Рисунок из альманаха «На рубеже», 1933 г. Уборка урожая. Художник Ан. Жариков.

Среди горных отрогов лежат широкие долины рек, узкие пади ручейков и ключей. На западе - Хинган, на севере - уступы Станового хребта, на востоке - Сихоте-Алин, ниспадающий утесами в Тихий океан.
 
От низовьев Амура, от залива Де-кастри, мимо Тернея, мимо бухты Ольги и Владимира до Уссурийского залива - Сихоте-Алин заполняет своими отрогами уссурийские леса и таежные водоразделы рек Хунгари, Хора, Бикина, Имана и Улахе.
 
В лесах разбросаны редкие охотничьи шалаши и палатки орочонов, тунгусов и гольдов, одинокие фанзы корейцев и китайцев - охотников за зверем и жень-шенем, паучьи гнезда хуторян-стодесятинников. Рыбой кишат реки, зверем лесная тайга, горы изобилуют углем и рудою, миллионы киловатт энергии скрыты в горных реках и водопадах, низменные долины плодороднее маньчжурских полей.
 
Сихоте-Алин ждет человека!
 
Его склоны приготовлены для новых городов, холодные быстрые реки для бетонной узды, горы выносят на поверхность скрытые богатства, перевалы открыты для сквозных путей в бухты Татарского пролива и Японского моря.
 
Сихоте-Алин ждет человека!
 
И человек идет на Сихоте-Алин!
 
В девственной тайге валятся деревья, очищаются трассы дорог, тигры отходят в глубь тайги - все дальше на север и востоку к горным потокам Амура - в полосу вечной мерзлоты. В тайге зажигаются фабричные топки, растут туземные колхозы, тралеры бороздят Японские и Охотское моря.
 
Человек идет на Сихоте-Алин!
 
Не один - сотни, тысячи, выкованные пятнадцатью октябрями - на зверя, на охотничьи шалаши на одинокие фанзы, на глухую тайгу, на уссурийского тигра, на отроги Японского моря.
 
И вместе со зверем, с болотами, с непроходимыми чащами отступают перед ним забитость, темнота, дикость, разобщенность, нищета одиноких фанз, отступают паучьи гнезда кулацких хуторян.
 

 
Семенов, Иван Васильевич - на руководящей работы в крае.
Ольга Илларионовна - его жена.
Быстров, Роман Александрович - инженер.
Яна (Янь-Чжи) - его жена.
Павлов, Семен Саввич -директор леспромхоза.
Серафима - его жена.
Новгородский, Андрей Петрович - ее отец.
Надя - практикантка на стройке.
Андрей - лесоруб-выдвиженец.
Копейкин,  Феофан  Сергеевич - инженер, бывший вредитель.
Панфилов - местный художник.
Панфилова - его жена.
Володька - охотник, орочен.
Лифун - старшинка китайской артели в леспромхозе.
Лесору.
Фадеевм - профработник.
Ли - китайский рабочий леспромхоза.
Кузьма - рабочий леспромхоза.
Митя.
Русские, китайские рабочие стройки и леспромхоза.
* * *
 

 
Большой двор лесозаготовительного участка.
Сбоку угол большой землянки.
Серафима и Андрей.
 
Андрей. Серафима, Серафимушка!
 
Серафима. Отстань хамло, ничего тебе не будет.
 
Андрей. А тебе жалко, дура! Без мужика прожить думаешь, на тот свет свое добро унести? (Хлопает ее по плечу). Ишь, жиру нагуляла.
 
Серафим. Не на твоих харчах. Отстань, Павлову скажу.
 
Андрей. Смотреть на тебя Павлов не хочет. У Павлова теперь китаянка на уме. Смотри, Серафима, прогадаешь!
 
Серафима. Домой уйду, сегодня отец приедет.
 
Андрей. (Обнимает ее). Ты... гладкая.., как телка.
 
Серафима. Не лапай, не купил.
 
Андрей. А кровь у тебя студеная... и жалости у тебя нет к человеку. В тайге живем, как звери, кругом сопки да лес, а живому человеку все нужно...
 
Серафима. Вот, скоро китайцы приедут. Они завсегда ездют с женщинами из города - подкатишься!
 
Входит Новгородский.
Новгородский. День добрый. Павлов дома?
 
Серафима. Дома, батя, заходи.
 
Новгородский. Есть там кто?
 
Серафима. Китаянка с города.
 
Новгородский. Не уехала? Ничего не выйдет, Серафимушка, собирайся домой.
 
Серафима. Подождем еще...
 
Новгородский. Не сумела к хвосту привязать - пиши пропало! Кланялся тебе Павлов.
 
Серафима. Китаянка уезжать собирается.
 
Новгородский. Добре, посмотрим.
 
В землянке. Павлов и Яна. Стук в дверь.
Павлов. Встань, кто-то стучит.
Яна. Не надо!
Павлов. Встань, вытри глаза, оправь платье.
 
Яна. О, Павлов, зачем так, Павлов?..
Павлов. Так случилось не надо жалеть.
 
Яна. Я не хотел. Я только мало-мало жалел... Ты, силой, силой!..
 
Павлов. Ну, хорошо, я виноват. Я, может быть, ошибся.
 
Снова стук. Яна встает и отходит в угол.
Новгородский входит.
 
Павлов. Да!..
 
Новгородский. Добрый день. (пауза) Темновато у вас. На дворе солнце светит, весна гуляет...
 
Павлов. Ты по делу пришел, Новгородский?
 
Новгородский. За делом. Нам без дела время прогуливать нечего.
 
П а в лов. Говори, только короче.
 
Новгородский. Скажу, не торопи ты меня, Семен Саввич, с хуторов пер, как машина - ноги покою просют. Дозволь присесть.
 
Павлов. Садись.
Новгородский.  Вот  так...  Кажут - китайцы едут?
 
Павлов. Едут.
 
Новгородский. Рановато будто? Летось приехали вон когда - солнце высоко стояли... Пароходов ждешь?
 
Павлов. Нет, пока пароходы придут, строиться будем.
 
Новгородский. Участок к перевалу переносишь?
 
Павлов. Близкими соседями будем.
 
Новгородский. Так,.. И скот, говорят, идет.
 
Павлов. Скот на барже за пароходом отправлен. А ты что, Новгородский, с радио связь имеешь?
 
Новгородский.  Слухом  земля полнится... Корчи палишь, пахоту расчищаешь?
 
Павлов. Да, пахать собираемся.
 
Новгородский. Для кого?
 
Павлов. Для Приморского участка.
 
Новгородский. В наши угодья лезешь?
 
Павлов. В чьи это - в ваши?
 
Новгородский. В наши - в хуторские! Пал рядышком идет.
 
Павлов.. Тайга не меженная.
 
Новгородский. На наш сенокос надеешься?
 
Павлов. Сенокос советский.
 
Новгородский. И мы советские, мы народ не пришлый, таежный народ спокон веков.
 
Павлов. Всем хватит...
 
Новгородский. На готовое хозяев много найдется.
 
Павлов. Чего ты добиваешься, Андрей Петрович?
 
Новгородский. Правду ищу. Ежели тут не найду - не токмо до Хабаровска и до Москвы доберусь.
 
Павлов. Тесно, что-ли, стало в тайге?
 
Новгородский. Не вороши, Семен Саввич, душевно говорю по суседски. Ссора в прок не пойдет. Рабочих твоих с писклятами как нибудь прокормим хуторским миром по давешнему, по суседски. Ты нам, а мы тебе... Твое дело лес возить, наше землю пахать. Колеса назад не крути, хай крутятся как заверчено, а?
 
Павлов. Расширяться думаю, Новгородский. Люди едут с семьями из Советской России. Надо помещение подготовить, надо и кормежке подумать.
 
Новгородский. Не понравилось в советской то России?
 
Павлов. Тайга по людям скучает. Зверья много, а бить некому.
 
Новгородский. Не шуткуй, Павлов, дело в сурьёз идет!
 
Павлов. Даже очень в сурьез. Через неделю начнем строиться, а через две недели пойдут кони пахать.
 
Новгордский. Не допустим!
 
Павлов. Кто? Ты на дороге станешь?
 
Новгородский. Мир станет.
 
