14 июля 1939 года Исполком Верховного Совета РСФСР постановил: выделить на Колыме Охотско-Колымский округ в составе Хабаровского края. Центром нового территориального образования был определен Магадан, с этого дня официально получивший статус города. Но летопись легендарной колымской столицы началась задолго до названной даты…
 |
| Нажмите, чтобы УВЕЛИЧИТЬ |
|
|
Ранее, начиная с XIX века, на окраину России в поисках драгоценного металла снаряжалось несколько экспедиций. Уже при Советской власти, в 1926 году, одна из них, под руководством выдающегося ученого С. В. Обручева, установила благоприятные геологические условия для залегания золота в больших масштабах. Надо также вспомнить гидрографическую экспедицию И. Ф. Молодых, который не только собрал данные по экономике края, но и рекомендовал бухту Нагаева как удобную для сооружения порта и исходную точку строительства дороги вглубь Колымы.
Начальник Первой Колымской Юрий Александрович Билибин отнюдь не был мечтательным романтиком, каким его нередко пытаются изобразить некоторые современные СМИ и на скорую руку сляпанные «фотоальбомы». Добиваясь отправки новой экспедиции на Северо-Восток России, он уже накопил не только солидный научный багаж, но и немалый практический опыт работы в Якутии. Как известно, Билибин обучался в Ленинградском горном институте. В Ленинграде в те годы находились высший отраслевой орган - Геологический комитет, минералогический музей и богатейшие научные библиотеки. Сюда поступали все отчёты по геологическим изысканиям России. Юрий Александрович много времени уделял их самостоятельному изучению, еще студентом написал свои первые научные работы, в которых доказывал: наибольшие перспективы для промышленного освоения имеют труднодоступные территории Востока и Северо-Востока России.
С 1926-го по 1928 годы Билибин - геолог треста «Алданзолото», затем ему доверяют руководство экспедицией Института цветных металлов в Якутии, которой был дан точный и детальный прогноз золотоносности бассейна местных рек. А Билибин - уже главный геолог базы геологоразведки на Алдане – во всех инстанциях упорно добивается отправки в центр Колымы: для проверки данных о её золотоносности и оценки промышленного значения. И вот- такая экспедиция по решению Совета Труда и Обороны СССР организуется Геолкомом на средства колымской госконторы «Союззолото». Начальником разведчиков назначен Юрий Александрович.
Кроме него в состав Первой Колымской вошли только что окончивший институт палеонтолог В.А.Цареградский, геодезист Д.Н.Казанли, прорабы-разведчики С.Д.Раковский и Э.П.Бертин, врач Переяслов, завхоз Корнеев и 15 рабочих. Почти все участники экспедиции были приглашены Билибиным с Алдана и уже имели опыт работы в золоторазведке…
13 октября 1928 года Ольский райисполком принял решение о постройке Восточно-Эвенской (Нагаевской) культбазы, а 22 июня 1929 года на берегу бухты началась сборка трех жилых домов, школы, ветеринарного пункта, клуба, больницы и здания интерната. Первой была выстроена одноэтажная школа. Осенью в ней целый месяц жили геологи – «билибинцы», возвращавшиеся на материк. 7 ноября 1929 года поселение, поименованное Восточно-Эвенской культбазой, было торжественно открыто. В новом клубе с лекцией, посвященной празднику Октября, выступил заместитель Юрия Билибина Валентин Цареградский. Валентин Цареградский. Во многом личность его до их пор окутана тайной. Вот сами подумайте: зачем сугубо геологоразведочный отряд укомплектовали палеонтологом (а именно такое образование Валентин Александрович получил накануне в Ленинградском горном институте), который к тому же не вел никаких поисков костей древних животных? И как сугубо, вроде бы, штатский человек вскоре стал генерал-майором НКВД, хотя даже у самого Билибина подобных званий не было?
Географически начало промышленного освоения Золотой Колымы связано с нынешними поселками Сеймчан и Усть-Среднекан, расположенных в самой «глубинке», в центре современной Магаданской области. В юбилейный год 50-летия высадки «билибинцев» на северной земле Цареградский приехал сюда с добрым десятком других участников Первой и Второй экспедиций - снова побывать в местах былых свершений. Мне повезло: два рабочих дня неотлучно сопровождал ветеранов в Усть-Среднекане и его окрестностях, вплоть до ручья Безымянный, где, собственно-то говоря, еще до геологов, под контролем «Союззолота», «старались» искатели фарта с Алдана.
