Биргитта Ингемансон
Биргитта Ингемансон
От редакции: этот текст любезно передала для публикации в «Новой газете во Владивостоке» Биргитта Ингемансон - историк и филолог, профессор Вашингтонского университета (г. Пулман, штат Вашингтон, США), человек, открывший Владивостоку и Вселенной - urbietorbi - Элеонору Прей, которая, в свою очередь, стала одним из символов нашего города.
 
Дорогие владивостокцы!
 
Вашему городу исполняется 160 лет, а выглядит он прекрасно! Я скучаю по вам, но, надеюсь, настанет день, когда мы увидимся снова. Встречи с вами всегда вдохновляли меня на новые мысли, побуждали браться за перо, заниматься новыми исследованиями, а более всего - обретать новых друзей и коллег, отношения с которыми всегда были для меня отношениями взаимной поддержки.
 
Я пишу эти строки в день своего рождения, когда от многих из вас - как жителей самого Владивостока, так и тех, кто как-либо связан с ним, - я получаю поздравления, в которых выражается надежда на встречу в будущем. Эти узы искренней дружбы мне дороги так же, как и сама жизнь.
 
Когда в первый раз я вышла из вагона поезда во Владивостоке (а это было в одно апрельское воскресенье тридцать лет назад), то все вокруг: улицы, дома и даже море - было покрыто, словно белым покрывалом, густым туманом.
 
Я не могла ничего рассмотреть, но самый запах тумана - такой же, как и в родном городке моего отца, Карлсхамне на Балтийском море, - пришелся мне по душе, а встречавшие меня преподаватели из ДВГУ, с которыми мне предстояло работать, окружили меня заботой, а затем оказывали содействие и делились профессиональным опытом.
 
Живописные сопки и море, городской центр с его улицами, скрывающими столько тайн, а также круг людей из области науки и искусства - то есть всё то, чему со временем будет посвящено так много времени, - поначалу было совершенно неразличимо, благодаря чему я не просто смотрела на вас, меня встречавших, но и смогла по-настоящему вас увидеть. Вот так с самого начала вы помогали мне в моих маленьких, но целеустремленных шажках в ваш мир.
 
Я люблю читать и писать, связывая факты с ощущениями, и именно поэтому история стала моим самым любимым предметом в школе. Опишу вам одну сценку из первых дней моего пребывания в вашем городе. Мария Григорьевна Лебедько пригласила меня к себе домой на обед.
 
В этом вроде бы нет ничего необычного, но мне предстояло сделать шаг и переступить порог настоящего русского дома, и к тому же - из атмосферы холодной войны войти в настоящую русскую жизнь: с книгами, почти такими же, как и мои собственные, с тостами, которые и я слыхала с самого детства, с теплыми и веселыми людьми, которым хотелось разговаривать, петь и делиться моментами своей жизни, переходившими в воспоминания.
 
Возникло такое неожиданное и поразительное ощущение душевной щедрости, что слезы радости невольно потекли у меня по щекам. Я не смогла их сдержать.
 
Несколько лет спустя, во время моего более продолжительного пребывания в городе, когда мне предоставили возможность поработать в Институте истории, долгие счастливые часы я посвящала оживленным дискуссиям, изучению документов в архиве, находившемся тогда на улице Володарского, а также прогулкам по городу, знакомясь с тем, что осталось от его исторического прошлого.
 
Представьте себе, как Алла Федоровна Прияткина и я взбирались по северному склону Алексеевской сопки, чтобы увидеть дом Фернзихт и дом Смитов и ощутить исходившую от них ауру истории. Или как Нина Ивановна Великая, сидя за кухонным столом у себя на Суханова, рассказывала о том, как в начале 30-х годов, будучи еще девочкой, она с подругами пробралась в заброшенный Успенский собор и какое безотчетное благоговение испытала в его холодном сумраке. Или как Надежда Федоровна Балакерская, пригласив меня на лекцию о Владивостоке в клуб «Магистраль», ошеломила меня, когда я пришла, известием, что лектор прийти не сможет и предложила выступить в качестве такового мне.
 
Эти эпизоды запечатлелись в моем сердце, потому что в них былo так много интересного, душевного и человеческого. Точно так же, как в том, что писал Иван Григорьевич Стрюченко о забытых именах или Нелли Григорьевна Мизь о забытых страницах истории… Все это будет оставаться в памяти до тех пор, пока еще будут силы, чтобы читать и думать.
 
Коллеги из ДВГУ (нынешнего ДВФУ) и Института истории, Общества изучения Амурского края и фондa «Русский мир» неизменно оказывали мне дружескую помощь, относились ко мне с уважением и доверием. Таким же было отношение ко мне со стороны сотрудников Музея имени Арсеньева.
 
Когда поднимаешься по его лестничным пролетам, то внутренне расслабляешься, а ноги не устают - настолько комфортно подниматься по ним. Ступени кажутся мягкими, хотя и сделаны из камня, подъем у них ниже, чем у нынешних, а поверхность уходит глубже, и по слегка заметным вмятинам можно судить о том, сколько тысяч ног прошло по ним ранее.
 