Павлов. Хуторский мир? Попробуйте!
 
Новгородский. Попробовали при Меркулове...
 
Павлов. И я тебе скажу по соседски. Новгородский, не ввязывайся, головы не снесешь. Меркулов - кукла японская, а это - советская власть!
 
Новгородский. Все одно пропадать.
 
Павлов. Тайги пока хватает - размежуемся. Наш совхозные не во вред вам будет, а в пользу. Школу построим, больницу, дорогу проведем к морю, кой-какие машины получим, скот идет хороший для случки... Сопротивляться будете - плохо дело кончится.
 
Новгородский. Не по силе тянешь. Семен Саввич, за землей надо, как за дитем малым смотреть. Чужими руками только жар загребать. Один ты не усмотришь, а твоей ораве, что конь, что быдло - все едино. Не туды их кудри глядят!
 
Павлов. Хозяева пароходом едут... Все?
 
Новгородский. Другое дело имею.
 
Павлов. Говори.
 
Новгородский. Серафиму домой отпусти, дома работа стоит.
 
Павлов. В хозяйстве без женщин нельзя, сам знаешь, Андрей Петрович.
 
Новгородский. Балуется девка, в поле, как корова мычит. Не дай бог, сподницу шаром надует. Народ у тебя, Семен Саввич, аховый. Примечать начинаю - Андрей гармошкой манит, мало ли еще кто!..
 
Павлов. А она согласна?
 
Новгородский. Что девку спрашивать! Девку замуж выдают и то не спрашивают.
 
Павлов. Привыкла она к нам.
 
Новгородский. Отвыкнет. Девка на выданьй, а сюда сватов не зашлют.
 
Павлов. Что-ж, как знаешь.
 
Новгородский. Теперь, кажись, все. И ноги в себя пришли, можно итти (встает)... А скот на каком пароходе идет?
 
Павлов. За «Колымой» на барже. Там и весь инвентарь и семена.
 
Новгородский. Проходил я мимо радио, одним ухом прослышал про какой-то пароход с баржей... В шторм, говорят, попали, одна, говорят, щепа осталась.
 
Павлов. Кто передавал?
 
Новгородский. Японец, говорят, по радио передал... Ты, что, Павлов, постой, может, это все враки!..
 
Павлов. (Бросается к дверям). Андрей! (Выходит). Андрей!...
 
Голос Андрея. Есть, товарищ Павлов.
Голос Павлова. За мной!
Пауза.
 
Новгородский. Растревожился... (Яне). А ты, кто будешь? По одежде видать из города, а по обличью, нашинская.
 
Яна. Далеко, город живу, мать тут была, тиф была, нету мать.
 
Новгородский. Тяжело. Мать за деньги не купишь. Что-ж, божья воля, все помрем... А в лесу что думаешь делать?
 
Яна. Ехать надо, назад город ехать.
 
Новгородский. Дело  хорошее, тайга человека сушит хуже лихоманки. Спешить надобно, бабочка, время уже позднее, скоро распутица пойдет и ползком не проберешься. (Пауза), Бедно живет наш директор. На японских промыслах директора на мягком сидят, а наш на соломе спит. А человек какой - герой!
 
Яна. Тяжело один, помочь надо. Совхоз будет, хорошо будет...
 
Новгородский. Человек сегодня живет, а завтра богу душу отдал, как не было его! Человек про много думает, а у бога средствиев много: шторм, чума, сап - с богом не биться!.. Кофта у тебя растёгнута, нехорошо...
 
Входят Павлов, и Андрей.
 
Павлов. Что-то есть, что-то случилось с «Колымой».
 
Новгородский. Проверить бы!
 
Андрей. Радио проклятое попортилось.
 
Павлов. Сколько верст до мыса Туманного, Новгородский, не помнишь?
 
Новгородский. Верстов семьдесят, а то и все сто. Черт веревкой мерил и веревку оборвал. Болота там непроходимые, Семен Саввич, с суши не подойти.
 
Павлов. Надо достать охотника.
 
Андрей. Володька тут, уж лучше его этих местов никто не знает. Прикажешь позвать?
 
Павлов. Зови! (Андрей уходит).
 
Новгородский. Сходить не мешает. Может кой что и спасешь... Видишь, Семен Саввич, по нашему выходит - тебе лес возит, нам землю пахать, видно так и суждено. Против рожна не попрешь!
 
Павлов. Рано радуешься, Новгородский.
 
Новгородский. Чему? Что христианские души погибли, что неповинный скот потонул. Господь бедствие послал, грешно человеку радоваться... Бабочку твоюімогу до Аввакумовки довезти, оттуда до бухты недалече - добредет. Схожу до лесничего, а назад пойду, заверну, за нею.
 
Уходит. Павлов подходит к-столу, наливает в стакан водки, пьет.
 
Павлов. Ты все-таки решила уехать?
 
Яна. Надо, не могу тут. Ой, Павлов, ой, ой!
 
Павлов. Может быть останешься со мной?
 
Яна. Роман!..
 
Павлов. А я?
 
Яна. Помочь надо. Один ничего. Большой свет, большой советский Москва, надо люди, надо сопки, надо Сихоте-Алин помогай. Один ничего!
 
Павлов. Я не жду помощи - откуда?.. В прошлом году я был на Украине и в Москве. Я присматривался и старался узнать...
 
Яна. Что?
 
Павлов. Видишь ли, Яна, люди, очевидно, очень устали, им хочется немного покоя, уюта, запаха обжитого прошлого. Шесть, лет революции, девять лет войны - это очень долгий срок... Я видел следы пуль и снарядов в фасадах домов, трубы, невосстановленных фабрик, толпы беспризорных на улицах - и рядом витрины подчищенных магазинов, подкрашенных кафе... Старая, вкусно пахнущая плесень, что ей до Сихоте-Алиня?!
 
Яна. Нет, сила есть!.. Понимаю, не могу сказать.
 
Павлов. Конечно, есть. Она в шахтах, залитых водой, в-потухших домнах, в селах, разваленных голодом, в напряженных усилиях людей откачать воду, раздуть домны, распахать целину. Каждый на своем участке задыхается от героической натуги.. До Сихоте-Алина далеко. Мы не можем рассчитывать на скорую помощь, надо извернуться собственными силами, на месте...
 
Яна. Я не могу, Семен, ехать, ехать надо... город ехать...
 
Павлов. Тайга непривлекательна, я знаю, здесь не легко. Что-ж, оставить ее, пусть зарастает мхом и хуторами?
 
Яна. Я вернусь, я, Роман, много люди. (Горячо). Я вернусь, Семен!
 
Павлов. Там город, муж, любовь, здесь - тайга, случайная встреча, да!
 
Яна. Не знаю.
 
Павлов. Ты не можешь оставить Романа? Тебе тяжело отказаться от города?.. От тайги было легче отказаться, от фанзы на берегу реки, от соболиных силков, от матери?..
 
Яна. О, мой Тудагоу, мои кедровые сопки...
 
Павлов. (Отходит). От любви отказаться труднее.
 
Яна. Не надо любовь! (прижимает руки к груди). Я вернусь, Семен!.. Я поеду, Роман скажу: «Стыдно любовь! Павлов один... Янь-Чжи надо Сихоте-Алин!». Роман скажет: «Хо!»...
 
Андрей и Володька входят во двор.
 
Андрей. Семен Саввич!
 
Павлов. Иду. (Выходит во двор, за ним Яна). Здравствуй. Володька.
 
Володька. Есть, капитан.
 
Павлов. На мыс Туманный пойдешь?
 
Володька. Далеко ходи, один день ходи, два день ходи, много день ходи.
 
Павлов. Надо добраться до мыса. Сколько возьмешь?
 
Володька. Не знай.
 
Павлов. Сто рублей?
 
Володька. (Улыбаясь). Много.
 
Павлов. Восемьдесят?
 
Володька. (Улыбаясь). Много.
 
Павлов. Шестьдесят?.. Пятьдесят?
 
Володька. Хо, пятьдесят рубли! Твоя порох.
 
Павлов. Собирайся, сейчас пойдем.
 
Володька. Собирайся, не надо: ружье тут, хлеб тут, огонь, все тут. Порох твоя.
 
Павлов. И я готов, подожди. Зайдем со мной, Андрей.
 
