А. Токовенко

См.: Владивостокская Миллионка. Глава I

Владивостокская Миллионка. Глава II

Владивостокская миллионка. Глава III

Продолжение

Глава IV. Вместо оливковой ветви (фрагменты)

Телеграмма от Берга с приказанием ехать в Хабаровск, как и последний разговор с ним, заставила Карелина о многом задуматься. По сути дела, полковник, всегда учтивый, придерживающийся с подчиненными изысканно-снисходительного, но не переходящего официальные рамки тона, был откровенно фамильярен, а то и довольно груб.

Перечисляя все мнимые и действительные прегрешения Ореста, он ясно дал ему понять, что для него, Берга, который вот-вот займет место уехавшего в отпуск и ждущего отставки генерала Некипелова, начальник Тетюхинской горно-таежной зоны стал персоной нон грата. Похоже, что дни Карелина в этой должности сочтены.

«Не смог убрать меня через департамент, не захотел делать это своими руками, решил Старый Лис освободиться от несговорчивого офицера через Хабаровск», – пришёл к заключению Орест Николаевич. Он все чаще в последнее время начинал подозревать Берга и кое-кого из его ближайшего окружения в нечистой игре, но врожденное чувство справедливости и порядочности останавливали офицера перед окончательным выводом об их корыстолюбии.

Проведя беспокойную ночь в каюте «Наяды» (мертвая зыбь на море играла с легким корпусом суденышка и не давала уставшему пассажиру забыться сном), Карелин утром был уже в «Гранд-Отеле» на Посьетской, где обычно останавливался во время командировок в город. Приказав номерному тщательно отутюжить парадный мундир, извлеченный из дорожного кофра, и принести самовар, Орест совсем уже было занялся завтраком перед выходом из гостиницы, когда неожиданно раздался робкий стук в дверь.

– Войдите! – Карелин вопросительно поднял бровь, он никого не ждал в этот час.

– Здравствуйте, Орест Николаевич! – вошедший учтиво снял соломенную шляпу с седой головы. – Ради Бога, простите за столь ранний визит. Боялся не застать вас в отеле. Портье по телефону подтвердил, что вы уже приехали.

Карелин внимательно посмотрел на гостя.

– Прошу, проходите. – Орест кивнул на стоящее у стола кресло. – Чем обязан?

Незнакомец виновато улыбнулся.

– Не узнаете, Орест Николаевич? Впрочем, куда там! Столько лет прошло, да и моя персона не из тех, кого надолго запоминают… Простите, я присяду. Годы, годы! На второй этаж поднимаешься, словно на Монблан восходишь.

Как будто свежий ветер пронесся в голове Карелина, развеял туман беспамятства.

– Господин Митрофанов! Дорогой мой!..

– Да, да, он самый – бывший следователь, коллежский секретарь Митрофанов Протас Лукич явился из прошлого, чтоб запечатлеть уважение своему крестнику… Сердце разрывается, когда видишь картину разграбления национальных богатств и недр, и тайги, и моря. Кто только тут не хищничает – Миллионка, японцы и вообще дельцы разных племен и верований, да и наши доморощенные толстосумы готовы все за копейку продать тем же иноязыким купцам ради своего бездонного кармана. Уж я-то это не только по слухам, но и по своим прежним следовательским делам знаю!

– Полно, полно, Протас Лукич, меня нахваливать. Не преувеличивайте. Вы-то как все эти годы?

– Разговор серьёзный. Неотложное дело есть! От чая не откажусь. Не повредит и бутылочка мадеры, чтоб фантазия разыгралась. Тем более, что история моя, можно сказать, почти фантастическая. Я ведь, как и вы, петербургской выучки, правда, учился на медные копейки. Уж не знаю, как отцу моему, мелкопоместному псковскому дворянину, удалось пристроить меня в училище правоведения на Фонтанке. Нас, будущую опору российской законности, за пеструю форму чижиками называли, прозвище сие и поныне еще сохранилось, как и песенка, в которой про рюмку водки говорится. Но это так, в насмешку, пили и шалопайничали мы не больше других студентов. Учился прилежно, да иначе на казенном коште нельзя было. Однако тридцать пять лет назад выпустили из благословенного заведения и отправили тянуть служебную лямку на восток.

Карелин не перебивал плавной речи рассказчика, хотя с нетерпением ждал, что же привело к нему Митрофанова. Подумал: «Ишь, чиновная косточка, о своём опыте и умении ни слова, а ведь дело знает, и за светлой пуговицей душа есть!»

– Потерпите, дорогой, стариковское словолюбие, чтоб потом все понятно было, ведь история моя, как уже говорил, просто фантастическая.