Цареградский заслугами и званиями перед корреспондентом «районки» не чинился, беседовал охотно. Название поселка, где читал свою лекцию в 29-м, пояснил так: «Такие базы решено было использовать и как форпосты для дальнейшего победного шествия Советской власти по окраинам страны, в становища аборигенов для их «окультуривания», отсюда и – «культбаза».
Последнее наше интервью состоялось на историческом месте. Справа по ходу дороги в склоне сопки зияло отверстие «штольни Билибина». Чуть далее (кстати, недалеко от Безымянного) перевыполняла план по добыче россыпного золота передовая бригада Григория Кыницы Среднеканского горного комбината. А слева, на нетронутых пока просторах, через несколько лет появились шахты подземной проходки и вырос поселок горняков с неофициальным названием «Шарафановка»- по фамилии тогдашнего начальника Сеймчанской геологоразведочной экспедиции Владимира Шарафана. Он тоже был с нами, и Цареградский захотел символически пожать ему руку, как бы «передавая эстафету поколений», о чем и поведал весьма «высоким штилем».
А вот разговора о прогнозе Билибина и перспективах добычи рудного золота на Колыме у нас не получилось. Валентин Александрович сразу как-то поскучнел и стал отделываться общими фразами. Чуть позже другие ветераны рассказали мне, что по этому вопросу у него с Билибиным возникли серьезные разногласия, дело чуть не дошло до «оргвыводов» всесильного НКВД, и с подачи «палеонтолога» вопрос о добыче руды был снят на долгие годы. Так ли это - сказать трудно. Вокруг «золотых жил» на Колыме всегда было немало загадочных событий.
Вот, кстати, в том же месте, где мы беседовали, на уже отработанных полигонах, и была некогда могила легендарного Бориски. По преданию, именно он явился первооткрывателем колымского золота. Еще одна, так до конца и не раскрытая тайна, связанная с драгоценной рудой. В своей книге «Тропою Билибина», экземпляр которой я приобрел совсем недавно, замечательный путешественник и ученый Рудольф Седов напоминает, что задолго до Первой Колымской торговый агент известного коньячного «короля» Шустова Юрий Розенфельд вместе с Бориской и еще двумя старателями отправился на Колыму. Он же первым сообщил в Геолком о наличии драгметалла на Колыме - золотоносных кварцевых жил в устье реке Джегдян. Примерно в то же время Бориска найден мертвым. А Розенфельд попадает в круговерть первых революционных лет, затем – под репрессии 30-х годов и, через год после выхода из лагерей, его также находят мертвым - на Колымской трассе. Причины смерти обоих не установлены…
В 1930 году от моря прорубили просеку к реке Магаданке, у которой появились новые строения культбазы и «Союззолота». Разросшийся поселок – уже под именем «Нагаево» - стал центром вновь образованного Охотско-Эвенского национального округа. Интересно, что известный в 19 веке исследователь Востока России Нагаев, в честь которого назвали бухту, никогда здесь не был. Но название сохранилось до сих пор: и бухты, и микрорайона города, который к ней прилегает.
Впрочем, местные коренные жители - эвены ещё задолго до торжественного строительства базы, призванной их «окультурить», именовали это место иначе- «Моондан», или «Монгоодан»: то ли «место, где собирают сухой плавник», то ли «место сбора племен» (разных точек зрения о значении этого имени и до сих пор высказывается немало). Традиция оказалась устойчивой ко всем переменам. В 1932 г. С. В. Обручев писал: «В долине речки Магадан на просторной и свободной площадке построен... городок Магадан - современная столица побережья». А 21 ноября 1934 года в приказе начальника «Дальстроя» Эдуарда Берзина Магадан впервые официально назван не только «по имени», но и -городом. Впрочем, к тому были все основания: став столицей «Дальстроя», бывший поселок бурно рос и на деле приобретал новый статус. Еще через год после знаменательного приказа здесь насчитывалось уже более 12 тысяч жителей, работали заводы- кирпичный, авторемонтный и пивоваренный, функционировали две школы, почта и телеграф, кинотеатры, гостиница, больница и прочие социально-культурные объекты, включая парк культуры и отдыха имени наркома Ягоды и даже баню, как отмечалось в архивных документах, «с ежедневной пропускной способностью 850 человек»...
…4 февраля 1932 года к бухте Нагаева подошел пароход «Сахалин». К берегу он не пристал - не рискнул пробиваться через мощный лед. На «Сахалине» прибыла группа руководителей треста «Дальстрой» во главе с его первым директором Эдуардом Петровичем Берзиным. На лед высадилась и под конвоем побрела к Магадану и первая группа заключенных. Начинался новый – «лагерный» - этап в жизни Колымы и её столицы.