Входят в землянку.
 
Павлов. (Собирает вещи). Ты останешься вместо меня. Пахоту продолжай, наведайся на участки и слухов никаких не допускай.
 
Андрей. Чем будем сеять, Семен Саввич?
 
Павлов. На хуторах возьмем. В случае чего, часть лошадей продадим. Лес без меня в сплав не пускать, ждать меженной воды!... Водку со стола убери, спрячь.
 
Андрей. Ни в зуб, Семен Саввич, не сомневайся.
 
Павлов. (Пишет). Вот приказ, я оставляю тебя начальником участка.
 
Павлов. В случае, если задержусь, дай знать в Дальлес.
 
Андрей. Есть.
 
Павлов. Снарядишь Яну, она поедет с Новгородским. Покличь Серафиму (Андрей уходит). Прощай, Яна, спасибо за любовь. Передай привет Роману. Прости, ежели поцарапал тебе душу. Ты молода - заживет!
 
Яна. Я вернусь, Павлов.
 
Павлов. Приезжай, увидишь совхоз на Сихоте-Алине.
 
Входят Андрей, Серафима и Новгородский.
 
Павлов. Смотри, Андрей, за Серафимой. Я за нее отвечаю перед Новгородским, а ты передо мной.
 
Андрей. У меня не забалует!
 
Новгородский. Дорога дальняя, кого за себя оставляешь, Семен Саввич?
 
Павлов. Андрея. Ну, прощайте... (Все выходят во двор). Пошли, Володька! Прощай, Яна.
 
Яна. (У дверей). Я вернусь!..
 
Павлов и Володька ушли.
 
Новгородский. Пора и нам, бабочка, собирай свое барахло.
 
Яна (входит в землянку, остановилась, оглянулась, берет мешок и выходит).
 
Новгородский. (Без нее, Серафиме). Слыхала? Смотри...
 
Яна. Прощай Андрей, прощай, Серафима.
 
Андрей. Очень чувствуем. Приезжайте к нам почаще. Мы дорогим гостям всегда рады.
 
Новгородский и Яна ушли.
 
Серафима. Пароход затонул? Андрей, тебя спрашиваю.
 
Андрей. Пароход, не пароход, а что-то в роде того...
 
Серафима. А Павлов далеко пошел?
 
Андрей. Может и совсем не придет.
 
Серафима. Совсем?.. А ты заместо него? (Подает ему гармонь) Скушно, сыграл бы ты что-нибудь, Андрей.
 
Андрей. Не до игры.
 
Серафима. (Обнимает его сзади). Заскучал?
 
Андрей. Руки убери, слыхала, что Павлов наказывал, не балуй!.. Водку там со стола убери, чтобы от глаз подальше!.. Водка да баба - от них все расстройство у партейного человека.
 
Серaфима: Ишь ты какой!
 
Андрей. А ты думала, какой?
 
Серафима. Не такой был, когда ко мне подъезжал.
 
Андрей. Было, да быльем поросло. На моих руках теперь весь участок. Думать надо и голову в холоде содержать.
 

 
Долина реки. Сопки разных высот. Закат. Надя, Новгородский, Володька и лесоруб. Новгородский и лесоруб с инструментом.
 
Надя. Пойдем дальше, Андрей Петрович, мы еще успеем поработать до сумерек.
 
Лесоруб. И чего вы так спешите, барышня? Лазы узкие, камни скользкие, недолго и свалиться вместе с инструментом. А инструмент, пожалуй, дорогой.
 
Надя. Надо спешить.
 
Лесоруб. Куда? Ну, перевалим через сопки, придем к морю, а дальше что? Прешь, прешь, а куда и сам не знаешь!...
 
Надя. А звонко поет кто-то, послушайте.
 
Лесоруб. Птицы, им что? Сопка, иль не сопка - все одно - поют! У нас на селе в двадцать первом году люди с голодухи подыхали, а соловьи, хоть бы что, - щелкают как ни в чем не бывало.
 
Новгородский. Подбери ленту. Отдохнем что ли, Надежда Дмитриевна?
 
Надя. Надо поработать до сумерек... Да ладно уж, очень тут хорошо, посидим.
 
Лесоруб. Гнус проклятый заедает! И что это за край такой поганый - то тебе сопка, то марь! Тигры, медведи, кошка и та дикая... Тьфу!
 
Надя. Тихо как... дичь кругом. А небо чистое, как вода в озере.
 
Новгородский. Я так думаю, Надежда Дмитриевна, чистота эта полезна человеку, много у человека на душе пыли садится, а придешь сюда в сопки - скалы высокие, небо чистое, речки брухливые - и на душе тишь и покой, как, бывало, в церкви ко всенощной...
 
Надя. Тоже сравнил!
 
Новгородский. Это я так, к слову о церкви... Возвышенно на душе становится!
 
Надя. Закат, вечер подходит...
 
Лесоруб. У нас на селе - сейчас девки с поля домой идут, песни играют...
«И-эх, ты далекая сибирская страна.
И-эх, неприютная, да снежная тайга»...
 
Вдали выстрел.
 
Володька. Павлов стреляй... (Второй выстрел). Большой Зверь стреляй!
 
Новгородский. Зятек мой балуется, любит он охоту в тайге.
 
Володька. Павлов коросо стреляй, много порох, много зверь убивай... Володька порох нету. Володька палки таскай.
 
Надя. Странный он человек.
 
Новгородский. Тайгу любит, Надежда Дмитриевна, и тишину таежную. Тем ему и дочка, моя полюбилась, что она такая тихая да просторная, как тайга матушка.
 
Надя. Далек он от нашей стройки.
 
Новгородский. Я так понимаю, Надежда Дмитриевна, все| это потому, что они с товарищем Быстровым не сошлись. Разные они люди, хоть и в одной партии состоят. Роман Алексеевич человек нахрапистый, прет как скаженный, а зятек мой тайгу чувствует и человека уважает.
 
Надя. (Идет выше). Смотрите, река недалеко, а вон и ребята на мосту работают. Эй!.. не слышат. Вон Хенвен со своей бригадой, а вот Бисанка, смотри. Володька, слышишь? Эй! (Ветер доносит гул голосов и шум стройки). Весело, Новгородский!
 
Новгородский. Комса старается.
 
Надя. Андрей идет по мосту. Смотрите, народ сбегается. Тише, он что-то Кричит... ничего не слышно, махнул рукой.
 
Володька. (Кричит). Бисанка! (Показывает инструмент).
 
Надя. Услышал! Видишь, шапку снял, машет. Ох, и весело, Володька!
 
Володька (широко-улыбаюсь). Коросо!
 
Лесоруб. Нагромоздили мосты, дороги, пыхтелки. Столько железа ухлопали. Ежели б его к нам да на село - на век бы хватило!
 
Новгородский. Города и дороги десятки лет строились, а товарищ Быстров за год почти новый город поставил, да не какой-нибудь...
 
Надя. Зеленый город! Дома без кухонь и дымовых труб, без детских, Новгородский, подумай - в дикой тайге, в долине тигров - новый зеленый город!
 
Новгородский. А людям и невдомек! Люди, Надежда Дмитриевна, свою кухоньку любят...
 
Лесоруб. Кажный таракан к своей печке привыкший....
 
Новгородский. Разве человека в два счета, по военному, перестроишь? Тут, Надежда Дмитриевна, с умом надо, спрохвала... Вот, скажем, к примеру взять мою Серафиму, что за Павловым, разве ее силком в этот город затащишь? Человек она к вольной природе привыкший, за дитем, как корова тоскует, душу свою в горшок с пирогом запекает... Это в Москве, или, скажем, в Рязани, там, действительно, народ другой, а тут с корня начинать надо, с нутра человеческого, а не с кухни...
 
Копейкин. (Появляется внизу) Так-с, знаете, интересно, бригада будущего инженера закатом любуется... Пожалуйте вниз, кончено на сегодня!
 
Надя. Сигнала еще не было, можно еще поработать.
 
Копейкин. Темнеет... (Взвивается ракета). А вот и сигнал!
 
Лесоруб. Пойдем, Андрей Петрович, скоро кухня подъедет.
(Уходит).
 
Новгородский. А ты, Володька?
 
