Яков Тряпицын и Нина Кияшко-Лебедева |
|
Сегодня бы начинаем публикацию объемного эссе-исследования на тему Николаевских-Кербинских событий 1920 года «Нижнеамурская голгофа. Поиски истины». Его автор - Сергей Тимофеев из Санкт-Петербурга.
О себе он рассказывает так: «Мне 53 года. Обычный обыватель, рожденный в СССР. В партии не состоял, не привлекался, отдал два года на благо Родины, в составе ГСВГ [Группа советских войск в Германии]. Закончил Ленинградский автотранспортный техникум. Пережил девяностые. Недвижимости, дворцов и пароходов не заимел. Чубайсовский ваучер обменял на джинсовую куртку. Никаких специальных исторических образований не имею. Просто всегда увлекался историей...»
Тем не менее, Сергей Тимофеев считает, что «если знаешь историю, то можно избежать многих ошибок».
«Я всегда пытался смотреть вглубь, никогда не беря за неприложную истину какой-либо один источник - сколько людей столько мнений, - продолжает. - Не люблю когда вешают шаблоны, не проверив факты».
О своем исследовании пишет так: «Это мой первый труд - ведь когда-то надо начинать делать что-то нужное, тем более в сегодняшнее сложное время. Однажды Яков Иванович Тряпицын посмотрел на меня с фотографий. Красивое, чистое лицо. В его взгляде был немой укор ко всем нам. Прочитав о нем, я обнаружил столько негатива и грязи, что понял - надо это исправлять. В заключение хочется добавить фразу товарища Сталина: «После смерти на мою могилу нанесут много мусора, но ветер истории развеет его»...»
Произойдет ли такое с Тряпицыным, у которого и могилы нет?
* * *
Вместо предисловия
Министр временного правительства и по совместительству генеральный секретарь масонской ложи «Великий Восток народов России» Александр Фёдорович Керенский, глядя в окно Михайловского замка и увидев, как солдаты убили двух офицеров, пророчески произнёс: Гражданская война началась!
Заметим, на дворе 1917 год, но прокатившаяся вакханалия убийств, не большевистская тирания, а всего лишь отголоски демократии - только, что отгремели февральские события в Петрограде и пала 300-х летняя монархия дома Романовых.
Красный Октябрь, с его диктатурой пролетариата и ЧК, ещё где-то там, впереди, но в России уже выбрался на свободу кровавый Молох, искусно играющий на классовых, веками копившихся, противоречиях.
И, пусть ещё не официально, но Гражданская война уже незримо начала свою поступь по стране, забирая первые жертвы и постепенно набирая обороты.
До всеобщего признания этой страшной трагедии, прокатившейся из края в край, по всей бывшей Российской империи и изломавшей судьбы всех её жителей, невзирая на пол, национальность и вероисповедание, ещё год.
Официально, Гражданская война началась в марте 1918 г. и продлилась более четырёх лет. Её окончанием считается выход Красной Армии к Тихому океану и взятие Владивостока в ноябре 1922 г.
В то тяжёлое время братоубийства, человеческая жизнь ничего не стоила. Накал ненависти человека к человеку превзошел, все мыслимые нормы и перешёл в плоскость дикого сумасшествия, когда из людских недр наружу выплеснулось всё низменное.
Противоборствующие стороны без жалости уничтожали друг друга. В ответ на «белый террор», возник «красный террор». Мало того, противники под час применяли к побеждённым поистине садистские способы умерщвления - обычный расстрел или повешение рассматривались как своеобразное милосердие.
Пытаться найти среди них правых и виноватых - неблагодарное занятие. В далеком 1920 году один из активных участников борьбы за власть Советов на Дальнем Востоке И. Гейцижн писал: «В том-то и вопрос: кто виноват? Пусть на поставленный вопрос история ответит. А пока, когда вы служите панихиды одним, помните о других. Ибо если человеческая кровь и жизнь не будут иметь одинаковой ценности, мир все равно неминуемо погибнет...»
Одним из самых трагических эпизодов Гражданской войны, получившим большой международный резонанс и как следствие повлёкший за собой длительное присутствие японских интервентов на Российской земле, стал эпизод, получивший в истории название «Николаевский инцидент».
События, произошедшие в г. Николаевске-на-Амуре, тесно связывают с именем Якова Ивановича Тряпицына - командующего партизанской Красной армией Николаевского фронта.
