 |
| Арсеньев и Нансен на хабаровском вокзале. Октябрь 1913 года. |
| |
Когда полпред Юрий Трутнев на презентации литературной премии имени Арсеньева называет его Арсентьевым, становится отчасти понятным чиновный подход к увековечиванию памяти таких людей, фамилии которых ни на одну букву нельзя забывать априори - по определению.
Увы, в последние годы ушли из жизни дотошно-основательные авторитетные энтузиасты-арсеньеведы Борис Владимирович Сумашедов, Николай Иванович Егорчев, ВикторПетрович Буря и еще ряд других копателей прошлого.
Не появилось в нашем городе и таких инициативных общественников, как Антонина Дмитриева, усилиями которой в лихие 90-е была начата и завершена многотрудная практически неподъемная работа по созданию памятника Муравьеву-Амурскому. Кстати, помимо прочего Антонине Константиновне удалось найти и спасти в Благовещенске пропавшие архивы Арсеньева, хранившиеся у его последней дочери Натальи.
Нет с нами и пробивного полковника-краеведа Григория Левкина, фантастически напичканного знаниями из самых разных сфер Георгия Пермякова. Кто-то из них бы уж точно откопал в архивах подлинный эпикриз Владимира Клавдиевича и доказал бы, что Арсеньев стал первой жертвой китайского короновируса в начале сентября 1930 года.
Да, что тут говорить. Давненько ушли из жизни такие глыбы, как писатель Кирилл Симонов, который стал инициатором создания памятника Арсеньеву в одноименном приморском городе, в конце 60-х годов перечисливший на монумент свой немалый гонорар за одну из книг.
И, получается, некому замолвить веское профессиональное многогранное слово и сделать практический шаг в пользу создания в Хабаровске достойного монумента знаменитому царско-советскому ученому?
В этой связи был бы смысл припомнить имя другого знаменитого путешественника.
Имя этого норвежца в начале 20-го века было без преувеличения известно всей планете. Знаменитый литератор Ромен Роллан, близко знавший этого человека, назвал его «единственным европейским героем нашего времени». Звали героя Фритьоф Нансен.
Он решил специально вморозить свой корабль в лед и подобраться таким образом к Северному полюсу. Такое плавание считалось тогда невозможным. Ведь предполагалось уйти в полярную ночь на несколько лет. Но он был Нансеном и сделал это.
Целых три года о его корабле ничего не знали. Нансена считали погибшим. А между тем корабль, вмороженный в могучие льдины, медленно тащило океанское течение. Тринадцать человек дрейфовали к полюсу в темноте среди безбрежного и пустынного Ледовитого океана. Они вели научные наблюдения, по вечерам собирались в кают-компании, музицировали, праздновали дни рождения.
Нансен совершил в этом плавании беспримерный подвиг. Увидев, что корабль проносит мимо полюса, он вместе с одним из друзей отправился на лыжах через океан, чтобы подобраться к северной верхушке планеты. А когда началась зима, они дошли до земли, сделали из медвежьих шкур и камней нору и прожили там несколько месяцев. При этом все оставались совершенно здоровыми, веселыми и продолжали вести научные наблюдения. Они достигли полюса.
Освободившись ото льдов около Гренландии, Нансен и его команда вернулись в Норвегию. После этого плавания полярник стал всеобщим героем. Его приглашали в разные страны, награждали почетными орденами. Но слава значила для него мало.
Позднее, в годы страшного голода в России он организовывал помощь, спасал умирающих, закупал и привозил в нашу страну поезда с зерном. Он спас и тысячи других людей, бежавших во время войн и революций из своих стран. Стараниями знаменитого путешественника многочисленным невольным мигрантам выдавали паспорта, которые так и назывались - нансеновские. Их обладателми были и знаменитые россияне балерина Анна Павлова, художник Марк Шагал, композитор Игорь Стравинский.
В 1913 году английская компания, желавшая эксплуатировать природные ресурсы Сибири и Дальнего Востока, предложила Нансену совершить плавание на грузовом пароходе из Норвегии по Ледовитому океану, затем подняться вверх по Енисею и проехать по железной дороге через всю Сибирь. Плавание состоялось в том же 1913-м. Из Норвегии судно вышло 5 августа, а 21 сентября пришвартовалось в Енисейске, откуда сухопутным путем Нансен добрался до Красноярска. Оттуда его путь лежал по Транссибу и КВЖД до самого Тихого океана.
Вот, к примеру, как описывал Нансен впечатления от посещения Владивостока, где он пробыл всего лишь день: «Видели мы китайские базары, где городские хозяйки запасаются овощами. Все огородничество здесь в руках китайцев, несмотря на гонения, производимые на них губернатором. Видели мы и японские базары. Попадающихся на улицах китайцев, у которых бумаги оказываются не в порядке, полиция забирает целыми толпами, сажает на первый попавшийся пароход и отправляет обратно в Китай. С японцами полиция при всем желании не может справиться подобным образом. Согласно договору, заключенному после войны, японцы имеют право привилегированной нации, то есть могут переезжать с места на место и селиться, где хотят, хотя сами русские склонны видеть в каждом японце шпиона».
А на следующее утро поезд, где ехал Нансен, отходил в Хабаровск. Почти до слез был он растроган, когда в далеком, захолустном тогда городке в его честь был кем-то исполнен гимн Норвегии под названием Сольвейг.
В Хабаровске Нансен и встретился с Владимиром Арсеньевым, работавшим в то время директором хабаровского краеведческого музея. Владимир Клавдиевич провел экскурсию для знаменитого путешественника, посетил с ним и губернатором Приамурского края Николаем Гондатти павильон Приамурской промышленной ярмарки. Она была приурочена к 300-летию правления дома Романовых.
Арсеньев произвел на норвежского коллегу большое впечатление. Нансен отзывался о нем с восхищением: «Это человек от бога, состоявший в несомненной связи с высшими силами».
Примечательно, что сам Арсеньев после встречи с норвежцем до конца своих дней мечтал побывать на северном полюсе. Но так и не побывал. Нансен же, в доказательство свое теории о некоем течении в Ледовитом океане, намеревался пройти от Берингова пролива до Гренландии на специальном «овальном» корабле. Но увлекся другими своими проектами масштабной международной деятельностью.
Примечательно, что дружба двух путешественников не закончилась. Они много лет переписывались. Стараниями Нансена несколько уссурийских трудов Арсеньева были переведены на немецкий и изданы в Берлине. Это стало для русского ученого своеобразным пропуском в мировую науку.
Кстати, и умерли два знаменитых пилигрима в один год. Арсеньев пережил неутомимого Фритьофа лишь четыре месяца.
Вдова Нансена ответила Владимиру Клавдиевичу на письмо с соболезнованием по поводу кончины мужа, а конверт этот уже получила жена Арсеньева - Маргарита Николаевна, ставшая вдовой.
Ну а что касается памяти – то вот так бы и стояли на хабаровском вокзале в рукопожатии два застывших в бронзе исследователя. Вечно стояли. И тот, и другой это заслужили. Да и наш город, вероятно, тоже достоин такого памятника. Думается, Ерофей Павлович был бы не против такого соседства?
Вот бы и подсуетилось новоиспеченное руководство края вместе с начальством ДВЖД, как в свое время подсуетился Виктор Иванович, забросив первые деньги на счет памятника графу Амурскому. До 150-летия Арсеньева осталась каких-то пара лет. Неужели не отметим юбилей монументом?
Петр Рощупкин