Володька. Моя посиди. Сопка караси! Моя кушай не хочу, огонь могу делай, сопка спи.
 
Новгородский. Жениться бы тебе, Володька. Это, брат, ты по жене то скуешь.
 
Володька. Не надо жена. Моя много думай, много-много думай. Скоро Сихоте-Алин нету, зверь нету, охотник нету...
 
Новгородский. Думай, думай, Володька, что нибудь надумаешь.
 
Володька. Зачем арачон дорога, зачем город?.. Много люди-кушать нету.
 
Новгородский. Это ты, брат, правильно говоришь, люди понаедут, а жрать нечего.
 
Володька. Володька понимай нету...
 
Новгородский. Присядьте, Надежда Дмитриевна, сейчас огонек разведем, я мигом слетаю за валежником.
(Уходит).
 
Надя. Надо итти.
 
Копейкин. Сейчас смена кончается... Завтра поеду на участки.
 
Надя. Ложитесь сегодня спать пораньше, слышите! Вам нужно отдохнуть перед дорогой.
 
Копейкин. На третьей смене никого нет. Я посплю, Надежда Дмитриевна, обязательно посплю, наряды раздам, пройдусь по мосту и завалюсь. Вы не  смотрите, что я маленький, я, знаете, выносливый... пенсне на носу не держится.
 
Надя. (Быстро проводит рукой по его волосам). Эх, вы, слепенький человечек.
 
Панфилов появляется из лесу.
 
Володька (вскочив). Кто?
 
Панфилова. Скажу, милый, скажу. Ишь, как всполошился, орочонская морда!
 
Копейкин. Чего тебе надобно, тетка?
 
Панфилова. Скажут милый, скажу, родимый. К кому пришла, тому и скажу.
 
Копейкин. На работу пришла?
Панфилова. На работу, а може и с работы. Да ты не хлопочи, милый, я подожду, время не деньги. (Оглянулась). Не видать, може и нетути его тутотка? А вы откуда, милые, из совхоза?
 
Надя. Дорогу строим, тетушка.
 
Панфилова. Дорогу? Сколько лет тайга без дороги жила и горя не знала. Всех тигрей вы распугали своей дорогой, уходит зверье от вашего гуда...
 
Надя. А зачем тебе, тигры, тетушка?
 
Панфилова. Ловим, милая, бьем, родимая. Старик и сын ловят. Летось троих сдали на базу, двух живых, а одного угробить пришлось, такой попался свирепый, не иначе как некрещенной кровью вскормился. В сугроб загнали, а подойти не дает. Три раза на него Иван, сынок мой, с собаками кидался. Трем собакам брюхо распорол, а Ивану с полруки отхватил. Угробили!
 
Копейкин. Ну, и как, пропала рука?
 
Панфилова. С полруки пропало. Уж я плакала-плакала, такой убыток, милостивец, за живого две тысячи дают, а за шкуру пятьсот карбованцев. Покарал господь...
 
Надя. Да ты и так много денег получила, тетушка, целый, капитал.
 
Панфилова. Хлеба купили, милая, коммунисты-то хлеб забрали, а господь бог нам тигрей послал.
 
Копейкин. Очень, знаете, интересная женщина.
 
Надя. Вы на хуторах живете?
 
Панфилова. На хуторах, милая, на хуторах, родимая. (Снова оглянулась). Не видать, пойти пошукать... (Идет в сторону, запуталась в ленту).
 
Володька. Стой, инструмент ломай не могу!
 
Панфилова. Фу-ты, нечистая сила, нехристь поганая. Кричит как оглашенный. Погибели на них нет, на раскосых, хоть бы холера на них, али чума!..
 
Входит Новгородский с хворостом.
 
Новгородский. Доставай спички, Володька, раздувай огонь - хворост важнецкий.
 
Панфилова. К тебе, Андрей Петрович!
 
Новгородский. А какие меж нами разговоры?
 
Панфилова. За советом пришла...
 
Новгородский. За советом бабы к попу ходят, або к лекарю, а я тебе не поп и не лекарь.
 
Панфилова. Старик послал...
 
Новгородский. В сторону отойди, не мешай человеку работать. Ежели дело есть, пускай старик самолично приходит, я с бабами о делах не докладчик, а особливо с хуторянскими.
 
Панфилова. Старик туточки, только от людей хоронится.
 
Новгородский. Дуй, дуй, Володька, подложи сухого валежника. Старику скажи, чтоб попозже, - понимаешь?
 
Панфилова. Понимаю, милый, как не понять, родимый.
 
Новгородский. Ну и ладно, ступай.
 
Панфилов . Ужо старика пришлю.
Уходит.
 
Новгородский. Темнота хуторян-рянская.. Присядьте, Надежда Дмитриевна, присядьте, товарищ инженер. Из хуторов за разными делами ходят, барахлишко разное у совхоза торгуют. Скупой народ и въедливый, аж на работе покоя не дают... А вы слыхали, Надежда Дмитриевна, слух есть, что к нам т. Семенов из города едет.
 
Надя. Да, он должен приехать на днях.
 
Новгородский. Т. Семенов весьма примечательная личность, я так понимаю, что т. Семенов - вождь в краевом масштабе!
 
Копейкин. Живой человек, с большим, знаете, кругозором. Удивительная, знаете, способность у него - комплексно мыслить. Вы понимаете, Надежда Дмитриевна? Мы проектировали дорогу, простую железную дорогу, через тайгу. А он уже видел в конце дороги город, лесобумажный комбинат, по пути, знаете ли, шахты для топлива, лесные грузы, металл... Так и росли наши проекты! Четыреста пятьдесят километров дороги, четыре моста через Даубихе, Улахе, Фудзин и Аввакумовку, два километра тоннелей, полмиллиона скальных работ, город, комбинат, шахты, станция в десять тысяч киловатт...
 
Новгородский. Мудреные дела.
 
Надя. Отец Романа жил с Семеновым в ссылке после каторги.
 
Копейкин. Каторга, ссылка, революция и большой советский край - очень, знаете, далекий путь.
 
Новгородский. А жену т. Семенова вы знаете? Она живет тут близехонько в наших местах, на рудниках. Жена такого вождя, а живет в тайге, как мы, скажем, грешные. Говорят, она в царское время по своей воле за мужем на каторгу поехала, а теперь месяцами не видятся, добровольно в разлуке живут.
 
Надя. Надо итти, Феофан Сергеевич.
 
Копейкин. Сейчас, до 3-й смены еще около двадцати минут. Однако, позвольте напомнить, Надежда Дмитриевна, чтo по всем советским законам я уже не Феофан Сергеевич Копейкин, а Иван Сергеевич Иванов.
 
Надя. Не все ли равно?
 
Копейкин. Феофан Копейкин - это, знаете, пахнет нафталином, а Иван Иванов - это просто, это даже не собственное, а почти нарицательное имя. Не смейтесь, Надежда Дмитриевна, очень знаете, интересно, когда человек хочет содрать с себя старую шкуру, как Геракл отравленную одежду кентавра.
 
Надя. Слишком умно, Феофан Сергеевич.
 
Копейкин. Вы, вероятно, не слыхали ни о Геракле, ни о кентавре. Геракл - это герой греческого мифа...
 
Надя. Оставьте мифологию. Ваш вариант дороги на этом участке оказался неудачным, на пятой версте грунт размывается подземными ключами.
 
Копейкин. Попробуем уловить.
 
Надя. Долго и дорого. Старый вариант надежнее.
 
Копейкин. Вы ничего не понимаете, старый вариант проходит по топи, там была бы ежегодная осадка пути. Мой вариант дороже, но надежнее. Вы разговариваете о вещах, в которых ничего не смыслите.
 
Надя. Разговоров об этом не мало. Говорят о серьезной технической ошибке.
 
Копейкин. Может быть о вредительстве? Ведь, главный инженер имеет заслуженный стаж по части вредительства и об этом знает все строительство.
 
Надя (отошла). Вам доверяют.
 
Копейкин. Да? Мне, знаете, доверяли только в одном месте, знали все и доверяли... а, знаете где? - в конструкторском бюро, - в ГПУ.
 
Новгородский. Спаси, господи, раба твоего Андрея!
 
