«Стыдно быть прессой» — сказала сообществу считающаяся известной журналистка — назовем ее О., и сообщество не то чтобы взорвалось, но вздрогнуло. Журналист, услышало сообщество, — обслуга, на званых вечерах он «значится в списках на последних местах — после чиновников, звезд культуры и спорта, модельеров, рестораторов». А на приеме в итальянском посольстве и вовсе «прессе предлагалось посмотреть, как будут ужинать Владимир Познер и Юрий Любимов. Сглатывая слюну и переминаясь с ноги на ногу».
Не успело сообщество вытереться, ему дали по второй щеке. Оказалось, что стыдно быть и политическим журналистом. С именем и во вполне статусной газете. Автор, назовем его журналист К., решил держаться от журналистики подальше, по крайней мере до выборов, вот почему: «Я не могу снабжать читателя правдивыми новостями о российской политике… Ньюсмейкеры врут так, что за них приходится краснеть».
Журналист К. вспоминает школу и университет, где ему рассказывали про Гоббса и Гуго Гроция. Вместо Города Солнца «власть понастроила византийских заборов и стенок, загородок и ширм. Мы вынуждены буквально умолять тех, кто хоть подглядывал в замочную скважину, поделиться с нами сокровенным знанием».
Можно было бы, конечно, посмаковать противоречия, усомниться в искренности, попрекнуть бутербродом на итальянском приеме. Объяснить все тем, чего мужчине не понять, а надо бы: «Нет ничего позорнее, чем проснуться через пятнадцать лет пожилой женщиной, которая пишет статьи и ходит по пресс-конференциям». Действительно, нехорошо. Но журналист О. решительно перечеркивает всю свою жизнь: человек с будущим не идет в горничные.
Кто украл будущее у журналиста О.? Кто лишил журналиста К. веры в справедливость?
А многим ли удалось не обмануться, не повестись на лукавую суть профессии, ее маленькую манящую ложь, главное ее противоречие и ее главный инструмент: быть допущенным? Многие ли устояли: с тобой на «ты» режиссеры, министры, космонавты и, может быть, даже Ксения Собчак? Тебе рассказывают по секрету, кого завтра снимут и что скажет Лидер на форуме звероловов, ты уже не просто задаешь вопросы, ты уже собеседник, ты так близко к звездам, что кажется, будто сам участвуешь в их движении. Может быть, об этой профессии мечтала в свои 16 лет журналист О.: «Журналист — это звучит гордо. Фантастически перспективно звучит».
Почему они решили прозреть именно сейчас — отдельный вопрос к журналисту О. и журналисту К. Может, накипело, может, поругались с начальством, может, и впрямь, проявилось желание пожить для вечности и написать «Смерть Ивана Ильича». Может, подумали, что и на самом деле случится оттепель, а теперь решили, что ее опять не будет. Бывает. Важно, что пелена вдруг спала с их глаз. Оказалось, что «журналист — не на равных». Журналисту нет места за столом, его место в дверях, раз не участник, значит, челядь.
Оказалось, что журналист — и не собеседник, про судьбу «Правого дела» ему врут так, словно тычут носом: никакой ты не мозг нации, а как был воронкой для слива, так и пребудешь, и журналист К. заливается краской — за себя и, конечно, за Гуго Гроция.
Сгорая от стыда, журналист О. и журналист К. сказали: мы — настоящие. Мы такие, какими мечтали быть в 16 лет, мы не изменили себе, и потому — карету.
Это правда. Они не изменили, не изменились. Они и в самом деле, кажется, не знали, что ужинать и писать об ужине — это два совершенно разных рода деятельности, и если один из них называется журналистикой, то, видимо, по той же причине, по которой футболистки имеют отношение к футболу. Что врущий ньюсмейкер — это не крах профессии, а обычная работа по анализу этого вранья, если оно кому-то интересно. Потому что всего-то и нужно — вернуть словам их первоначальное значение, и это и есть профессия: процеживать через клавиатуру и собственные мозги бесконечный поток информационной жижи. Кому-то нравится.
Дубнов Вадим,
«Новая газета» во Владивостоке», № 88, 09.06.11