Чтобы не дать японцам возможности создать в Николаевске удобную базу, он приказал, предварительно эвакуировав население в посёлок Керби, уничтожить город.
2 июня 1920 г. по его «диктаторскому» приказу город был подожжён, кирпичные здания взорваны. Это, пожалуй, единственный случай в анналах Гражданской войны.
Такое поведение в стиле 1812 года, когда по тайному распоряжению генерал-губернатора Ростопчина Ф.В. была сожжена Москва, значительно снизило ценность Николаевска, а город, напомним, являлся центром всей области, для японцев, которые в это время проводили кампанию по захвату Сахалина и Амурского края и хотели основать в нём военно-морскую базу.
Но если бы только уничтоженный город, шокирующее воздействие на страну Восходящего солнца произвело другое решение Тряпицына - перед отходом из города, захваченные в плен подданные Японии обоего пола, а вместе с ними и многочисленные жители из числа противников Советской власти, до которых, положа руку на сердце, храбрым самураям не было никакого дела, были расстреляны.
Вот тут-то, Северная экспедиция, предпринятая императором Тайсё, столкнулась с доселе ей не встречавшимся - воочию увидела жуткий лик террора, с его смертельным оскалом.
Тряпицын поступил с японцами (по большей части, совсем не мирными, учитывая, что их военный батальон прибыл на русскую землю с целью агрессии и участвовал в боях) так же, как они привыкли поступать с русским населением Дальнего Востока.
Вместо облагороженной инфраструктуры богатого купеческого города с годовым оборотом в 50 000 000 золотых рублей, интервентов встретил пепел, груды развалин, кучи трупов и бродящие между ними редкие полубезумные жители. Выяснилось, что эвакуировалась лишь малая часть населения, главным образом, красные бандиты и их семьи, а основная масса горожан расстреляна, зарублена, забита, изнасилована - так описывают увиденное заморские гости, и прибывшие с ними различные представители белогвардейской и иностранной прессы.
Палачи и садисты под руководством диктатора-анархиста потрудились на славу! Так ли это и что происходило в действительности?
По целому ряду объективных и субъективных причин вокруг Тряпицына и его действий образовался такой невероятно запутанный, противоречивый клубок мнений, суждений и даже документов, что для того чтобы разобраться в нем понадобиться еще много времени и много трудов. Хотя бы отчасти, попробуем приподнять покров неизвестности.
Советские летописцы и их СМИ правды о Тряпицыне не говорили, устроили тайну за семью печатями, навесив на него ярлыки «индивидуалиста-диктатора» и «контрреволюционера-анархиста» самовольно спалившего город и погубившего тысячи безвинных жизней.
Даже подробность о том, что в Хабаровске проживает Наталья Михайловна Герасименко (девичья фамилия Тряпицына), которая до недавнего времени не знала, что она племянница Якова Ивановича, говорит о многом.
Наш же любознательный народ, падкий до всяческих слухов и сплетен, с удовольствием полагался на «сарафанное радио». И если на материковой части РСФСР данная тема, вообще была предана забвению, то на севере Хабаровского края до 1960-х гг., пока были живы большинство свидетелей тех событий, активно ходили кривотолки о случившемся.
Здесь, особенно вовсю муссировались сплетни, о Тряпицыне и его гражданской жене.
Например, рассказывали, что Тряпицын «устраивал своей полюбовнице Нинке Лебедевой молочные ванны», для чего население принуждали сдавать молоко.
Да, молоко действительно реквизировалось, но для раненых партизан и детей приюта. Или вот, «истинная правда» от Анны Николаевны Божко:
«Нина Лебедева (Кияшко) обещала китайцам жен офицеров. В городе ходили слухи, да и партизаны говорили (прим. Позавидовали, сволочи!), что был проект выдать китайцам мандаты на всех женщин, у которых убиты мужья, но не был осуществлен, потому что запротестовал китайский консул (прим. Обделили мандарина - вот и обиделся!). Но была устроена лотерея, на которой разыгрывались женщины».
Ну, как тут не поверить, разве перенёсшая мытарства жительница спалённого города может обманывать. Подумаешь, что она всего лишь передаёт обычные сплетни на уровне слухов, главное - люди же не врут, люди видели, вот те истинный крест!
Да простит меня ныне покойная Анна Николаевна - её тоже разыграли в лотерею или она не была офицерской женой?