13 ноября 1931 года постановлением Совета Труда и Обороны СССР был создан Государственный трест по промышленному и дорожному строительству в районе Верхней Колымы, сокращенно – «Дальстрой». С самого начала он опирался на труд не только вольнонаемных кадров, но и заключенных. «Дальстрой» и созданная под него система Севвостлага (или, позднее, УСВИТЛа – управления Северо-Восточных исправительно-трудовых лагерей) стали единым целым. Как отмечается в коллективном труде под заголовком «Память» магаданских ученых, под властью Дальстроя- УСВИТЛА находилась громадная территория в 2,3 миллиона квадратных километров на пространствах современных Колымы, Чукотки и Якутии…
Первые годы в «Дальстрое» царили порядки, по тем временам едва ли не либеральные. З\к регулярно получали хороший по тем временам паек, зарплату и премии. За ударный труд допускались сокращение сроков, перевод на вольное поселение и даже снятие судимости.
…«Голод, цинга как неизменные спутники сопровождали открытие и разработку золотоносных районов (в условиях капитализма), - писал в 1936 году Эдуард Берзин в журнале «Колыма», - В этом отношении Колыма, добывающая золото для социалистической страны, прямая противоположность. Ни один человек за эти годы не погиб из-за золота, и этим мы вправе гордиться, как величайшим достижением».
Через два года после выхода в свет этой оптимистичной статьи «Дальстрой» полностью перешел в ведение НКВД СССР. Еще через два Эдуард Берзин был расстрелян как «враг народа». Еще через несколько лет, в 1940-м, заключенные «Дальстроя» выдали никогда более не побитый рекорд добычи золота – более 80 тонн за год! Большая часть этого металла окрашена кровью. Даже будучи городом, до 1953 года Магадан всё равно оставался при этом перевалбазой Дальстроя. Как рассказывал мне бывший узник Берлага (одного из подразделений общей системы местных лагерей), реабилитированный и оставшийся в Магадане Владимир Свертелов, запомнились ему бесконечные серые колонны людей, которые после прибытия в порт и «отстойника» молча грузились в крытые машины, а то и пешком, под конвоем отправлялись в дальний путь по «своим» лагерям. «Доходили далеко не все», - тихо завершил рассказ бывший «зэка»…
12 июня 1996 года на сопке Крутой близ Магадана, приуроченное «свыше» к Дню свободной России, состоялось торжественное открытие монумента «Маска Скорби» работы Эрнста Неизвестного и магаданца Камиля Казаева. На эту церемонию со всей России и даже из-за её границ съехались десятки бывших колымских «зэка». Для журналистов (да, наверное, и не только для нас) встречи с этими людьми стали поистине бесценны: они были очевидцами тех событий, о которых многие знали лишь по сухим трудам историков, да нескольким литературным произведениям. На записи рассказов узников СевВостлага у меня ушло немало времени и страниц блокнота. Потом они пополнились другими сведениями. Одним из вопросов, который я задавал, был такой: знают ли сами реабилитированные, сколько заключенных погибло на Колыме за двадцать лет лагерных времен?
На митинге у «Маски Скорби» обращение Президента Ельцина зачитал какой-то чиновник из его администрации, фамилию которого я не запомнил. Зато хорошо запомнил, что в тексте говорилось о «миллионах павших, которые лежат в этой земле». Понятно, что Ельцин любил пафосность. Но от такого «перегиба» поморщились даже стоявшие рядом со мной бывшие «сидельцы».
Опрос пары десятков очевидцев, который я успел провести в те дни, показал, что практически никто из них не владел данными в целом. Наиболее распространенные ответы таковы: мол, в «его» лагере ежедневно гибло по нескольку человек, или – за месяц из всей полусотенной партии в живых осталось пятеро. Страшные цифры! Но общую картину каждый «зэка» представлял, разумеется, субъективно.
