Актриса Бессонова с сердцем Нижинского (фото автора)

Наш собкор [«Приамурских ведомостей»] оказался в числе немногих приглашенных на стартовую премьеру постановки по пьесе ленинградского драматурга Ольги Погодиной, приняв участие в первом публичном обсуждении мистического исследования режиссера Татьяны Фроловой.
 
КТО ОН?
 
Спектакль, созданный в рамках конкурса по поддержке российской современной драматургии Министерства Культуры РФ, объявлен в конце весны 2013 года мировой премьерой «Сердца Нижинского». Пьеса, как отмечают анонсы Сети, написана специально для всемирно известного мини-театра из Комсомольска-на-Амуре. Трехликая труппа Фроловой, нацелившись материализовать внутренний мир великого русского танцовщика и хореографа, сделала акцент не на волшебной силе и неимоверной легкости Вацлава Нижинского (Wacław Niżyński), зависавшего по легенде в воздухе, а на трагическом брожении его души.
 
Сценическая полутьма театра КнАМ преподнесла зрителю некий гротеск, в котором вспыхнули не дары человека-птицы, а его раннее безумие на почве полного одиночества в круговерти событий, охвативших молодую Республику рабочих, крестьян и солдат. В итоге талантливый танцовщик провел тридцать лет в клиниках для душевнобольных, а фабулой современной пьесы спустя 63 года после его кончины стали несколько интимных тетрадей, исписанных Вацлавом за довольно короткий период его жизни в Швейцарии.
 
- Искусство Нижинского не было запечатлено на кинопленку, сохранившись только в воспоминаниях и на фотографиях, если не считать восстановленной хореографии его балетов, - констатирует режиссер КнАМ. - Однако дневниковые записи говорят о нем гораздо больше, чем мемуары современников. Спектакль не похож на биографическую историю, скорее это своеобразный детектив, действие которого происходит в неопределенном будущем.
 
Действительно, похороненный и перезахороненный в западных столицах Европы, Нижинский не дожил до времен, когда советский балет стал лучшим в мире, а постсоветские коллеги Вацлава перестали голодать, скандаля и питаясь в лучших московских ресторациях. Подспудный комплимент в адрес нынешней власти, обласкавшей столичных кумиров в пачках, также очевиден. И все же, стараниями Ольги Погодиной и КнАМ, в тумане первой половины ХХ века перед зрителем предстает по сути не великий русский танцовщик, а самый настоящий неврастеник. Его откровения сразу и однозначно попадают под классические определения светил психиатрии Блёйлера и Эскироля.
 

Вацлав Нижинский

К примеру, стихи Нижинского, если обратиться к основополагающим трудам в этой области медицины - типичное самовыражение шизофреника, повторяющего несколько простых слов до пены у рта десятки раз. Известного театрального деятеля Сергея Дягилева преследуемый демонами Вацлав, как свидетельствуют его же записи, пытается пнуть на оживленной улице, оскорбить чересчур сытого руководителя балетной труппы прилюдно лишь для того, чтобы показать: «Я его не боюсь». Нижинский вспоминает, как после пакости убегал от своего руководителя по парижским улицам. И не только по парижским…
 
Прятался Нижинский, как демонстрируют его дневники, повсюду. Особо болезненным было восприятие танцовщиком вихря социальных перемен на улицах городов послереволюционной России. Не находил себе места сгорающий танцовщик и в буржуазной Швейцарии. Плохо ему было, судя по всему, везде. Кроме сцены, где он обрел навеки статус «бога». И отовсюду, где не аплодировали гению, Нижинскому, как теперь почти понятно, была одна дорога - в клинику для душевнобольных.
 
ВЫТЯЖКА ИЗ ЕГО СЕРДЦА
 
Откровенно фанатичные мысли танцовщика, не скрывавшего свою нетрадиционную сексуальную ориентацию, направлены, очевидно, вникуда. Строки дневников скачут вместе с пламенем камина в его апартаментах, наводя смятение на современных молодых людей, увидевших в минувшие выходные «Сердце Нижинского». Две девочки, первыми покинувшие театр КнАМ после премьерного показа, молча заплакали и дружно закурили, удаляясь вглубь многоэтажного квартала.
 
В аудитории, где затем обсуждалась премьера, зависли вопросы, которые не могут не встревожить служащих театра, прославленного на весь мир постановками Кафки и Достоевского. Что нынче вынесут зрители из зала КнАМ после постановки, направляющей весь потенциал актеров в пропасть безутешной тоски и безысходности? Куда сегодня повернула труппа Фроловой, словно специально подбирая наиболее упаднические творения современной российской драматургии?
 