Ей вторит ещё один «свидетель», старающейся для японской комиссии, М.В. Сотников- Горемыка, прямо-таки, говорящая фамилия, как у русских классиков:
«Иногда посещала несчастных сожительница Тряпицына, Н. Лебедева-Кияшко, видимо садистка, происхождения не русского, судя по овалу лица и окраске волос, была скорее похожа на еврейку; выбирала здесь мужчину и с улыбкой на устах расстреливала из револьвера... Нина Лебедева барышням улыбалась, похлопывала ниже спины, а у этих барышень отцы и матери находятся в дальнем плавании Амура, а они состоят в жёнках разного начальства да партизан-китайцев включительно».
В общем, не жалели чёрных красок для личностей лидеров нижнеамурских партизан все, будь-то приверженцы Белого дела или их оппоненты коммунисты, появившиеся из небытия демократы или бывшие интервенты, т. е., выражаясь современной терминологией, никто не хотел взять на себя ответственность за произошедшее.
Гораздо проще всё случившееся спихнуть на безмолвного стрелочника, в данном случае на Тряпицына Якова Ивановича, обвинив его во всём негативном, что произошло в Николаевске и окрестностях, тем более, если он не принадлежал ни к партии победителей, не побеждённых.
Благодаря стараниям коммунистической пропаганды, уже все и забыли, что революцию делали не только большевики, которых, на самом деле было меньшинство, но и эсеры, кадеты, максималисты, анархисты, троцкисты и т.д.
Между прочем, почитаемый писатель Ярослав Гашек, тоже был анархистом! А так, с лёгкой руки, первых - анархия стала символом в лице, разрисованного чёрной краской батьки Махно, т.е. анархизм = бандитизм. Анархисты - они такие! Им бы пограбить, да город спалить! Другого от них ждать не приходится.
Вот и Тряпицын из них, окружил себя тёмными личностями и стал творить всякие безобразия в угоду своей анархической сущности. Бандит, одним словом!
Часть I
Интервенты, партизаны и Дальневосточный буфер
Японские дальневосточные помощники
Преданным героям Гражданской войны посвящается.
Что ж, для начала кратко опишем исторический фон, предшествующий Николаевскому инциденту, не имеющего аналогов в истории Гражданской войны и который до сих пор вызывает противоречивые споры.
В Сибири, на Дальнем Востоке и в Забайкалье, к 1920 году, кого только не было - белые, красные, многочисленные воинские контингенты союзников и различные миссии.
Наиболее активную вооруженную и финансовую помощь Белому движению, помимо Чехословацких легионеров, Американского оккупационного корпуса, смешанных Канадско¬Английских сил (Canadian Expeditionary Force (Siberia*), Французского Колониального сибирского батальона (Bataillon Colonial Siberien**), итальянских и польских частей, оказывала Японская империя, стремившаяся оторвать кусок от недавно образовавшегося Советского государства.
Уже в 1918 году появились карты, на которых южная часть российского Дальнего Востока была закрашена в цвет Японской империи.
Эйфория после победы в японско-российской войне 1904-1905 гг ещё не выветрилась из голов островных военных и политиков и поэтому японский империализм не скрывал своих амбиций и полагал, что удастся легко присоединить эту территорию к своей империи.
Надо сказать что, введя войска на наши земли якобы для охраны своих подданных, Япония вела себя очень бесцеремонно и нагло, словно на оккупированной территории.
Например, пассажиров владивостокского трамвая они заставляли вставать, когда в вагон заходил японский офицер.
Ну, это так, мелочи, просто мелкое унижение русского человека. Для наглядности предлагаю ознакомиться со второй частью отчета от 3 апреля 1919 г. о командировке в Благовещенск сотрудника военно-статистического отделения окружного штаба Приамурского военного округа капитана Муравьева с 4 по 31 марта 1919 г.
Документ хранится в Российском государственном военном архиве. Автор источника - образованный кадровый русский офицер, знавший японский язык, до Октябрьской революции 1917 г. служил в контрразведке штаба Приамурского военного округа, стал невольным свидетелем военного противостояния партизанских отрядов японским войскам и белогвардейским частям в Амурской области.
II. Отношение японцев к русскому населению в Амурской области
«При рассмотрении этого вопроса получается весьма мрачная картина - населению приходится переносить много неприятностей и даже насилий со стороны японцев, созданных условиями текущего момента борьбы с большевиками.