Копейкин. Там я чувствовал, что мне доверяют. И не только мне, нас было несколько десятков человек, осужденных за вредительство, а нам поручали конструкцию сложнейших машин. Удивительно, знаете, интересно! Работа увлекала, а главное люди удивляли - тактом, чуткостью, глубоким знанием человеческой натуры... Перед нами постепенно расширяли горизонт - мы переходили от детали к машине, от машины к заводу, от завода к комбинату, мы начали чувствовать романтику большой творческой работы...
 
Новгородский. А уголование вам было наложено большое?
 
Копейкин. Какое уголование?
 
Новгородский. Да в этом самом, ГПУ.
 
Копейкин. Какое уголование? Настоящая творческая работа, Надежда Дмитриевна, требует зарядки, огонька, чтобы теодолит зажегся пламенем, чтоб перед глазами возникли живые образы нашей работы - заводы, мосты, зеленые города... Вы понимаете?
 
Надя. Понимаю, Иван Сергеевич, - и живые люди.
 
Копейкин. Это хорошо, что вы понимаете... и живые люди - это, знаете, очень интересно, но их стало трудно понимать, Надежда Дмитриевна. Раньше людей можно было разделить по полочкам: благородные, честные, добрые, умные - на одних полочках; жулики, мошенники, злодеи, бездельники, невежды - на других полочках...
 
Надя. С ярлычками на корешках, как в благоустроенной библиотеке.
 
Копейкин. Да, да... а теперь, знаете, появились люди какого-то нового качества - настоящий сплав добродетелей и пороков. И полочки для них тесны, и ярлычки нет подходящих. Удивительно непонятные люди!
 
Надя. Очень простые, Иван Сергеевич, постарайтесь понять их через эпоху.
 
Копейкин. Спасибо. Вы разговариваете со мной как с пионером. Правда, возраст в наши дни стал буржуазным предрассудком. Люди стали моложе, особенно те, которые пережили второе рождение. Я чувствую себя иногда юнцом, восторженным теленком, но такие простые вещи я все-таки понимаю. Я хочу больше, Надежда Дмитриевна, я, знаете, хочу понять эпоху через живых людей - через перерожденных преступников, через простых обыкновенных людей, готовых ежечасно на подвиг и жертвы, через людей одновременно и жестоких и чутких, и великодушных и беспощадных. Я их видел, я с ними работал, я в них верю... Не знаю, пусть ими руководил расчет - использовать нужного человека, - живую, знаете, мыслящую силу, но эта, Надежда Дмитриевна, неповторимая система переделки человека заставила нас пересмотреть все, чем мы жили до момента заключения.
 
Новгородский. А деньги за работу вам платили?
 
Копейкин. Платили.
 
Новгородский. Помногу платили.
 
Копейкин. Мурло ты, Новгородский, не в деньгах суть. Новое качество человека - вот что важно!
 
Новгородский. А я что сказал? Конечно, деньги прах, бывает, что и за десятку человека покупают.
 
Копейкин. Так перекраивают людей, Надежда Дмитриевна.
 
Надя. Жизнь перекраивает.
 
Копейкин. Люди, знаете, делают жизнь. В ГПУ я поверил в командиров. Но я чувствую, что этого недостаточно, надо поверить в армию. Вот почему мне здесь так трудно работать.
 
Надя. Вы не верите в нашу работу?
 
Копейкин. Я не верю в нашу армию. Я уважаю т. Быстрова, уважаю Андрея, вас - одиночек, ведущих армию на штурм Сихоте-Алина, но я думаю, что людям, живущим здесь, чуждо наше дело. Им ближе и понятнее леспромхоз - он их кормит...
 
Надя. Как вы можете так говорить! Кто такой Андрей? Девять лет тому назад он был батраком у одного из местных хуторян. Или Яна - она выросла в одинокой фанзе на берегу Тудагоу, она встретилась в тайге с Романом, - он партизанил на побережье, - и пешком пришла из Сихоте-Алина в город, питаясь сухарями и юколой.
 
Копейкин. Я знаю.
 
Надя. Они не одиночки, каждый из нашей армии - это Роман, Яна и Андрей...
 
Копейкин. В потенции - может быть. Но ведь я инженер, Надежда Дмитриевна, я не могу верить в абстракции, я верю только в точные науки и в проверенный опыт...
За сценой песня.
 
Надя. Смена кончилась... За работу. Вы поверите...  Вниз, Иван Сергеевич, бегом марш!
Бежит вниз, увлекая за собой Копейкина. Песня постепенно стихает. Володька тихо напевает песенный мотив бригад без слов.
 
Новгородский (хохочет). Потащила! Вот те и начальство. Володька, слыхал? - из вредителев.
 
Володька. Короси капитан...
 
Новгородский. А я что сказал? За девчонкой мычит - молодость!.. Чего жмешься, холодно стало?
 
Володька. Тепло. Тайга дух короси.
 
Новгородский. Тайга матушка и согреет и накормит. Не пойму тебя, Володька: ушел бы ты в тайгу зверей гонять, силки ставить...
 
Володька. Ушел не могу. Яна говори: «Дорога надо, мост надо»... Володька понимай нету. (Шаги). Кто?
 
Серафима. (Выходит). Обед принесла, отец.
 
Новгородский. Давай, давай, Серафима, похлебаем щец домашних, это тебе не брандахлыст из общего котла!
 
Серафима. Панфилов тут ждет недалече.
 
Новгородский. Подождет. Володька, кушать не хочешь? Пошел бы ты вниз, я тут с Серафимой около твоего огонька посижу. Зови, Серафима. (Серафима ушла).
 
Володька. Речка хади хочу, Тумин, Хунгари, зверь стреляй, палатка делай...
 
Новгородский. Эх, друг, мало ли у кого какое хотение... Все под советской властью ходим... По команде живем, по команде спать ложимся - чужая воля!.. А, ведь, в нашем краю и при царе земли хватало, по сто десятин на мужика отпускали... бери - не хочу!.. Сенокосов, лесу, зверья, всего хватало мужику... И вашему брату не плохо жилось.
 
Володька. Начальник морду бей. хозяин морду бей, зверь гоняй не могу - деньги нету, порох бери, водка бери - много шкурки неси...
 
Новгородский. На то, брат, и начальство, чтоб морду бить, да шкуру драть. И то сказать - темный вы народ, с вами трудно без кулака.
 
Володька (зло). Не хочу кулак! Не надо начальник!
 
Новгородский. Зря ты горячишься, Володька.
 
Володька. Совецка власть - кругом-хо! Зверь гоняй, рыба лови, мешай нету! Хо, хо! Мост - совецка власть, город, тайга, Фудзин, люди, Володька - совецка власть! Ай-я!
 
Новгородский. А я разве что, не согласен? Хорошо, конечно - все хорошо.
Входят Серафима и Панфилов.
 
Панфилов. К тебе, Андрей Петрович.
 
Новгородский. Ты, посиди, Серафима у огонька, а я с человеком потолкую.
Отходит с Панфиловым.
 
Новгородский. Что так срочно?
 
Панфилов. За советом, Андрей Петрович.
 
Новгородский. Не гоже нам вместе быть на людях... Сколько разов я тебе говорил. У каждого свое: у тебя на хуторах, а мне тут на работе. Беспонятный ты человек, Панфилов! Говори, что надо, скоро да тихо...
 
Панфилов. Слух такой есть, что хлеб будут забирать.
 
Новгородский. Ну?
 
Панфилов. Быстрову говорят, хлеб пойдет.
 
Новгородский. Правильно, а ты все сдал?
 
Панфилов. Сам знаешь, Андрей Петрович, держу пока. Неохота хлеб за полцены отдавать. Только боязно... Искать пойдут...
 
Новгородский. Что-ж? Прячь, если боишься.
 
Панфилов. А вдруг найдут?
 
Новгородский. Дело твое. Отдай, страху не будет. Спрячешь, найдут, мало мало того, что заберут, пожалуй, и по головке не погладят.
 
Панфилов. Господи, царица небесная, за свой хлеб да еще отвечай!
 
Новгородский. Жадный ты человек, Панфилов, хлеба жалеешь, а жизнь свою за копейку продаешь.
 
Панфилов. Не пойму, Андрей Петрович, може, взаправду хлеб Быстрову отдать?
 
