатом, потом работал на строительстве Уссурийской железной дороги и с окончанием стройки стал рабочим-путейцем. Умер он 3 апреля 1921 года в Хабаровской железнодорожной больнице из-за пыток и истязаний, которым его подвергли в следственной белогвардейской комиссии, выяснявшей обстоятельства казниста пятидесяти активных белогвардейцев на Хорском железнодорожном мосту в апреле 1920 года (вскоре после провокационного выступления японцев 4–5 апреля).

После его смерти бабушку Марину Дмитриевну с тремя маленькими детьми выгнали из казенной квартиры на улицу. Неизвестно, как бы сложилась их жизнь, если бы бабушка не вышла вторично замуж за Якова Никандровича Корнева, крестьянина-бедняка (из казаков, переселенцев с Дона), позднее колхозника.

Николай Митрофанович в январе 1924 года стал комсомольцем, секретарем ячейки, а в январе 1929-го — членом партии, продолжительное время находился на комсомольской и партийной работе.

Я сейчас точно не помню, но где-то в начале 1940 года родители получили квартиру на Карла Маркса, 18 (двор гостиницы «Дальний Восток»).

В кухне — огромная печь, небольшой столик и большущий ящик для картошки. А картошка там если и была, то редко и совсем немного. За ящиком — окно, выходившее во двор. В комнате стояла родительская кровать, отгороженная ширмой, моя небольшая кровать, маленький столик, за которым работал папа. На столике две лампы — электрическая и керосиновая: часто отключали свет. К столу придвинуты три венских стула. Тут же небольшая этажерка, на ней — книги и писчая бумага.

Когда в ноябре 1940 года родился братик, то он спал в соломенной корзине, с которой мама приехала из Ленинграда. Была и раковина, но ни холодная, ни горячая вода не поступала. Воду брали в полуподвальном помещении. Жили мы на третьем этаже, поднимались по железной лестнице, зимой ходить по ней было очень скользко. Единственное окно выходило на Комсомольскую улицу.

Родители радовались этой своей квартире. На огонек к нам часто приходили писатели В. Н. Ажаев, А. Гай (Плешков), А. С. Пришвин и другие (сейчас уже не помню кто).

Дядя Алеша (папин брат) ушел на фронт. С нашего двора многие ушли на войну. Все мы, взрослые и дети, с нетерпением ждали вестей с фронта. От папиного брата приходили письма, а иногда и фотографии. Письма не сохранились, а фотографии остались. Одну я отдала в музей города Хабаровска.

Помню, в комнате висела карта и папа отмечал красным карандашом передвижения наших войск.

Когда у нас на Дальнем Востоке началась война, папу сразу призвали в армию, и он улетел в Маньчжурию. Маму тоже призвали — капитаном медицинской службы. Меня и брата могли отдать в детский дом, но мир не без добрых людей. Очень хорошая знакомая, тетя Галя Богатырева (не помню ее отчества), имея троих детей, взяла нас к себе в Пригородное, где-то за базой флота. Раньше слово «дача» не говорили, а называли — Пригородное.

На Хору жила бабушка и первая жена дяди Алеши, тетя Аня, с маленьким ребенком. Тетя Аня, получив бумагу, что Алексей Митрофанович без вести пропал, вышла замуж вторично. А он вернулся…

Хотя папа и бывал очень занят, нам, детям, всегда уделял внимание. Что-нибудь рассказывал интересное и, если видел детские книги, всегда покупал. Мы с братиком с детства умели читать и трепетно относились к каждой книжечке.

В 1950 году папе предложили две квартиры на выбор: одна в Доме специалистов на площади имени Ленина, вторая — рядом с Центральным гастрономом. Папа выбрал вторую — уж очень хороша там была детская площадка.

Даже фонтан был во дворе. Когда мы переехали, стоял только один наш дом. Не было дома со стороны улицы Калинина, 71 (где аптека) и дома № 13 по улице Карла Маркса (где «Алмаз»). Днем во дворе много машин: они обслуживали два магазина, продуктовый и хлебный, а также мелкооптовую базу, где отпускали продукты детским садам и каким-то учреждениям. Но к вечеру двор оказывался в нашем распоряжении. На детской площадке была натянута сетка для игры в волейбол, нас ждали беседки, качели. Родители, чьи дети там резвились, часто выходили во двор, придумывали для нас новые забавы. Наш папа очень хорошо играл в городки и учил мальчишек выбивать «пушку».

Помню, как Дмитрий Дмитриевич Нагишкин (он жил в первом подъезде) приходил к нам на площадку и рассказывал что-нибудь интересное. Его сын (мой ровесник) тоже играл с нами. А потом случилось несчастье: он утонул в Амуре, и они почти сразу же уехали из Хабаровска. Я долго переписывалась с Галиной Устиновной Черной (женой Нагишкина).

В квартире, где я живу и поныне, бывали многие писатели и художники Хабаровска. Отмечали все праздники и дни рождения. Правда, детей за стол никогда не сажали. Мы играли или в квартире Витрищаков, или у Пришвиных.

А какой интересный собеседник был Вадим Вадимович Павчинский! Позже мы с ним могли часа два кряду говорить по телефону на разные темы.

Помню уютное здание на улице Комсомольской, где на втором этаже находился Союз писателей и редакция журнала «Дальний Восток». А на первом — отделение ВТО (Всероссийское театральное общество). Там было тесновато, но очень уютно и всегда людно.