Даже офицерство не гарантировано от оскорблений со стороны японских войск. На моих глазах на ст. Благовещенск комендант станции, уже пожилой подполковник, раненный в ногу на войне, был бесцеремонно толкаем японскими солдатами, которые чуть его не били, чтобы остановить при проходе его на вокзал.
А между тем комендант имел белую повязку с надписью на яп[онском] языке, указывающую на его должность.
Вообще японцы с русскими офицерами мало церемонятся, так же как и со всем населением.
При проезде в г. Алексеевск из Благовещенска 3-4 японских штабных офицера занимали громадный вагон международного о[бщест]ва. Но тут же рядом более 20 русских офицеров Амурского пех[отного] полка должны были мучаться и не спать, скученные в одной теплушке.
Военная форма не спасает от оскорблений и даже иногда побоев. Так, какого-то военного чиновника нещадно избили японские солдаты в поезде за то, что он осмелился им возражать.
Японцы с пассажирами, приехавшими на ст. Благовещенск, обращались как со скотом, грубо загоняя их на вокзал, то обратно в вагоны.
Крестьяне страшно страдают при теперешнем положении в области. С одной стороны, большевики делают у них реквизиции и поборы, когда же приходят японцы, то тоже сжигают деревни и имущество крестьян, при этом страдают даже женщины и дети.
В отношении японцев приходится держаться чрезвычайно осторожно: малейшая шутка или неосторожное слово грозят серьезными последствиями. Примеров тому масса.
В одной из теплушек ехала компания русских, человека четыре, и громко обсуждала грубое поведение японцев, с ними случайно находилась одна японка, [про] которую считали, что она не знает русского языка; на следующей станции эти четыре человека были расстреляны по доносу японки.
В отношении женщин они так же грубы как с мужчинами, употребляя ругань, а также приставая к ним с похабными словами.
Шутки японцев весьма мрачного характера: например, в нашем вагоне ехал один зауряд-прапорщик, который начал примерно прицеливаться, все женщины моментально убежали из вагона.
Подобные шутки иногда кончаются весьма печально, но все проходит безнаказанно. В отношении расстрелов японцы тоже не церемонятся. В Благовещенске около станции был расстрелян один русский военнопленный, затем - бывший милиционер за то, что вышли ночью с вокзала (японцы не позволяют пассажирам уходить с вокзала ранее шести час[ов] утра).
Японская жандармерия и охранные войска, благодаря незнанию русского языка, часто руководствуются только внешними признаками при определении лиц, причастных к большевизму.
Так, один японский фельдфебель на ст. Завитая был очень ценим своим начальством за способность только по одному выражению лица находить большевиков. Ему было достаточно пройти два раза по поезду или перрону станции, чтобы определить большевиков и арестовать их. Подобных случаев было повсюду немало.
Таково отношение японцев здесь, в Амурской области, где они уже представляются населению в роли завоевателей, и даже наши офицерские и казачьи отряды не смеют иметь свой национальный флаг, а всегда носят японские значки и подчиняются японскому командованию, что должно быть очень обидно для нашего национального самолюбия. Фактически вся власть, как военная, так и гражданская, находится в руках японцев».
Как видно из отчёта - картина маслом! Одна только фраза о белых защитниках Отечества не смеющих носить национальный флаг и вынужденных носить японские значки, чего стоит. Ладно, продолжим.
В марте 1919 года командующий 12 бригадой японской оккупационной армии в Приамурье генерал-майор Сиро Ямада издал приказ об уничтожении всех тех сел и деревень, жители которых поддерживали связь с партизанами.
Во исполнение этого приказа в марте 1919 года были подвергнуты «чистке» следующие села и деревни Приамурской области: Круглое, Разливка, Черновская, Красный яр, Павловка, Андреевка, Васильевка, Ивановка и Рождественская.. Они стали своеобразными Хатынями Приморья времён Гражданской войны, сполна принявших скорбную участь.
Вот описание варварской расправы японцев с населением села Ивановки, Амурской области, 22 марта 1919 года.
Кстати, японцам помогали защитники Отечества - казачки. Видимо новая родина во главе с желтолицыми братьями их более устраивала.
Окружив Ивановку цепью с северо-западной и восточной сторон, каратели начали обстреливать её из 4-х пушек и нескольких пулемётов.