Новгородский. Правильно, ему для дороги не помешает.
 
Панфилов. Нашего хлеба не будет - он свой хлеб из города привезет.
 
Новгородский. Как знаешь, я тебе не указ... Погодка теплая, луна светит, а дождик, ведь, не за горами, а, Панфилов?
 
Панфилов. Пора быть дождю.
 
Новгородский. Ветерок с моря идет, быть дождю... А дожди пойдут, хляби небесные разверзнутся, по каким дорогам хлеб пойдет из города?
 
Панфилов. Не проехать!
 
Новгородский. Вот ты и подумай, как тогда? Дороги нет, и жратвы нет.... задумается Быстров?
 
Панфилов. Прятать, говоришь?
 
Новгородский. А я тебе не указ. Мне что: я человек служащий, хочешь отдай, хочешь схорони да в таком месте, чтоб самому не найти, хочешь навозом перемешай, керосином залей, не жалкуй - время военное!
 
Панфилов. Понимаю, Андрей Петрович.
 
Новгородский. И понимать тут нечего, все ясно, как на ладони. Иди, а то еще нанесет сюда кого-нибудь нечистая сила.
 
Панфилов. Спаси, господи.
 
Новгородский. И ты сымайся, Серафима, домой пора. Кувшин не забудь!
 
Голос Павлова. Сюда, Яна, сюда!
Голос Яны. Иду,  валежник цепляется.
 
Новгородский (Панфилову) Иди иди, да не туда! Как раз навстречу прешь. Эх ты, беспонятный человек! (Провожает его).
 
Голос Яны. Павлов!
 
Голос Павлова (близко). Иди на огонь - сюда, Микадо за мной. (С разных сторон выходят Павлов с собакой и Яна).
 
Яна. Добрались. Ноги поколола. Здравствуй, Володька, скучаешь?
 
Новгородский. Жениться надо нашему Володьке. Тоска у него, а рассеять некому.
 
Яна. Быстрова не было?
 
Новгородский. Никак нет...
Яна. Пошли вниз, Семен.
Идет, Павлов хочет итти за ней. Из-за деревьев выступает Серафима.
 
Серафима. Семен Саввич!
 
Павлов. Зачем ты здесь? Серафима. Обед отцу принесла.
 
Голос Яны. Павлов!
 
Павлов. Иди, Андрей Петрович, проводи ее вниз. Я сейчас подойду.
Новгородский уходит.
 
Павлов. Ну?
Серафима. Домой сегодня придешь? (тихо плачет). Пожалей меня, Семен Саввич.
 
Павлов. Жалею, что еще?
 
Серафима. Да разве я с тела спала, да разве кожа не та? (берет его за руку). Смотри, Семен...
 
Павлов. Вижу, раздобрела ты на совхозских харчах. Ребенка-бы тебе надо, Серафима!
 
Серафима. Надо! Ребенок с воздуха не бывает. Чувствую - тут он, а вызвать, некому, муж - не муж, а вроде как чужой!
 
Павлов. А разве мы с тобой не чужие? Нас случайно тайга сроднила, молодость, ветры весенние, таежные...
 
Серафима. Насытился, эх ты!.. Совести у тебя нет.
 
Павлов. Вот и не знаешь, вот и не угадала. Совести у меня через край и запутался я в этой совести, как в тенетах. Ежели-б ее совесть, все давно, к черту, порвал бы - пусть пропадает: жена, совхоз, Сихоте-Алин, все к чорту!..
 
Серафима. Это она, китаянка, проклятая!
 
Павлов. И не она, этого нет, что ты думаешь - она тоже не без совести. У нее муж не чужой...
 
Серафима. А тебя завидки берут, от своей жены к чужой бежишь?!
 
Павлов. Никуда не убегу. Тайга, проклятая, на ногах висит, восемь лет осели на плечи, как тяжелый груз. Не выпрямиться, мне, Серафимушка!
 
Серафима. Не доводи до греха, Семен, ты мне глаза не зальешь, все вижу!
 
Павлов. Что ты видишь? Серафима. Китайское мясо взгребтилось!
 
Павлов. Ладно. Все?
 
Серафима. Быстрову скажу, Роману Алексеевичу!
 
Павлов. Ничего нет, ничего не было, говорю, слышишь!
 
Серафима. Было, знаю, видела, на участке, помнишь? Пусть Быстров разберет. Ты кто? Роман Алексеевич из самого края - и ей попадет и тебе не сдобровать.
 
Павлов. Глупа ты, Серафима, как пробка.
 
Серафима. Поздно ты огляделся. Смотрел бы, когда в жены брал. Когда ночью в постель залазил, тогда была не глупа. Эх, Павлов!.. Все мое нутро ты вынул. Пустая я сейчас, как макитра без опары, Как жить будем, Семен?
 
Павлов. Да, трудно. Все было просто. Жизнь текла понятная, таежная жизнь. Были мы с тобой первые люди на побережьи, первый совхоз заложили, выносили его, как дитя... Чужие стали сопки, ты не замечаешь, Серафима, как будто бы даже ниже, как мы, как наш совхоз. (Песня вдали). Слышишь! Ворота таежные ломают - принимай гостей! Годы ждал, гостям этим встречу готовил - гости пришли, а потчевать нечем, как чужие встретились...
 
Серафима. Ослаб ты, Семен. Гони их из coвхоза, хлеба им не давай!..
 
Павлов. Хватит, иди!
 
Серафима. Приходи сегодня, Семен, приходи...
 
Павлов. На участки поеду, лес пошел в сплав.
 
Серафима. Семен!
Павлов. Ладно, иди! (Быстро уходит).
 
Серафима (идет за ним). Семен сокол ты мой... Семен!.. К китаянке прешь? морда бесстыжая!
Садится у костра, плачет.
 
Володька. Плакай не надо. Павлов, кароси капитан. Плакай не надо... Слушай, кароси песни пою.
На свой лад, без слов поет прежний песенный мотив.
 

 
Палатка Романа. Роман, Андрей и Фадеев.
 
Роман (у телефона).  Третий участок... Третий участок... Перепились все? Третий участок, наконец! Начальника участка, скорее! Копейкина, Андрей!
Андрей уходит. Рассказывай.
 
Фадеев. Тиф объявился, Роман Алексеич.
 
Роман. Изолировали.
 
Фадеев. Страх пошел по казармам. Люди назад подались до города, большая утечка пошла. В совхоз вынулись, а там чуть-ли не в штыки встретили.
 
Роман. Завезли. Не досмотрели. Небольшая вспышка - потушим.
 
Фадеев. С юга завезли. Казармы у нас тесные, Роман Алексеич, а при такой тесноте, известно, и болезнь заведется.
 
Роман. Грязь разводите, в баню кнутом не загонишь. Срам, - город строим, а бараки хуже ночлежки!
 
Фадеев. Это правильно, слова нет. Только, скажем, баня наша не совсем того... Чаду в ней больше чем воды. (Входит Андрей).
 
Роман. Андрей, был приказ выделить комсомольцев очистить бараки.
 
Андрей. Завтра выйдут.
 
Роман. Баню почистить!.. Почему завтра? (Звонок телефона). Да, Быстров... Яковлевка ответила? Где груз? Снестись с Цементградом. Машинам ждать продуктов! Что? Кто приказал? Главный инженер? Отменяю! Раньше продукты и металл, потом... поздно?.. Андрей, Копейкина!
 
Андрей. Сейчас придет.
 
Роман. Не вам. Сводок не даете. Телефон не отвечает, установите дежурство! Нарочного в Яковлевку. Эпид-отряд выехал? Ничего, несколько случаев, завезли. Все!
 
Фадеев. На счет продуктов еще.
 
Роман. Знаю. Идут, будут продукта
 
Фадеев. Бузует народ, «завтраками, - говорят, - кормите»!..
 
Роман. В казармы надо ходить. Больше смотреть. Чужие разговоры в казармах.
 
Фадеев. Правильно. Народ не плохой, только мягкий народ. Разъяснять нужно - что и как, а я слаб, сам знаешь, Роман Алексеич.
 
Роман. Плохо работаем.
 
Андрей. От профсоюза только я да Фадеев остались. От бюро ячейки только я да Быстров, надо собрать силы с участков.
 