Папа часто ездил по Хабаровскому и Приморскому краю, искал молодые дарования. В одну такую поездку он взял с собой и меня. В Приморье познакомил с удивительным человеком, приморским писателем Василием Трофимовичем Кучерявенко. Он водил нас по Владивостоку и так вдохновенно рассказывал о городе, что мы были в восторге.

Побывали в гостях у Халилецких. Георгий Георгиевич — журналист, писатель. У его жены было хобби — она собирала кукол. Они сидели и стояли в застекленных шкафах. И каких только кукол там не было! От самых маленьких до огромных. У меня дух захватывало от такого зрелища. Чудо! В детстве я играла только самодельными куклами (их шила мама). И вот когда я училась уже в пятом классе, папа привез из Москвы целлулоидного негритенка. Как я его любила! Таскала его с собой везде, даже в школу. Девчонки смеялись, но я не обращала внимания.

В этой квартире у нас бывали почти все дальневосточные писатели: Р. К. Агишев, А. С. Пришвин, Н. Е. Шундик, А. А. Вахов, Д. Д. Нагишкин, В. Н. Александровский, В. Н. Иванов...

Павел Васильевич Халов — большой друг нашей семьи. Он приходил часто. Был хорош собой — его светло-русые кудри впечатляли. Вначале он писал стихи, и неплохие, но потом папа уговорил его писать прозу, помог в этом. Так с папиной легкой руки он и стал прозаиком.

Глава писательской организации Виктор Николаевич Александровский — хороший, порядочный человек. Он нам очень помог, когда папа умер.

Начиная с двадцатого съезда писателей, папа часто летал в Москву. В Москве он чувствовал себя лучше, и его неоднократно звали туда жить, но, коренной дальневосточник, влюбленный в дальневосточную природу, он даже слышать об этом не хотел.

На работе он был строгим, но справедливым. Всегда чувствовал фальшь, не принимал халтуры. На одном из юбилеев ему написали: «Нам нужны такие Рогали, чтобы нас совсем не трогали».

К семье папа относился очень трогательно. Он привозил нам кофточки, обувь, рубашки, сумочки. Раньше в Хабаровске совсем не было хороших конфет, и папа всегда привозил их из Москвы. Я очень любила угощать ими своих подружек.

В 1955 году папа стал главным редактором журнала «Дальний Восток» и оставался на этом посту до конца жизни — вплоть до ноября 1977 года. Его знали все. Иногда вместо адреса на послании было написано: «г. Хабаровск, Рогалю». И эти письма ему доставляли. Если его просили помочь устроиться на работу, помочь с квартирой, просто звали поговорить, он никому не отказывал. Как говорит Майя Петровна Вахова, «его уважали».

Он рано ушел из жизни, многое не успел сделать. Собирался, выйдя на пенсию, написать новый роман, хотел создать трилогию.

Сколько помню, он, даже когда болел, всегда был обложен рукописями. Когда папы не стало, его друзья-писатели не бросили нас на произвол судьбы. Часто к нам домой приходил Георгий Георгиевич Пермяков. Очень интересный и своеобразный человек. Папа долго убеждал его прийти работать в редакцию журнала «Дальний Восток», но так и не уговорил.

Всячески помогал нам папин друг Василий Евтропович Романов (художник). Помогали нам Фаина Ивановна Грачева, Татьяна Артемьевна Романова, Дина Николаевна Ефименко, Юлия Алексеевна Шестакова, Анна Романовна Павчинская. Они все внешне такие разные, но всех их объединяет доброта и отзывчивость. Ныне осталась только Майя Петровна Вахова. Я с ней часто разговариваю по телефону.

Сейчас я готовлю для Госархива папины документы, переписку с писателями. Попутно подбираю материал и в музей. В 2009 году 100 лет со дня рождения Николая Митрофановича Рогаля. Я много вещей и фотографий отдала в исторический музей города Хабаровска, за что получила Благодарственное письмо и электрический чайник от нашего мэра А. Н. Соколова.

Книги с автографами писателей, фотографии, две кинобобины с дальневосточной природой (подарки студии кинохроники на пятидесятилетний и шестидесятилетний юбилеи папы) я передала в Дальневосточную государственную научную библиотеку, где проработала сорок четыре года. Я выполняю завещание папы. Он хотел сфотографировать все автографы, снимки оставить на память, а книги отдать в библиотеку.

Он хотел, чтобы мы с братом были образованными людьми и трудились на благо любимого Хабаровска. Брат работал на студии телевидения с 1962-го по 1989 год. Ушел с работы по болезни (случился инсульт).

А я в 1956 году стала библиотекарем. В 1960 году поступила в Восточно-Сибирский институт в городе Улан-Удэ. Окончив институт, работала на Сахалине в областной библиотеке. В 1967 году вернулась в Хабаровскую научную библиотеку. Теперь я на заслуженном отдыхе и живу так, как все российские пенсионеры.

Я постаралась очень коротко рассказать о папе. Он жил в трудные, суровые годы — в Гражданскую войну и в советское время. Николай Дмитриевич Наволочкин, когда писал свои воспоминания, спросил меня, перестроился бы папа, смог бы он жить в наше время. Не знаю, но сам-то Николай Дмитриевич ведь смог! Сколько книг хороших написал и издал! Думаю, что писатель, литературный критик, дальневосточник Николай Митрофанович Рогаль, оставаясь верным идеалам своего поколения, сумел бы как всегда служить людям своими делами.

Людмила Рогаль,

«Дальний Восток», № 5, 2009.