После двухчасовой бомбардировки, японцы и белоказаки стали сгонять жителей на площадь. Заняв «с бою» село, каратели начали сжигать дома и постройки, обкладывая их соломой. Село озарилось заревом. Затем японцы согнали прикладами мужское население 186 сельчан и вывели за околицу.
Тех, кто не хотел идти, убивали на месте. Большинство из пленников - подростки и люди пожилого возраста.
Интервенты не пожалели даже старика Андрея Баранова, которому было 90 лет. Приведенную толпу японцы, не торопясь, со смехом расставили в ряды против пулемета. Людям приказали встать на колени, после чего их расстреляли из пулемёта. Миссию карателей вручную завершили пехотинцы, которые добивали выживших людей штыками.
Единственному расстрелянному, раненому в плечо, с проколотой шеей, чудом удалось выбраться из этой кровавой мясорубки живым.
Апогеем интервентского и белогвардейского изуверства стала жестокая расправа над 36 мирными жителями Ивановки.
Их загнали в хлебный амбар, заперли и подожгли. Окутанное гарью село заполнили душераздирающие крики. Горящие и задыхающиеся люди в поисках спасения начали метаться в амбаре.
Неимоверными усилиями им удалось приподнять крышу охваченного огнем строения. Несколько человек попытались вылезти наружу, но были хладнокровно застрелены японцами и белогвардейскими офицерами, которые стояли рядом и невозмутимо наблюдали, как горят живые люди.
В то время, пока происходила эта, неслыханная по своей жестокости расправа над мирным населением, другая часть карательного отряда шарила по домам, обыскивая сундуки, забирая все ценное.
Оставшихся в живых женщин и девушек насиловали. Было убито около 250-300 человек.
Называют цифры - 257 расстрелянных жителей и 36 заживо сожжённых. Тех, кто сгорел в огне идентифицировать, естественно, не представлялось возможным. На месте расстрела женщинами была собрана земля с кровью и в виде холмика сложена в одном месте.
Надо заметить, что в Ивановке партизаны были, правда к какой политической партии они принадлежали не совсем понятно.
Губельман М.И., бывший военный комиссар комитета Приморской области пишет, но это скорее пропагандистская риторика времён Страны Советов:
«Горсточка советских бойцов, засев среди обгоревших развалин и в уцелевших от обстрела домах, оказала врагу упорное сопротивление. Но защитников села было слишком мало.
Захватив село, бандиты подожгли жилые дома и служебные постройки. Затем они стали сгонять население прикладами к центру села, расстреливая на месте пытавшихся бежать. 30 человек были загнаны в амбар и заживо сожжены, более двухсот расстреляны на площади из пулеметов. Погибло около 300 мирных, безоружных жителей села, среди которых были женщины, дети и один 96-летний старик.
Всего было сожжено 86 домов, 94 амбара и более ста других построек. Во время пожара сгорело 3816 пудов муки, 579 000 пудов пшеницы, 2633 пуда ядрицы, 57 017 пудов овса, пять молотилок, 17 сноповязалок, четыре жнейки, 14 сенокосилок, 43 плуга, более ста других сельскохозяйственных машин и много имущества (телеги, сани и прочий инвентарь).
В селе находилась хорошо оборудованная мастерская по ремонту сельскохозяйственного инвентаря, оцененная в сто тысяч рублей золотом, школа, здание банка, сельский кооператив. Все это врагами было предано огню. Из 800 хозяйств 196 были совершенно разгромлены. 160 семейств остались без трудоспособных, около 100 детей - сиротами».
Читаю эти строки и диву даюсь - люди в них для автора представляют меньший интерес, чем материальные вещи. Ну, погибли «более», «около» - сколько? А, примерно 250-300 человек. Ничего, бабы новых нарожают! Зато досконально перечислены сельхозтехника, постройки и продовольствие, чуть ли не в граммах! Вот молодец, хозяйственник, как переживает! И то верно, действительно ведь это невосполнимые потери, бабы пока сенокосилки в купе со жнейками производить на свет не научились. Не порядок!