Роман. Там лучше? Там тоже люди нужны!
 
Фадеев. Рабочие подобрались с бору по сосенку. Не разбери-бери. Опытный народ, но безо всякой дисциплины.
 
Андрей. Лодырей и рвачей со всего Края выметают на нашу стройку.
 
Роман. Плохая привычка свою вину перекладывать на край. Не сумели освоить, позволили лодырям завладеть казармой.
 
Фадеев. Пьянство идет несусветное. И откуда только водку достают?
 
Андрей. Из хуторов прут самогон. А ты разве не пробовал?
 
Фадеев. Мое дело маленькое.
 
Роман. Не перестал?
 
Фадеев. Трудно на старости лет, Роман Алексеич, поздно она пришла (к нам советская то власть, ежели-б раньше, осилил бы!
 
Андрей. И я пил, да бросил.
 
Фадеев. Тебе нельзя, ты человек партейный!
 
Роман. Врешь, и тебе нельзя, пример подаешь. За водку - от партии прячешься?
 
Фадеев. Напрасно это, Роман Алексеич. Не в том дело, а в темноте моей, ну, какой из меня партейный человек - газету по слогам разбираю...
 
Роман. Партия учит.
 
Фадеев. Боюсь, Роман Алексеич. Уж очень я в себе тайгу чувствую. Мне еще для партии хорошенько попариться надо да на верхней полочке, с веничком, чтоб пыль таежную, вековечную смыло.
 
Роман, Подождем.
 
Андрей. Когда придут машины с продуктами?
 
Роман. Копейкин приказал гнать металл. Продукты остались.
 
Андрей. Когда же они будут?
 
Роман. Со вторым рейсом.
 
Андрей. Через восемь дней?! Да чго он очумел? Гнать железо вместо продуктов при таком положении!
 
Роман. Он мог не знать.
 
Фадеев. Будет буза.
 
Андрей. Нарочно, нарочно он это, Роман! Участок на ключи посадил, с места не можем двинуться, а теперь без продукта нас оставил!
 
Роман. Не горячись, Андрей. Есть резерв - совхоз.
 
Андрей. Павлов не даст.
 
Роман. Вздор, не выполнил наряда, потребуем!
 
Фадеев. Напрасно надеешься на Павлова. Роман Алексеич, хочешь, скажу?
 
Роман. Говори.
 
Фадеев. Павлов зерно своим рабочим авансом раздал. Себе только небольшие запасы оставил.
 
Роман. Точно знаешь?
 
Фадеев. Говорят...
 
Роман. Не верю!
Входит Копейкин.
 
Колейкин. Я вам нужен, Роман Алексеевич?
 
Роман. Прочтите донесения.
 
Копейкин (читает). Плохо! У Кокшаровки полотно оседает. Рельсы до сих пор не прибыли, накладок нет. Времянку в двух местах прорвало. Утечка рабочих... А! Обнаружили уголь, это, знаете, интересно, продолжение ранее открытого пласта... Тиф? (Смотрит на Романа).
 
Роман. Случайная вспышка.
 
Копейкин. Кран установили за сутки, а, Роман Алексеевич! Двести метров пути - мало! Третий участок хромает. Все? О машинах из Яковлевки нет сведений?
 
Роман. Есть, прошли третий участок.
 
Копейкин. Хорошо.
 
Андрей. Нам нужны продукты, а вы гоните железо!
 
Копейкин. Мне нужен металл.
 
Андрей. Вы знаете, что у нас осталось продуктов на четыре-пять дней?
 
Копейкин. Мне нужен металл для моста, иначе станет работа.
 
Роман. Продукты важнее. Тиф - надо улучшить питание.
 
Копейкин. Я не знал о тифе. Кроме того, у нас есть резерв. Совхоз нам должен, знаете, больше ста тонн зерна.
 
Андрей. Попробуйте, возьмите!
 
Роман. Неосторожное распоряжение, Иван Сергеевич.
 
Андрей. Преступление!
 
Копейкин. Товарищ, Андрей...
 
Андрей, Да, преступление, срыв работы, контрреволюция!
 
Копейкин (встает бледный) Вы меня за этим вызывали, т. Быстров?
 
Роман. Садитесь. Не горячитесь Андрей.
 
Андрей. Как волка ни корми...
 
Копейкин. Молчать! Я реабилитирован. Власть дала мне доверие, и никто, знаете, не имеет права укорять меня прошлым...
 
Роман. Иди, Андрей, тебе надо на работу!.. Завтра обойдем казармы, Фадеев.
Андрей и Фадеев уходят.
 
Роман (встает, разминает плечи, открывает палатку). Ночь. Думал, выехать к морю, встретить Семенова, придется отложить... Андрей горячится, Иван Сергеевич.
 
Копейкин. Он откровеннее других.
 
Роман. По существу, конечно, неосторожное распоряжение.
 
Копейкин. Это недоверие, т. Быстров.
 
Роман. Бросьте! Продукты сейчас важнее, вы не учли.
 
Копейкин. Вы имеете все основания быть мною недовольным. Вы читали сводку? Много технических просчетов: полотно осело, времянка прорвана, на моем варианте трассы попались ключи, теперь это распоряжение машинам... очень, знаете, интересно получается!
 
Роман. Чепуха.
Копейкин. Тогда я собой недоволен, это можно? Может человек знаете, быть недовольным собою?
 
Роман. Почему?
 
Копейкин. Главный инженер должен быть, как жена Цезаря, без пятнышка на совести, чтоб, знаете, никто не смел говорить ему о контрреволюции!
 
Роман. Успокойтесь, Андрей погорячился.
 
Копейкин. Я, знаете, спокоен. Но до каких пор я буду чувствовать себя вот так, как будто я под чужой фамилией живу?
 
Роман. Зависит от вас.
Копейкин. И от отношения окружающих.
 
Роман. Андрей по своему прав. Вы были врагом, хотите доверия? Заслужите.
 
Копейкин. Чем?
 
Роман. Работой. Учтите обстановку, Иван Сергеевич, мы на Сихоте-Алине - глухой угол отдаленнейшей окраины Союза, сюда едут разные люди - от нужды, за длинным рублем, иногда сюда пытаются спастись от советской власти - район отстал на десятилетие. Находимся здесь, Иван Сергеевич, в обстановке острейшей борьбы: со стихией, с людьми, для которых наша стройка классовая гибель, вблизи Тихий океан, бродят японские крейсера. Может в такой обстановке явиться недоверие? Может, Вот и все!
 
Копейкин. Нет, знаете, не все. Наша работа здесь, т. Быстров, связана с большим техническим риском. Мы разрешаем техническую проблему освоения дикой далекой тайги с весьма скромными средствами. Десять тысяч километров от питательных центров, связь по однопутной Уссурийской дороге, непрерывные перебои в снабжении, необходимость замены металла деревом и многое другое. Это, знаете, очень интересно, но и боюсь, что это может плохо кончиться.
 
Роман. Почему?
 
Копейкин. Мы в основном зависим от подвоза, а нас хронически подводят. Мы работаем, т. Быстров, без твердой базы.
 
Роман. Какая вам нужна база? Мы - база! Пять тысяч рабочих стройки, триста партийцев, пятьсот комсомольцев, двухмиллионный край, учет обстановки, готовность к жертвам. Надо - руками будем землю рыть, грудью раздувать! Сихоте-Алина не сдадим! (спокойно). Не потребуется, не девятнадцатый год.
 
Копейкин. У нас нет армии, т. Быстров, посмотрите какой, знаете, идет галдеж в бараках по поводу продуктов. Мы потеряли за один месяц около трети рабочих, армия не верит, не уважает командиров. С такой армией, знаете, мы не достроим дороги, не дойдем до комбината.
 
Роман. Довольно, что вы хотите?
 
Копейкин. Я хочу, знаете, чтобы вы меня освободили.
 
Роман. Почему?
 
Копейкин. Не могу работать в обстановке недоверия.
 
Роман. Бросаете работу в таком положении?
 
Копейкин. Да, дальше, знаете, будет еще хуже... Второй раз вредителем, я знаете, не хочу быть!..
 
