В Год литературы наследники писателя-эмигранта Вс.Н. Иванова (1888-1971), жившего после 1945-го в Хабаровске, готовят к изданию очередную, четвертую книгу полного собрания сочинений. Называться она будет «Гул жизни в минуты роковые, дело человека». Об этом редакции сообщил наследник Юрий Букреев из Санкт-Петербурга.

 

По его словам, новая книга будет состоять из трех частей: автобиографии и автобиографического очерка 1913-1930 гг., то есть, тех самых «роковых», и отзывы о творчестве писателя, также трех глав из книги «Дело человека», 1933 года издания в Китае. Третья часть посвящается поэзии Вс.Н. Иванова. В этот раздел войдет четыре поэмы: Беженская поэма, Поэма еды, Поэма о даме в сером, «125 летний юбилей», 46 сонетов, в том числе 12 сонетов о Москве.

 

В заключительной части будет и обращение-предложение к издателям об издании полного собрания сочинений Вс.Н. Иванова в 10-12 томах.

 

Напомним, в разные годы разрознено было издано всего три тома из собрания сочинений Вс. Иванова: «Из Неопубликованного» (1991 г.), «Мы на Западе и на Востоке» (2005 г.) и «Мир ничего не знает о Китае» (2008 г.). Многие литературно-исторические произведения, а также малоизвестные философско-мемуарные так и остались в рукописях, как например, «Китай и его двадцать четвертая революция»*, долгое время было чуть ли не под грифом «секретно», переработанное автором уже в 1969 г.

 

Все попытки наследников издать собрание произведений к 120-летию писателя в 2008 году ничем не кончились. Также было отказано в издании ППС и в советское время, в 1978 году. И вот близится 130-летие писателя.

* * *

 

(отрывок из неопубликованной книги)

 

 

Проработав значительное время в ряде китайских библиотек - в основательной библиотеке Китайской Морской Таможни, в библиотеке Министерства Иностранных дел, в особенности в библиотеке Королевского Азиатского Общества, где я состоял членом, и в других, я составил эту предлагаемую «Записку». Однако она не привлекла к себе интереса со стороны советской общественности: выезжая в 1944 году на Родину, я даже не взял ей с собой.

 

Однако, приехав в Москву, я отчётливо увидел, что Китай остаётся и в 1945 году совершенно «белым пятном» в сознании многих товарищей, с какими я встречался. Увидев в журнале «Вопросы истории» 1947 г. статью проф. Г. Войтинского о Китае с её явно неточной экспозицией, я по старым материалам, восстановил мою «Записку». И снова она и тогда осталась «гласом вопиющего в пустыне».

 

Я извлёк эту записку снова позднее, в 1957 г., переписал её и предъявил её товарищам. Она была мне дружно возвращена с указанием, что она написана «слишком в глобальных масштабах».

 

И вот теперь, в 1969 г. (после событий на о-ве Даманский в марте 1969 г. - ред. «ЗРД»), ещё десяток лет спустя, я воспроизвожу ее в неприкосновенности, чтобы предъявить снова партийной и советской общественности. Думается, что времена изменились, что «Записка» выдержала испытание временем, что теперь трудно ожидать от китайских политиков во главе с Мао Цзэдуном выдержанной и стойкой политической принципиальности.

Сентябрь, 1969 г., г. Хабаровск.

 

 

На фоне всеобщего народного негодования на чужаков, на маньчжуров революция 1911 г. свергла Циньскую династию. Кто же непосредственно выполнил это дело? Эту революцию сделали непосредственно тайные общества Китая, эта до сих пор плохо обследованная, скрытая сторона его массового быта, общества, которые работали в военной среде.

 

Переворот 1911 г. был военным заговором, начавшимся в Ханькоу, на Русской концессии, 10 октября. В этой китайской революции действовали свои национальные теоретики Китайской революции, опиравшие её на систему Конфуция. Имя её главного теоретика, к сожалению, выскользнуло из мой памяти, а его учеником был Ван Цзинвей.