Японское осведомительное бюро опубликовало в газетах Дальнего Востока наглое, циничное сообщение японского штаба, находившегося в Благовещенске, в котором в частности говорилось, что в указанные селения был направлен большой отряд с четырьмя орудиями и несколькими пулеметами, а также смешанный японо-казацкий отряд и что эти отряды сожгли селения, а находившихся там людей перебили:
«Имея в виду затруднительность борьбы с большевиками вследствие того, что крестьяне не только не принимают сами против большевиков никаких мер, но, напротив, всячески содействуют им, давая приют и укрывая их, японское командование и впредь будет поступать так же беспощадно, как с Ивановкой, с теми деревнями, кои окажут гостеприимство и сочувствие большевикам и не выдадут их или сами не арестуют... Ввиду обращения многих лиц с жалобой на жестокость мер, предпринятых к селу Ивановке, японский штаб еще раз заявляет, что принятая мера, сколько бы ни была сурова, к великому сожалению, является единственно целесообразной. Японские войска прибыли в Амурскую область для водворения порядка и искоренения преступного большевизма».
Японским интервентам помогали и их американские коллеги.
Вспоминает участник партизанского движения А.Я. Яценко:
«Запретив кому бы то ни было выходить на улицу, они закрыли снаружи двери всех домов, подперев их кольями и досками. Затем они подожгли шесть домов с таким расчетом, чтобы ветер перебросил пламя на все остальные избы. Перепуганные жители стали выскакивать из окон, но тут интервенты принимали их на штыки. По всему селу в дыму и пламени рыскали американские и японские солдаты, стараясь никого не выпустить живым. Страшная картина разгрома предстала перед нашими глазами в Степановке, когда мы вернулись в нее: от изб остались кучи обугленного дерева, и всюду на улицах, на огородах лежали трупы заколотых и расстрелянных стариков, женщин и детей».
Ну, большевики, как у нас нынче принято говорить, всё, мягко говоря, искажают и преувеличивают. Тогда извольте, специально для любителей Белого дела, вот донесение американского офицера (как-никак, борца за демократию на планете!) о том, что японский отряд 27 июля 1919 года арестовал девять жителей на железнодорожной станции Свиагино, которая охранялась американцами.
Заметьте, станция охранялась американцами, но хозяйничают тут почему-то японцы. Янки видимо, как всегда хотели чистенькими остаться, грязной работы чурались, заступаться за местных аборигенов не спешили и как всегда старались сделать всё чужими руками, а они вроде, как и не причём. И то верно - пусть одни недочеловеки уничтожат других, нам то что до этого?
Так вот, в донесении рассказывалось и о казни:
«Пятеро русских были приведены к могилам, вырытым в окрестностях железнодорожной станции, им были увязаны глаза и приказано встать на колени у края могил со связанными назад руками. Два японских офицера, сняв верхнюю одежду и обнажив сабли, начали рубить жертвы, направляя удары сзади шеи, и, в то время как каждая из жертв падала в могилу, от трех до пяти японских солдат добивали ее штыками, испуская крики радости. Двое были сразу обезглавлены ударами сабель, остальные были, по-видимому, живы, так как наброшенная на них земля шевелилась».
На американцах зацикливаться не будем, хотя, как и другие представители лагеря Антанты, пришедшие по «союзному долгу», неблаговидных дел они совершили предостаточно. Так - для общей информации.
Сам генерал-майор У.С. Грэвс, командующий американским экспедиционным корпусом, впоследствии признавал: «из тех районов, где находились американские войска, мы получали сообщения об убийствах и истязаниях мужчин, женщин, детей...», т.е. если янки собственноручно не всегда участвовали в экзекуциях против красных, то зато и не препятствовали другим, равнодушно наблюдая за происходящим.
Если Грэвс старается не афишировать неприглядные картины, то его коллега «бравый» полковник армии США Морроу предельно откровенен в своих воспоминаниях. С какой-то маниакальной одержимостью он гордо констатирует:
«Когда наши солдаты брали русских в плен, они отвозили их на станцию Андрияновка, где вагоны разгружались, пленных подводили к огромным ямам, у которых их и расстреливали из пулеметов». Затем отец-командир сетует, о своих беднягах-солдатах, которые «не могли уснуть, не убив кого-нибудь в этот день». «Самым памятным» для полковника Морроу был день, «когда было расстреляно 1600 человек, доставленных в 53 вагонах».
Перечислять злодеяния японцев и прочих интервентов можно долго, удовольствия это не доставляет - возникают лишь один негатив и эмоции. Зато вырисовывается неприглядная картина, где со стороны бывших союзников царя Николая II чётко прослеживается отсутствие, какого-либо кодекса чести самурая или джентльменского поведения по отношению к российскому народу, их нет и в помине.
