 |
| Дальневосточная Республика (6 апреля 1920 - 15 ноября 1922). Герб |
| |
Фантом с кочующей столицей
Миф вообще часто красивее породившей его реальности. Флаг ДВР нередко поднимают сторонники (впрочем, немногочисленные) дальневосточного сепаратизма, замешенного на антимосковской идеологии. Однако факт в том, что Дальневосточная республика была придумана Москвой - и Москвой же упразднена, как только в существовании ДВР исчезла необходимость.
…Уже в 1918 году во Владивостоке высадился десант интервентов. Советы пали. Развернулась партизанская война. В начале 1920 года пала, в свою очередь, власть белая и красные партизаны вошли в города, где оставались японские гарнизоны. В это сложное время (война шла и на западе) руководители Советской России решили, чтобы не воевать на два фронта, создать здесь «красный буфер», - демократическую и де-юре суверенную страну, а восстановление Советов отложить. Ленин писал: «Обстоятельства принудили к созданию буферного государства - в виде Дальневосточной республики… Вести войну с Японией мы не можем и должны все сделать для того, чтобы попытаться не только отдалить войну с Японией, но, если можно, обойтись без нее».
Вероятно, были и другие соображения. Так, Федор Петров, революционер, впоследствии зампред Совмина ДВР, вспоминал: «В Забайкалье и на Дальнем Востоке основная масса крестьян и до Октябрьской революции имела неплохие земельные наделы. Поэтому политика военного коммунизма вряд ли встретила бы поддержку со стороны широких масс местного крестьянства».
Дальневосточную республику провозгласили 6 апреля 1920 года в Верхнеудинске (ныне - Улан-Удэ). Там расположилась и ее столица, позже перекочевавшая вслед за Народно-революционной (фактически - Красной) армией республики в Читу. В 1921 году у ДВР появились конституция, избранное правительство во главе с большевиком, «чикагским мальчиком» своего времени Александром Краснощёковым. В республику включили Забайкалье, Приамурье, Приморье, Камчатку, северный Сахалин, но фактически дальше Забайкалья власть ДВР поначалу не распространялась.
ДВР, которую немедленно признала РСФСР, не была победой дальневосточного сепаратизма, о чем иногда сегодня приходится слышать (причем иные произносят это с возмущением, а иные - и с восхищением). Если появление в те же годы республик на Кубани или на Донбассе было связано с «местническими тенденциями», то ДВР была учреждена сверху, реальной независимостью не обладала, да и исторических корней не имела.
«Это была веселая республика…»
Вот как описывал республику в отличной повести «По ту сторону» писатель Виктор Кин (он же Суровикин - большевик-подпольщик, в 1921 году попавший на Дальний Восток): «О, это была веселая республика - ДВР! Она была молода и не накопила еще того запаса хронологии, имен, памятников и мертвецов, которые создают государству каменное величие древности. Старожилы еще помнили ее полководцев и министров пускающими в лужах бумажные корабли, помнили, как здание парламента, в котором теперь издавались законы, было когда-то гостиницей, и в нем бегали лакеи с салфеткой через руку. Республика была сделана только вчера, и сине-красный цвет ее флагов сверкал, как краска на новенькой игрушке».
Владивосток тем временем продолжало трясти: «японское выступление» в апреле 1920-го, «меркуловский переворот» в мае 1921-го… Об атмосфере тех лет остались свидетельства очевидцев - писателя Михаила Щербакова, ушедшего после в эмиграцию (его проза впервые издана на родине автора владивостокским «Рубежом»); будущего автора «Разгрома» Фадеева, партизанившего под фамилией «Булыга»; французского прозаика, а тогда интервента Жозефа Кесселя…
Журналист, востоковед Константин Харнский так вспоминал Владивосток тех лет: «Этот скромный окраинный город был тогда похож на какую-нибудь балканскую столицу по напряженности жизни, на военный лагерь по обилию мундиров.
Кафе, притоны, дома христианских мальчиков, бесчисленные, как клопы в скверном доме, спекулянты, торгующие деньгами обоих полушарий и товарами всех наименований.
Газеты восьми направлений. Морфий и кокаин, проституция и шантаж, внезапные обогащения и нищета, мчащиеся автомобили, кинематографическая смена лиц, литературные кабачки, литературные споры, литературная и прочая богема. Напряженное ожидание то одного, то другого переворота. Мексиканские политические нравы. Парламенты. Военные диктатуры. Речи с балконов.
Обилие газет и книг из Шанхая, Сан-Франциско и откуда угодно. Английский язык, «интервентские девки». Мундиры чуть ли не всех королевств, империй и республик. Лица всех оттенков, всех рас до американских индейцев включительно. Белогвардейцы и партизаны, монархический клуб рядом с митингом левых. Взаимное напряженное недоверие. Американские благотворители. Шпики. Взлетающие на воздух поезда в окрестностях. Пропадающие неведомо куда люди…
Вообразите себе ухудшенный тип прежней Одессы, вообразите себе горы вместо степи и изрезанный, как прихотливое кружево, берег вместо прямой линии, перенесите все это куда-нибудь за восемь тысяч верст от Советской земли, отдайте одну улицу белым, а другую красным, прибавьте сюда по полку, по роте солдат разных наций, от голоколенных шотландцев до аннамитов и каких-то неведомых чернокожих - и вот вам Владивосток переходных времен».