 

 

Таким образом, эта теория революции 1911 г. не была теорией Гоминдана, т.е. не была заимствована с Запада. Она разыгрывалась по старым образцам: китайский историк Тан Лин-ли в своих исследованиях в этой области указывает, что каждая из 23-х предшествующих династий в Китае - свергались революцией, так что революция 1911 г. в Китае таким образом была уже двадцать четвертой революцией.

 

Было, значит, на чём набить руку и набить настолько, что некоторые такие революционные события вошли в массовый быт Китая, каковы, например, «лунные лепёшки», которые весь Китай печёт на 15-й день 8-го лунного месяца: когда-то в этих лепёшках тайно распространялись (призывы выступить против Монгольской династии в Китае (династия Юань - в 1368 г.).

 

Те же группы, которые потом и создали партию Гоминдан, - были группами с новым мировоззрением и, конечно, долго не могли ещё побороть надёжности этих старых, бытовых революционных и конспиративных навыков. Значит, Гоминдан лишь подлежит раскрытию и изучению как историческое, политическое и бытовое целое. Вот почему роль Гоминдана в революции нельзя преувеличивать. У проф. Войтинского есть любопытная справка, что д-р Сун Ятсен в 1923 г., 25 ноября, в речи на партактиве Гоминдана сам же заявил, что «до сих пор влияние Гоминдана главным образом распространялось среди китайских эмигрантов». А ведь с революции 1911 г. и до времени этой речи прошло 12 лет!

 

 

Нужно попутно указать, что употребление обычного русского термина «китайские эмигранты» в корне неправильно и производит не то впечатление, которое оно должно производить по своей сути.

 

Выселение китайцев за границу является массовым явлением в жизни китайского народа. На английском языке эти выселившиеся из своей страны китайцы называются «заморскими китайцами». Они не бежали из своего Отечества по политическим причинам, они пользуются всеми правами китайскою гражданства, они всё время деятельно участвуют в политической жизни своей страны.

 

В новой обстановке заграницы они ловко используют свои способности, трудолюбие, ловкость, коммерческие навыки и организации. Заморские китайцы - это большие контингенты энергичных людей, которые умеют завоевать себе ведущее положение на островах Южных морей, в Индии, в Сиаме, в Бирме, в Индонезии, на Гавайях и даже в Северной и Южной Америках.

 

Всегда отлично организованные и сплочённые (вообще - нет ни одного неорганизованного китайца), эти люди, сотнями тысяч проживающие в отдельных странах, сосредоточивают в своих руках крупные средства, торговлю, производство и кроме того являются средой, «мильё», через которую в Китай проникают и распространяются культурные навыки и понятия зарубежных стран, проникают политические приёмы.

 

Эти миллионные массы «заморских китайцев» являются в сущности агентурой Китая и не теряют времени для использования своего положения, при этом ставя себе С. Американские С. Штаты в свой культурный и политический образец.

 

Это - отлично осведомлённая массовая резидентура Китая, рассыпанная очень широко, при помощи которой политические круги Китая «держат руку на пульсе» всего Тихоокеанского зарубежья. Этим кругам вообще предстоит сыграть в нынешних условиях очень большую роль, когда выявленные Тихоокеанской войной и впервые заложенные Японией азиатские идеи Восточной Азии распространяются теперь всё шире и шире среди народов Тихого океана.

 

Можно сказать, что вот именно эти «заморские китайцы» (никак не «эмигранты») и создали после революции 1911 г. в Китае очередную новую «кажимость» единой политической, демократического типа жизни, жизни послереволюционной, которая и была отмечена во всём мире. На фоне этой рекламы, проводившейся очень широко по всему миру, которой ничего не было противопоставлено со стороны послереволюционного, старообразного Пекина - и выросла фигура д-ра Сун Ятсена.

 

 

«Заморские китайцы» были явлением слишком значительным для того, чтобы они не были взяты на учёт со стороны англосаксонского империалистического мира.

 

Эти заморские круги давно были охвачены религиозной пропагандой англосаксонского протестантского толка, которая равно широко распространялась и в самом Китае в XIX и XX веках.