Статистика по погибшим, основанная на документах архивов, сильно рознится у разных авторов. Лично я больше всех доверяю покойному ныне историку Александру Козлову, старшему научному сотруднику Северо-Восточного комплексного НИИ. Так вот, по различным архивам он установил, что всего с 1932 по 1953 годы существования колымских лагерей через них прошло около 900 тысяч человек. По разным источникам, от холода, голода, цинги и иных болезней, а также от непосильного труда погибли от 130 до 180 тысяч «зэка», в том числе от 12 до 18 тысяч – были расстреляны на местах по приговору трибунальных «троек» Севвостлага…
И все же, все же… В 1991 году с парой колымских охотников-профессионалов я сплавился сотни на полторы километров вниз по Колыме. Избушка наша стояла на берегу. И вот к ней на тракторе ДТ-75 из леса выехали несколько старателей. Они добывали оловянную руду где-то в глубине территории. По окончанию сезона начальство их бросило. Мужики ехали в Сеймчан за расчетом и попросили нас отогнать трактор на базу артели. База оказалась хорошо сохранившимся лагерем. А рядом с ним была заросшая невысоким голубичником долина. Я сразу обратил внимание, что ни над ней, ни около не было слышно птиц, беззаботно распевавших над домами и в лесу. Вся же долина метров на сто с лишним вглубь была усеяна ровными рядами неглубоких ямок. Так обычно проваливаются старые могилы. В лесу же мы наткнулись на три деревянные пирамидки с выцветшими пятиконечными звездочками наверху. Мелькнула мысль: «Раз уж «своих» покойников лагерное начальство не вывезло…». Позже, уже в Магадане, я не нашел этого лагеря на старой спецкарте охотугодий области. Все ли они учтены и пунктуальной статистикой?
Многое из того, чем гордятся сегодня магаданцы, тоже уходит историческими корнями в прошлое «Дальстроя» и УСВИТЛа. К примеру, основной пик террора в местных лагерях приходится именно на 1939-й год - год официального рождения Города. Но в тот же год (и даже на месяц раньше!) была открыта и областная библиотека, «родившаяся» в июне «одновременно с Пушкиным» и носящая его имя.
30 марта 1934 года в поселке Магадан для посетителей открылась первая экспозиция Охотско-Колымского краеведческого музея (ОККМ).
Официальный статус «города» центру ссыльной Колымы пожаловали лишь через пять с лишним лет после упомянутого выше события. Но уже два года ( с 1931-го) крепко держали тогда в руках огромную северную территорию государственный трест «Дальстрой» НКВД СССР и основной «поставщик» его рабочей силы- СевВостЛаг. Они очень заботились о планомерной культурно- воспитательной работе среди «зэков», как «врагов народа», так и обычного ворья (которого, кстати, завезли в Магадан куда больше, чем «политических»). Так что никого, судя по всему, тогда и не удивило, что с самого начала руководили работой музея люди в погонах, а посетителей по экспозиции вместе с экскурсоводом водил…конвой. Как рассказывала мне - уже собкору «Российской газеты» - в год 60-летия Магадана заместитель директора музея Татьяна Чемшит, еще в 1933 году при «Дальстрое» был создан краеведческий кружок. Он подчинялся специально созданному «бюро краеведения». Первым председателем этого бюро стал (матерый, видимо, краевед по призванию- М.Г.) лично сам начальник Северо-Восточных исправительно- трудовых лагерей Р.И. Васьков. А непосредственно кружком руководил помощник директора «Дальстроя» по политчасти В.В.Репин.
9 февраля 1934 года для узкого круга «своих» начинающие магаданские краеведы открыли первую выставку - посвященную Первому съезду колхозников Колымы. Экспонатами её стали оперативно собранные предметы быта и образцы национальной одежды северных аборигенов, а также овощи, выращенные в подсобных хозяйствах лагерей руками «зэков»- общим числом 649 единиц хранения в целом. Всё это (кроме овощей, о судьбе которых архивы умалчивают) легло затем в основу музейных сокровищ.
За первые два года работы число экспонатов нового музея выросло почти в четыре раза, а его экспозиции посетило более 58 тысяч человек. Старший научный сотрудник Северо-Восточного комплексного НИИ ДВО РАН Александр Козлов, установивший это по архивным записям, так объяснял мне подобную тягу масс к изучению истории края:
- Согласно установке культурно - воспитательного отдела лагерей музей активно посещала основная рабочая сила Дальстроя - заключенные. Для них проводились экскурсии по экспозиции и выставкам, читались лекции. Тогда же при ОККМ был организован живой уголок, где содержались в клетках орел и несколько сусликов».