«Город нашенский»: что подразумевал Ленин
ДВР имела все внешние признаки самостоятельного государства: правительство, символику, почтовые марки, конституцию… Правительство республики печатало свои деньги («буферки»), но в ходу была и разномастная валюта, и царское золото.
Жизнь здесь, конечно, отличалась от жизни в Советской России. Историк Юрий Качановский указывал (журнал «Дальний Восток», № 6 за 1993 год), что в ДВР не было ни военного коммунизма, ни нэпа по-советски:
«С самого начала допускалась свобода торговли и частного предпринимательства. Не были национализированы банки. Не вводился рабочий контроль, не требовались обязательные коллективные договора предпринимателей с профсоюзами. Не конфисковывались жилища богачей, рабочие не переселялись в лучшие квартиры. Сохранялись частные школы, не было школьного налога на буржуазию. Не вводилось уравнительно-трудовое землепользование, частным лицам сдавались в аренду большие участки пашни и лугов. Не создавались комбеды, не вытеснялось кулачество». Действовало всеобщее избирательное право, сохранялась многопартийность… Свободы, словом, было больше. Вместе с тем ДВР была плотно связана с РСФСР: «Политику ее правительства и Совета министров направляло Дальбюро ЦК РКП(б). Важнейшие вопросы, в том числе кадровые, решались при участии ЦК».
В 1921 году главкомом Народно-революционной армии ДВР стал Василий Блюхер, позже его сменил Иероним Уборевич. Покончив с «читинской пробкой», армия шла на восток и на юг. Белые отступали с боями («Штурмовые ночи Спасска, волочаевские дни…»), японцы согласились вывести свои войска. 25 октября 1922 года части НРА вошли во Владивосток.
На этом история ДВР закончилась.
Трудящиеся республики (а кто же еще!) потребовали воссоединения с Советской Россией, и уже в ноябре 1922 года Дальневосточная республика влилась в РСФСР. Тогда-то Ленин и произнес на пленуме Моссовета свою знаменитую фразу о том, что Владивосток - далеко, но «город это нашенский» (отдаленной исторической рифмой к ленинским словам звучит нынешнее «Крым наш»). Нашенский - то есть никакой больше самостоятельности, даже на бумаге. Дальневосточную республику поглотила единая Россия.
От республики остались купюры, хранящиеся у коллекционеров, здание правительства в Чите, книжка большевика Петра Никифорова «Записки премьера ДВР», слова Ленина про нашенский город… Вообще это, конечно, удивительно, как Приморье умудрилось в те годы не отвалиться от России. Словно жидкий терминатор, страна разделилась, чтобы потом собраться воедино.
Оживающие призраки
95-летие учреждения ДВР - не единственный повод вспомнить республику. Сегодня есть смысл говорить не только о самой ДВР, но и о ее позднейших инкарнациях. О жизни идеи, мифа, который живуч, как Ленин. Этот миф может иметь мало отношения к реальности, но живут же мифы о скифах или хазарах, в которые каждый вкладывает свое содержание.
Миф о ДВР стал актуальным в перестройку и сразу после нее. В 1992 году некая Дальневосточная республиканская партия даже потребовала референдума о восстановлении ДВР, угрожая сформировать временное правительство и выступить в ООН и в Гаагском суде (и тогда это не выглядело совсем уж бредом - вот и уралец Россель, как мы помним, успел-таки в 1993-м создать Уральскую республику).
Тот же Качановский в 1993 году писал: «Противоречия между Республикой Саха, краями и областями Дальнего Востока уже проявляются сегодня… На границе между Якутией и Амурской областью уже установлены таможенные посты. Специальное подразделение милиции вытряхивает из машин все, что вывозится из Якутии, сливает горючее, взимает плату за въезд на суверенную территорию. Ответные меры приняли и власти Амурской области».
Дискуссии о возрождении ДВР шли на полном серьезе. Во Владивостоке даже выходило несколько изданий, в названии которых была аббревиатура ДВР…
К началу нового века все эти, так сказать, поползновения были пресечены. Сегодня едва ли можно всерьез говорить о дальневосточном сепаратизме, но беспокойный призрак ДВР нет-нет да оживет. Скажем, после Крыма и Донбасса иные заговорили о том, что, мол, проведи на Дальнем Востоке референдум - и вернется ДВР… Вспоминается и необоснованно горделивая поговорка 90-х: «Запретите правый руль - получите Дальневосточную республику».
Запрещать не понадобилось: подняли пошлины, прислали ОМОН, и все стихло.
Появление в 2010-м «приморских партизан» не могло обойтись без конспирологических версий о «запуске сепаратистского сценария» и воссоздании Дальневосточной республики. «Партизаны» эти, правда, тоже оказались скорее мифом, чем реальностью. Несколько пацанов побегали по тайге, постреляли, потом их поймали - все, никаких «партизан» нет, есть только СИЗО на Партизанском проспекте.
Зато сейчас gazeta.ru, например, называет историческую ДВР «Новороссией Дальнего Востока», каким бы натянутым ни выглядело такое сопоставление…
Никому не важно знать, чем была реальная ДВР. Ее можно считать чем угодно. Этакая постмодернистская Атлантида, страна, которая то ли была, то ли нет.
Но миф, конечно, красивый. Поэтому - пусть живет.
Василий Авченко,
«Новая газета во Владивостоке», №284, 23.04.15