 

О юности и происхождении д-ра Сун Ятсена имеется мало точнее литературных данных, и даже английские источники рекомендуют оставить в стороне такие «фантастические и хвалебные его биографии», как книги сэра Дж. Кентли и судьи Лейнбержера.

 

Но исключительно характерно и потому достойно всяческого внимания, что д-р Сун Ятсен, как равно и старый вождь Тайпинов Хун Сю-цзюнь, как и теперешний лидер Гоминдана Чан Кайши - являются христианами протестантского толка, объектами, обработанными так или иначе американскими миссионерами.

 

Христианство протестантского толка очень действенный проводник иностранного политического влияния в Китае и имеет большую свою агентуру.

 

Приведём лишь сухие цифры из официального справочника «Чайна Ир Бук» за 1938-39 гг., откуда видно, что в 1935 г. в Китае имелось и работало иностранцев: протестантских миссионеров 5 816 человек, при них 14 502 китайских ими воспитанных помощников, самостоятельных работников-евангелистов.

 

В этом же году в Китае были: 1 207 организованных больших миссий, 7 281 организованная церковь. Верующих насчитывалось свыше полумиллиона человек, и эту массу обрабатывало 4 445 воскресных школ. Эти цифры до 1917 г. в Китае были гораздо бОльшими.

 

Настойчивая, незаметная, планомерная «религиозная» работа англосаксов в Китае в этом направлении привела к тому, что в настоящее время до половины государственных деятелей гоминдановской ориентации получили своё образование в Америке и остаются связанными между собой и с этой страной, их «Альма Матер», - разного рода клубами, организациями и проч.

 

Чан Кайши тоже крещёный христианин, протестант, находящийся под сильным влиянием своей жены, христианкой американского воспитания и стиля. Мадам Чан Кайши, например, в 1937 г. выступила в Шанхае на Протестантском Миссионерском съезде с речью, имевшей важное организационное значение, которой она наметила основные линии борьбы против СССР в Китае.

 

Однако ни д-ру Сун Ятсену, ни его партии, ни миссионерским организациям не удалось сразу же после революции 1911 г. «захватить власть», получить первоочередное влияние в Китае.

 

- Эта груша созрела лишь позднее.

 

 

Сперва к «власти», то есть к представительствованию Китая, никак не подтверждённому никакими конституционными учреждениями, подходят после революции 1911 г. старые мандарины и политики придворных, интеллигентских и бюрократических кругов Пекина во главе со старой лисицей Юань Шикаем.

 

Иностранные дипломаты не дремлют, и создаётся целый фейерверк очередных «кажимостей» по мере того, как очередные «взявшие власть» правительства распадаются под ударами ожесточённых внутренних политических интриг; или же борьбы между иностранцами за свои креатуры. Иностранцы более всего нуждаются в таком правительстве, которое бы формально позволяло им вести прежнюю политику в Китае - грабить обеими руками. Со своей стороны очутившиеся на вершине политического случая отдельные китайские политики флиртуют с разными представительствами разных групп, создавая себе личные выгоды, набивая себе цену.

 

Иностранные дипломаты лихорадочно ведут поиски прочного «правительства» Китая в разных направлениях, преимущественно - в консервативном.

 

Американский профессор миссионер Гудноу, например, ведёт настойчиво проповедь в том направлении, что нечего менять монархический строй. Это приводит к тому, что через пять лет калейдоскопической борьбы президент и диктатор Юань Шикай объявляет себя императором, что длится недолго - всего 100 дней до его таинственной смерти в 1916 г.

 

Надо при этом отметить, что в это же самое время мальчик экс-император Сюань Тун (будущий Пу И), отрекшийся от престола в 1912 г., продолжает жить в Пекинском дворце, имеет значительный цивильный лист (до 8 000 000 китайских долларов) и в праздник Нового года принимает у себя президента, министров и парламентариев, которые делают перед ним «кэтоу», то есть бьют ему челом в землю и поздравляют с праздником. У этого мальчика имеется воспитатель - англичанин Джонсон, и не было никакого сомнения, что этот мальчик воспитывался этим англичанином «на всякий случай» в будущем.

 

Постепенно, особенно после смерти Юань Шикая, иностранцы меняют метод своего воздействия на китайское столичное общество и начинают представлять займы разным влиятельным китайским группировкам.