Посему народ стихийно поднялся на вооружённую, партизанскую борьбу с «друзьями-оккупантами», ненавидя не только их, но и опирающихся на их помощь и штыки, белых, которые часто совместно с ними участвовали в карательных акциях, убивая своих, же соотечественников.
Даже цитируемый выше капитан Муравьев в своём отчёте негодует и обличает собратьев по оружию:
«Отношение казаков к населению во время карательных экспедиций ужасно. Так, говорят казаки: «Если деревня, в которую мы приходим, встречает нас хлебом-солью, то мы все же для острастки всыпаем небольшую порцию шомполов (вместо розог казаки употребляют ружейный шомпол) крестьянам по нашему выбору. Если же деревня встречает казаков без знаков внешнего почтения, то порка производится почти чуть ли не поголовно»...
В заключение нельзя не упомянуть о роли семеновских карательных отрядов, посылаемых из Читы в Амурскую область.
Газета «Амурская жизнь» № 63 от 28 марта говорит: «Вместо живого слова в деревне начали применяться карательные отряды (начало положил полк[овник] Шемелин), которые начали выпускать живую кровь из первых попавшихся...» Кроме безобразных расстрелов и порок начались безобразия и насилия над женщинами и девушками, которые ни в чем не повинны. А уже этого достаточно, чтобы возмутилось все население. Это я говорю про чистые факты».
Видимо, крепко достали честного офицера свои же соратники. Ну и как к ним прикажите относиться после этого? Если называть вещи своими именами, то те, кто получает финансовую помощь от врагов своего Отечества и ведёт на них братоубийственную войну - являются обыкновенными коллаборационистами, а не благородными борцами.
Посему, Белое дело было обречено изначально. К тому же оно не имело какой-либо ярко выраженной идеи, но благодаря финансированию и военной поддержке из-за рубежа «друзей России», его агония затянулась на несколько лет и привела к миллионным жертвам и развалу русской державы, чего и добивались западные и восточные спонсоры противников большевиков.
Сергей Тимофеев,
Санкт-Петербург.
(Продолжение «Нижнеамурская голгофа. Поиски истины» следует)
*Общая численность СSEF составила 2162 англичанина и 4210 канадцев, расквартированных на всём протяжении от Урала до Дальнего Востока. Из них около 500 - инструкторы. В числе канадцев была одна женщина - медсестра Грейс Элдрида Поттер. За всё время своего пребывания на территории России потери канадских частей СSEF составили 19 человек, умерших вследствие болезней и погибших от несчастных случаев, а также одного случая самоубийства. Также было четыре случая дезертирства (трое дезертиров, вероятно, были бывшими гражданами России). Ни один канадец не был ранен и не погиб в бою. О потерях британских частей королевской армии, кроме пленных (например, на ст. Ояш Томской губернии в декабре 1919 г. в плен к красным попала британская железнодорожная миссия), на территории Сибири и Урала не упоминается.
**Bataillon Colonial Sibérien - Колониальный сибирский батальон был сформирован во французском протекторате Тонкин в г. Ханое. В его состав вошли 6-я и 8-я рота 9-го колониального пехотного полка (9ème Régiment d’Infanterie Coloniale), 5-я рота 3-го полка зуавов (алжирцы), два пулеметных взвода и французский авиаотряд, на вооружении которого находилось 17 истребителей «Сопвич». Общая численность батальона 1136 человек, в т.ч. 16 офицеров, рота эльзас-лотарингцев под командованием капитана Фенюрштейна, подозреваемых в симпатиях к немцам, 277 китайцев, 202 зуава под командованием капитана Позона и 277 «тонкинских стрелков» (вьетнамская колониальная пехота) под командованием батальонного шефа Маллэ. Общий командир полковник Пишон. Командир батальона капитан Малле, заместитель капитан Дюнан, штаб офицер лейтенант Тос, командиры рот капитаны Шилль, Во, Фенюрштейн и лейтенант Десей. Батальону приданы два воен.врача майоры Женеврэ и Жувель. 14 февраля 1920 г. французское командование принимает решение о выводе своих войск с Дальнего Востока. В марте батальон прибыл пароходом в Ханой. 24 июня 1920 г. официально он был расформирован. Всего за 19 месяцев своей сибирской эпопеи батальон потерял 5 человек убитыми, 5 пропавшими без вести, 6 умершими от ран и 42 раненых, из них 26 человек с ампутироваными от обморожений конечностями.