– Внимательно слушаю, – успокоил гостя Карелин, наполняя в очередной раз бокалы.

Старик вздохнул, перекрестился. Виновато посмотрел на Ореста Николаевича и дрожащими руками налил вина в свой бокал, выпил.

– В короткий срок свез на Морское кладбище двух самых дорогих сердцу моему родных. Аннушку чахотка чуть ли не в одночасье съела, из-за вечной мокряди нашей владивостокской заболела. А Верочка, добрая душа, пошла 10 января 1906 года на вокзальную площадь выручать из-под ареста всех страждущих свобод и прав и попала под злую пулю... А тут и на службе, как осенние листья, посыпались на меня сплошные неприятности. То одно дело, что я веду, вдруг прекратят, то другое. Особенно сильную нахлобучку от начальства получил я, когда уже совсем было изобличил в мошенничестве и подкупе должностных лиц известного адвоката Пружанского. Да вы, как мне ведомо, знаете этого проходимца, история его выдворения из Тетюхе под охраной тогда большого шума наделала.

– Вывод горький: как только кто-либо из наших близко подходит к вашему горному округу, от которого несет миазмами коррупции и взяточничества, тому дается по шапке.

– Однако нужны документы, конкретные факты!

Митрофанов откровенно обрадовался:

– Я не ошибся, знал, что вы заинтересуетесь. Здесь фамилии, адреса и удобные часы для встреч. Все мною предупреждены, все согласны помочь. Интерес-то державный, российский! Постараюсь покороче.

– Итак, оказался я на закате своей жизни не у дел, один-одинёшенек. Чем занять свое праздное существование? И зачастил я, грешным делом, в забегаловку, которая недалеко от моего дома. Выпьешь кружку пенного, на душе полегчает, да и живым словом можно перекинуться. Познакомился я в том же не богоугодном заведении с одним флотским мичманом, из простых матросов в чин выбился. – Митрофанов с загадочным видом поднял вверх палец. – Не догадаетесь! На станции голубиной почты. Слышали о такой? Её завели для связи кораблей со штабом в годы войны с Японией. С той поры и вся наша падь Голубиной называется, а в обиходе попросту Голубинкой. В общем, приятель подарил мне молодую крылатую парочку. С неё и началась небольшая голубятня на чердаке моего домика. Короче, как-то пропал мой лучший почтарь, красавец-самец, улетел разбойник, а, возможно, кто-нибудь из любителей переманил, есть такие охотники. Проходит неделя, мы с Васькой горюем, я хожу по всем известным мне голубятникам с расспросами. Но все напрасно, впустую: никто ничего не знает. И вдруг прилетает бродяга, да не один. Смотрю: рядом с ним на жердочке голубка сидит, да такая красавица – вся ладненькая, беленькая, но не с синим или серым отливом, а золотистым. Где уж мой кавалер такую прелесть нашёл?

Незаметно для себя Карелин увлекся рассказом, уже мысленно не подгонял гостя, оказавшегося чудаком, на старости лет нашедшим себе детскую забаву.

– Любуясь маленькой Афродитой пернатого мира, я заметил у неё под грудкой какой-то предмет. Маленькая сумочка из непромокаемой ткани! Осторожно снял, прощупал пальцами – что-то есть. Ясно, несла письмо, да видать, сбилась с пути и по влюбчивой молодости пленилась красавцем, вожаком моей стаи. Для почтаря – смертный грех. Вот тут-то и начинается фантастика! – улыбнулся Митрофанов, довольный произведенным эффектом. – Открыл я, значит, сумочку, развернул сложенный в несколько раз листок тончайшей бумаги китайского производства и понял, что адреса хозяев почтальонши не получил: одни иероглифы. Для меня они – тёмный лес. На другой день побежал я к знакомому профессору из Восточного института. Он и перевел мне эту китайскую грамоту. Она и заставила меня искать встречи с вами.

Карелин в волнении развернул лист, внимательно прочитал текст. Лицо его посуровело, резче обозначилась складка между бровями.

– Любопытная грамотка, не правда ли? Вашими делами и личностью занимаются даже по ту сторону Уссури – проговорил с горькой иронией бывший следователь.

Посылать курьера через границу занимает много времени, да и его могут перехватить или власти, или конкуренты. А то перекупят посланца, увы, человек слаб, особенно перед щедрым кушем или под угрозой смерти. А голубь – и скорость хорошая, и болтать не умеет. Только вот просчитался наш корреспондент. Присущее этим птицам легендарное чувство оказалось сильнее всякой дрессировки и прочих природных качеств.

Александр Токовенко,

«Арсеньевские вести», № 33.