Это то здание и тот музей, которые первыми открыли горожанам Элеонору Прей и ею семью, организовав их виртуальное возвращение во Владивосток в октябре 2008 года в рамках проекта «Элеонора Прей. Письма из Владивостока», включавшего «Выставку-книгу».
 
Моя преподавательская и исследовательская деятельность всегда предполагала публичные выступления и участие в конференциях, но я никогда не сталкивалась с такой реакцией аудитории, какая была в тот день.
 
Всего было более, чем обычно: более захватывающе и волнующе, больше было истории и нового знания и гораздо больше щедрости духа… Такого я даже не могла себе представить. Никакими словами не выразить глубины моей признательности каждому во Владивостоке, кто оценил и эту книгу, и посвященную ей выставку.
 
Конечно, Владивосток для меня - это нечто большее, чем изучение его истории и участие в ярких общественных мероприятиях, хотя само по себе это и замечательно. Многие из моих друзей были серьезно больны и лежали в больницах, да и мне тоже приходилось обращаться за медицинской помощью. За истекшие годы очень многие умерли - и зачастую преждевременно.
 
Я бывала на похоронах и кладбищах, стояла у многих могил, испытывая щемящее чувство горя. Да, бывали унылые и дождливые воскресные дни, длинные очереди и проблемы то с одним, то с другим, несколько нарушенных обещаний и иррациональных аргументов… Но в такие минуты меня посещала мудрость моего деда Кнута Оскара. В двенадцать лет ему пришлось оставить школу, после чего он работал, читал и осмысливал жизнь.
 
Когда мне было два года и я чего-то испугалась (не могу даже вспомнить, чего), он взял меня на руки и держал до тех пор, пока страх не прошел. Это мое самое раннее воспоминание. Он говорил, бывало, что, когда мы сталкиваемся со своими драконами, мы должны их распознать и сделать всё от нас зависящее, чтобы их преодолеть и идти по жизни дальше, не поддаваясь страхам и печалям. Вот что меня восхищает больше всего в тех, кого я знаю и люблю во Владивостоке: с ними жизнь предстает во всей своей многогранности.
 
В мире есть множество незабываемых мест - такие как две замечательные столицы России, вид на гору Арарат из древнего Еревана, изысканное медресе в Самарканде, выложенное сине-бирюзовой плиткой, примечательная площадь Станислава в Нанси… Такие исторические места потрясают и восхищают, но, по мне, ни одно из них не может сравниться с Владивостоком, который, за исключением разве что моего родного Стокгольма, ближе моей душе и глубже проникает в нее, чем любой другой город на свете, в котором мне довелось побывать.
 
Как я ни пытаюсь объяснить, почему, сделать это мне не удается. Просто это так. Все началось с ошеломительной радости от вида тумана, за которой последовали цветы, деревья и песни в Солнечном дворике, и море, неизменно продолжающее биться о берега города столь же ритмично, настойчиво и жизнеутверждающе, как бьются наши сердца.
 
Может быть, если б я жила во Владивостоке, часть его магического воздействия на меня и ушла бы, но я побывала в нем уже девятнадцать раз, а это воздействие остается. Словно из синеватой мглы постоянно возникают передо мной волнующие образы города, оживляя мою каждодневную жизнь.
 
Однажды летним днем, когда океан, нагревшись, гонит на берег образовавшийся туман и свежий соленый воздух, я сделала небольшой перерыв в своей работе, купила земляники на базаре и нашла в Покровском парке укромную скамейку.
 
Недавно восстановленный Покровский собор с его сине-золотыми куполами был едва различим, а я сидела на скамейке, наслаждаясь как ягодами, так и местом. Неподалеку какие-то девочки пели что-то своими высокими голосами, мимо прошел молодой человек, неся в футляре альт.
 
Пожилая женщина кричала в сотовый телефон: «Юра! Юра!» (сын? муж? любимый?), в то время как со стороны нескольких скамеек, располагавшихся чуть дальше, доносились разгоряченные дебаты нескольких изрядно выпивших лиц.
 
Еще один человек, держа раскрытый зонт, несмотря на отсутствие каких-либо осадков, бодро шел вперед, распевая громко и с полной отдачей «Osolemio!».
 
Никто и не догадывался, какими забавными и трогательными представлялись мне эти сценки: я словно жила с их участниками одной с ними жизнью. Каждая из них, такая простая и человечная, была для меня Событием. Каждая была снимком настоящей жизни в России.
 
Вот за это я глубоко благодарна тебе, Владивосток: за твою историю, за твоих людей и за твои 160 лет. Пусть будущее твое будет ярким и прекрасным, а в твою историю будет вписано еще много замечательных страниц!
 
С глубоким уважением и восхищением Биргитта Ингемансон.
 
Перевод с английского Андрея Сапелкина.
«Новая газета во Владивостоке», №549, 2.7.20
https://novayagazeta-vlad.ru/549/obshhestvo/pismo-iz-ameriki.html