 

При помощи разного рода «займов» политические деятели Пекина покупаются целыми пачками, создаются разного рода «клубы» и «президенты» и «парламенты» сменяют один другой.

 

Коррупция Пекина превосходит всякие пределы. За рядом таких займов, как, например, заём в 25 млн фунтов стерлингов, который дал Пекину в 1913 г. консорциум иностранных банков, следует ряд других. Японцы, разбогатев на поставках Европе во время I Мировой войны, тоже перешли на систему «золотого пряника». К концу 1914 г. сумма этих «займов» доходит уже до 1 715 750 000 китайских серебряных долларов и продолжает повышаться.

 

Займы эти даются как Центральному правительству, так и отдельным провинциям.

 

 

По мере того как создаваемые в Пекине очередные политические «кажимости» в Китае распадаются и исчезают, потому что никакой реальной силы они за собой не имеют, к такого рода выгодной власти начинают подходить военные группировки, особенно те генералы из них, так называемые «дудзюны», которые участвовали в революции 1911 г. Начинается эпоха дудзюната.

 

Подчеркнём, что все эти дудзюны, дубани, дуду-«милитаристы», имена которых мы в современной прессе видим в качестве имён абсолютных реакционеров, такие как У Пейфу, Чжан Цзолин, Чжан Цзунчан и проч., в своё время именно они были видными деятелями Китайской революции 1911 г. и энергично сбрасывали Циней. Этим людям, зачастую выходцам с самых социальных низов, из бандитов и хунхузов, из шпионов времени Русско-японской войны и предстояло стать представителями «феодальных» институтов в Китае.

 

Во всяком случае эти военные губернаторы, сидевшие по провинциям, начали эпоху известной постепенной политической грануляции страны, до того находившейся в амёбообразном состоянии. У них были войска, у них было оружие, у них была, так сказать, реальная сила. Они опирались на так называемых «бандитов», которые стали предметом суждения I Съезда Гоминдана в январе 1924 г., что было упомянуто в демократических требованиях Съезда.

 

Проф. Войтинский в примечании 13-м на стр. 59 своей статьи указывает, что «бандитами» называли господствующие в Китае классы «выброшенных из процесса производства миллионов людей, преимущественно крестьян и ремесленников, часть которых становилась наёмными солдатами у милитаристов, а часть организовывала шайки разбойников («хунхузы». - Вс. И.). Последнее являлось настоящим бедствием для китайской деревни, т. к. «бандиты» грабили и разоряли её».

 

В Китае, не имевшем в течение долгого времени единого правительства, появилось сразу много десятков провинциальных правительств. Эти провинциальные феодальные образования были уже зёрнами власти, правда, примитивной, грубой, тёмной, но всё же власти. Весь Китай покрылся как бы отдельными замками этих якобы-«феодалов», зачастую не только не древнего происхождения, а просто «не помнящих родства», раздробленных в себе, воюющих между собой. «Чьё войско, чья дружина - того и власть!» - так стояло положение тех лет дудзюната в Китае примерно до 1926 г.

 

Иностранцы захватывают электростанции, водопроводы, трамвай, автобусы. Создаётся огромная электрическая станция в Шанхае, которая американцами затем продаётся Муниципалитету за сумму в 81 млн китайских долларов. По городам Китая начинают строиться ситценабивные, табачные и другие фабрики массового потребления на дешёвом китайском труде, которые начинают обслуживать не только Китай, а и страны Южных морей, Ближний Восток, Египет и даже страны Северной Европы, конкурируя с Японией.

 

Всё это принимает настолько развитые формы, что японцы, вторгшись в Китай после 1937 г., стремятся просто перенять все эти готовые организации на себя в разного рода «К^о Развития», в которых акции делятся между правительством Японии и Дзайбатцу. В этом вторжении в Китай англосаксонского «бизнеса» - начинает энергично развиваться и китайская буржуазия, сливаясь с иностранным капиталом во вненациональное единство.

 

 

«За русское дело», №3 (114), 2004 г., стр. 5.

Санкт-Петербург.