…Когда на открытие мемориала «Маска скорби» работы Эрнста Неизвестного и магаданского скульптора Камиля Казаева в Магадан съехались десятки бывших узников местных лагерей, мне довелось беседовать с некоторыми из тех «экскурсантов» музея. Живность, вспоминали они, пользовалась среди «спецконтингента» особой любовью: «Наши, «зэки», вишь, тоже за решеткой сидят!» - с сочувствием говорили посетители и, с оглядкой на конвойных, искали по карманам хлебные крошки для сусликов…
Научными сотрудниками музея в основном долгое время были также заключенные из числа «гнилой интеллигенции». Современные историки Колымы отмечают, к примеру, среди заведующих ОККМ Ю.Я. Розенфельда, который исследовал недра Колымы еще до приезда знаменитой Первой экспедиции Ю.А. Билибина, а затем, как говорится, «не отходя от кассы», был признан «германским шпионом». Были в этом списке и научные работники, а также профессиональные архивисты, принудительно и по разным статьям доставленные на Колыму со всех концов СССР. Впрочем, изредка встречались и вольнонаемные. В частности, самым первым ученым секретарем, а затем – и некоторое время руководителем музея в 30-е годы была Л.Я. Наровчатова, по образованию- педагог. По договору с Дальстроем она приехала на Колыму вслед за репрессированным мужем, отбывавшим тогда здесь свой срок. Вместе с ней был и их маленький сын- Сергей Наровчатов, будущий знаменитый поэт и Герой Социалистического Труда, в чью честь названа одна из улиц современного Магадана…
Одновременно с ликвидацией лагерей и Дальстроя и образованием в 1953 году Магаданской области музей стал Магаданским областным краеведческим.
В 1999 году, к 60-летию Магадана, в нашем областном музыкально-драматическом театре прошел первый фестиваль под общим названием «Свет лагерной рампы». В Магадане побывали артисты практически всех театров, созданных в северных и дальневосточных структурах ГУЛага: Хабаровского театра драмы, Сахалинского театрального центра имени Чехова, Норильского заполярного. Все они – коллеги Магаданского, начинавшегося некогда как агиткультбригада УСВИТЛа.
Ученые подробно изучили историю Магаданского театра. О нем и написано немало. Но и тут есть еще одна тайна нашего города. Архитекторы, которые работали над проектом здания, известны, руководители строительства - тоже. А вот кто ваял четыре громадных скульптуры, до сих пор украшающие фронтон? Лично я этого не знал.
Выйти на след таинственного скульптора мне посчастливилось также в результате встреч с бывшими «зэка». Знакомьтесь: заключенный Георгий Лавров. Ранее - художник из Томска. После Октябрьской революции переехал в Москву. Далее сам народный комиссар просвещения А.В. Луначарский лично разрешил ему уехать в Париж, совершенствовать мастерство. Восемь с лишним лет Лавров работал в мастерских А. Майоля и других всемирно известных скульпторов. В 1938 году арестован и приговорен к пяти годам лагерей. Срок отбывал на Колыме. В мерзлых шахтах прииска «Разведчик» заболел и был признан полным инвалидом. Переведен ночным сторожем лагпункта «Оротукан». 
А далее начиналось самое интригующее. «Весной 1941 года меня перебросили в Магадан на строительство Магаданского Дома культуры, - повествовал Георгий Лавров. - В Магадане за период с 1941-го по 1943 год мной были выполнены следующие скульптурные работы: четыре трехметровые цементные статуи на парапет Дома культуры - «Красноармеец», «Партизанка», «Забойщик», «Бурильщик» (в последствии заменен на «Колхозницу». М.Г.), а также бюсты Маркса, Энгельса, Ленина, драматурга Островского …и другие, которые были установлены в большом фойе Дома культуры». Железоцементная трехметровая скульптурная композиция называлась «Героическая эпопея обороны СССР».
 |
| В. Козин на сцене Магаданского театра |
|
|
…Магадан - это гораздо больше, чем просто город или несколько страниц в летописи России. Это - логистический узел, центр и движитель всей Магаданской области. Перефразируя известные слова Маяковского, «Мы говорим Колыма - подразумеваем Магадан, мы говорим Магадан - подразумеваем Колыма». Даже герб города символизирует скорее весь край, нежели только один Магадан. Напомню: это - золотой олень в прыжке на алом поле, из-под ног которого сыплются золотые самородки (хотя в самом Магадане не открыто пока месторождений золота и оленину видели лишь в виде мяса на прилавках магазинов). А внизу - три белых волны на синем фоне. Это- три моря, некогда омывавших ВСЮ область, считая с принадлежащей к ней тогда Чукоткой: Охотское, Берингово и Чукотское… Кстати, автор эскиза – Николай Мерзлюк, сын таких же, как колымские, бывших иркутских зэка, с 1999 года - Почетный гражданин города…
…Магадан привлекает к себе горожан и приезжих своей архитектурой, своей историей, суровым морем и высоким небом. И - тайнами, которые еще предстоит открыть…
Михаил Горбунов,
«Золотое перо Руси»,
г. Магадан.