Как вообще можно относиться к пьесе, автор которой ставит под занавес в один ряд рок-идола Курта Кобейна, поп-звезду Майкла Джексона и самоотверженного борца за социализм Эрнесто Че Геваре? Ольга Погодина вспомнила в эпилоге и сказку нетрезвого андеграунда: из сердца Нижинского некий монах, мол, сделал вытяжку для человеческих звезд, будоражащих планету и сгорающих в молодые годы. Нужна ли подобная «вытяжка» российскому социуму, где и без того каждый пятый юноша сгорает сегодня от дурмана криминального происхождения?
 
Но успешный драматург и публицист Ольга Погодина размышляет о судьбе Нижинского так: «Рассказать его историю языком психологического повествования театра невозможно. Его личность слишком расходится с бытовым представлением о жизни артиста. В его судьбе все - миф и загадка. Чтобы найти ключ к пониманию этой судьбы, я решила сделать его персонажем мифа. Это не пьеса в привычном понимании, а заготовка для спектакля. Текст для театра имеет дополнительное измерение. «Сердце Нижинского» - пожалуй, самый радикальный тому пример. Мир, описанный в этой пьесе, жесток, но он прекрасен. Фабула вторична. Объяснений происходящему нет. Еще, мне кажется, это текст о взаимоотношениях мужчины и женщины, режиссера и актрисы, актрисы и зрителя. Одним словом - это театр. Такой, каким я вижу его сегодня».
 
Если таким же будут видеть театр и другие авангардные коллеги-современники Ольги Погодиной, то вряд ли в ближайшие годы мы будем выходить способными к полноценной жизни и созиданию из залов, где ставятся пьесы молодых российских драматургов. Достойны ли освещения истории русского балета выдернутые из дневников гения Нижинского признания типа: заперся в номере, занимаюсь онанизмом?
 
И почему предметом для очередного драматургического исследования при поддержке нынешнего Минкультуры РФ не представить публике, скажем, героическое сердце Бонивура или сердце Данко, осветившее выход народа из тупика? Неужели упадок, полумрак и безысходность становятся сценическими символами одного из ведущих экспериментальных театров России?
 
ИДИ И САМ СМОТРИ
 
Но, даже воспевая необратимые гнилостные процессы, с лихвой обнаруженные Ольгой Погодиной в сердце Нижинского, театр Татьяны Фроловой снова и сполна продемонстрировал свой свежий новаторский ресурс. Дерзкие технические приемы и уникальная концепция декораций, реализованные в крошечном пространстве обычной городской квартиры, сами по себе блестяще демонстрируют творческие возможности КнАМ - носителя беспримерной формы подачи любого материала.
 
Как настоящее явление из потустороннего мира является перед залом актриса Елена Бессонова, словно выпрыгнув из первого состава балета «Весна священная». Неземные руки Дмитрия Бочарова завораживают белыми переплетениями на фоне черных стен апартаментов, где проживал Нижинский. Бешеный накал создает монументальный корпус Владимира Дмитриева, перевоплощаюшегося из советского демона в бескомпромиссного и неоднозначного руководителя - Сергея Павловича Дягилева.
 
- Новаторская структура пьесы открывает широкие возможности для поиска новых средств театральной выразительности, - уверена Татьяна Фролова. - В попытке перекинуть мост из сегодняшнего дня в прошлое авторы спектакля задаются вопросами о роли творца в истории. Как искусство соотносится с реальностью, с днем нынешним, в чем его миссия? Способно ли искусство изменить мир или все-таки жестокие реалии мира гораздо сильнее гения?
 
И все же обидно, что Нижинский, одна из самых ярких личностей в искусстве танца первой половины XX века, так и остался в глазах зрителей фигурой - по большому счету - слабой, эгоистичной, извращенной, нежизнеспособной. Хотя именно его эксперты балетной школы до сих пор приводят как пример избранного гения, «бога танца». О магическом воздействии Нижинского на публику твердят все, кому посчастливилось видеть его на сцене. Те, кто работал рядом с ним, раскрывают и секреты этой магии. За ней стоял каждодневный труд, самоотречение, самоуглубленность. Он ставил перед собой амбициозные задачи — посредством танца выразить мысли и чувства, которые до него еще никто не высказывал на балетной сцене.
 
- Нижинский совершил смелый прорыв в будущее балетного искусства, открыл утвердившийся позднее стиль экспрессионизма и принципиально новые возможности пластики, - напоминает публике уже, к сожалению, за рамками спектакля Татьяна Фролова. - Он оказался смелым и оригинально мыслящим хореографом, вернувшим мужскому танцу былой приоритет и виртуозность. Его трагическая судьба дополняет миф. Текст его дневников напоминает наскальные рисунки. Мы восхищаемся свежестью и глубиной восприятия мира первобытного человека, но не можем не замечать некоторой наивности, упрощенности, примитивизма этих изображений. Но именно искренность, откровенность, простодушие так важны в его эмоциональном послании.
 
Юрий Ковалев.