Роман.  Идите,  освобождаю. Вы ландскнехт, вы не верите, вам не дорого дело. Я ошибся.
 
Копейкин. Кому прикажете сдать дела?
 
Роман. Сам буду принимать.
 
Копейкин.  Когда прикажете начать сдачу дел?
 
Роман. Завтра, до приезда Семенова.
Пауза.
 
Копейкин. Вам будет тяжело одному... Я мог бы остаться пока не приедет другой главный инженер из Хабаровска.
 
Роман. Главный инженер не окурок, не валяется на улицах Хабаровска.
 
Копейкин. Я могу подождать, пока он приедет из Москвы.
 
Роман. Не надо.
 
Копейкин. Вы не справитесь, вы погубите дело... (Роман молчит). Я, знаете ли, т. Быстров, очень люблю нашу работу... очень, знаете, интересная работа, но...
 
Роман (обернулся) Нелегкая? Да! Решаем с вами сложную задачу. Но, подумайте - какую! - на новом месте, на долине достроить город, комбинат, дорогу, шахты, рудники - осветить тайгу!
 
Копейкин. Я, пожалуй, подожду Семенова... Замечательно, знаете, интересно. Ландскнехт - это очень плохое слово, т. Быстров.
 
Голос Яны. Сюда, Павлов, сюда!
 
Голос Павлова (Близко). - Сюда Микадо! Роман у себя?
 
Яна (появляется у входа. Штаб работает).
 
Роман. Входи, Семен (Яне), Где встретились?
 
Павлов (За ней). У нас была романтическая встреча в горах... Спокойно, Микадо, это друзья. Яна шла из совхоза, она разоблачала в бараках моих китайских старшинок, так? А я возвращался с охоты. Плохо стало в тайге, Роман, дичи стало мало.
 
Роман. Зато людей много. Подождите, Иван Сергевич, пойдем вместе. Имею дело, Семен.
 
Павлов. Нельзя ли отложить до завтра, я сегодня не расположен говорить о делах.
 
Роман. Дело нельзя отложить. Мне нужен хлеб.
 
Павлов. Да, слыхал, твои рабочие хотят кушать, а у тебя на этот счет, кажется, слабовато.
 
Роман. Ты должен сдать по наряду сто тонн зерна.
 
Павлов. У меня сейчас нет свободного зерна. Я еще молотьбы не закончил.
 
Роман. У нас запас на 4-5 дней.
 
Павлов. В леспромхозе пока запасы еще меньше.
 
Копейкин. Что такое ваш леспромхоз в сравнении с дорогой, какое он имеет значение?
 
Павлов. Ваша дорога, товарищ инженер, пока только расходует; а мой леспромхоз уже дает живую продукцию.
 
Яна. Наряд ты обязан выполнить.
 
Павлов. У меня нет зерна.
 
Роман. Говорят, раздаешь зерно своим рабочим?
 
Павлов. Предположим. Что же из этого следует?
 
Роман. Правда?
 
Павлов. Мне дали право распоряжаться всеми, средствами леспромхоза по своему усмотрению.
 
Яна. Ты обязан выполнить план хлебозаготовок.
 
Павлов. Наступление со всех, сторон, видишь, Микадо?.. Я многое обязан, Яна, но, прежде всего, я должен обеспечить работу леспромхоза. Я постараюсь выполнить наряд... До конца года еще далеко!
 
Роман. Раздал зерно? Отвечай! Требую ответа!
 
Павлов (встает). По какому праву?
 
Роман. Именем партии.
 
Павлов. Я не желаю никаких допросов.
 
Роман. Уклоняешься?
 
Яна. Постой, Роман, и ты, Павлов, подожди, не отвечай!.. Подумай, вспомни! - Землянка на берегу реки, погибшая баржа, испорченное радио, помнишь? Ты ждал помощи, как чуда... Вот она - пришла настоящая помощь: я, Роман, Копейка, тысячи рабочих, эшелоны грузов с запада, из советской России... Вспомни!
 
Павлов. Помню, дни, как ночи, один в тайге. Где были тогда ваши машины, ваши эшелоны, ваши инженеры? Я помню, ты оставила меня одного среди сопок, в глухой тайге...
 
Яна. Я не могла остаться тогда, ты знаешь, Павлов... но, ведь, я вернулась!
 
Павлов. Через восемь лет?
 
Роман. Жду, Семен.
 
Павлов. Напрасно.
 
Копейкин. Я, знаете, ничего не понимаю! Есть у вас какая-нибудь субординация? Прикажите выдать зерно, Роман Алексеевич, ведь вы начальник строительства!
 
Павлов. Леспромхозом распоряжается директор, а не начальник строительства.
 
Копейкин. Очень, знаете, интересно, но я ничего не понимаю.
 
Роман. Рискуешь партийным билтом!.. Идемте, Иванов, мы опоздаем...
 
Яна, Подожди, Роман... Павлов, ты не можешь отказать стройке, ты обязан выполнить план. Подумай еще раз! Мы подождем, не уходи, Роман, ты получишь зерно... (Горячо). Ведь иначе не может быть, Павлов!.. Ты не мог утаить зерна, от кого? Ну, скажи, Роману, чтоб он прислал за зерном и кончим!
 
Павлов (отвернулся). У меня нет зерна.
 
Яна. Значит, это правда? Ты?!. Мне стыдна - за прошлое, за любовь, за все...
 
Роман. Какая любовь? (Пауза). Идемте, Иван Сергеевич. Через три дня здесь будет Семенов, потребую ревизии твоего совхоза.
Роман и Копейкин уходят.
 
Павлов (выходит из палатки) Душно, ты чувствуешь, Быстрова, как дышит тайга... Не надо сердиться. Все это чепуха! Речь идет, конечно, не о сотне тонн зерна. Она все равно не поможет Роману. Он плетет длинную цепь - он строит дорогу, город, комбинат, он штурмует громады Сихоте-Алина - чем? - силами слабого леспромхоза?
 
Яна. Неправда. Сихоте-Алин штурмует край, советская страна! У нас работает пятьсот комсомольцев по добровольной вербовке...
 
Павлов. Эти капля в море. Огромная часть ваших рабочих - это то, что искалечено годами войны, голода и жестокой борьбы. Это плохая армия! А переброска грузов на машинах за двести-триста километров - плохое снабжение!
 
Яна. Мы для этого строим дорогу.
 
Павлов. Ее надо суметь закончить!
 
Яна. Вороны каркают! Партийцы борются и активно помогают друг другу.
 
Павлов. Мой отец был архитектор. Он создавал грандиозные проекты зданий, но в них был один органический дефект - они требовали сверхматериалов и сверхмастеров... Может быть, таков и грандиозный проект освоения Сихоте-Алина?
 
Яна. Что ты предлагаешь?
 
Павлов.  Я не разрешаю мировых проблем.
 
Яна. Не уклоняйся, отвечай прямо, ты не веришь в освоение Сихоте-Алина?
 
Павлов. На Дальнем Востоке много неосвоенных районов.
 
Яна. Да, ты не веришь, не хочешь верить!.. Восемь лет тому назад ты был передовым бойцом на Сихоте-Алине. Ты боролся, как партизан, на маленьком участке.
 
Павлов. Да, на маленьком участке за общую цель.
 
Яна. Ты видишь, армия подошла к твоему участку, а ты хочешь по прежнему бороться в одиночку! Другим, совсем другим я ожидала тебя встретить, Павлов... О, мой Тудагоу, мои кедровые сопки, мои горные ключи!
 
Павлов. Я хочу, чтобы ты меня поняла, Яна. Мне очень трудно быть, - как это-говорят, равнодушным зрителем. Я ждал восемь лет, ждал и готовился, но... или я еще не готов, или вы слишком рано пришли. Ты понимаешь, Яна? Я вне ритма вашей работы или она вне ритма нашей обстановки.
 
Яна. Конечно, она меняет обстановку.
 
Павлов. Мой совхоз тоже изменил обстановку. Ты знаешь тайгу, Яна. Вот в этих сопках, покрытых лесом, в лунном свете на кедровых стволах, в огоньках внизу, в смутном таборном гуле, в далеком голосе зверя - большая извечная сила тайги. Ее не так легко сокрушить.
 
Яна. Мне кажется, Павлов, что тайга тебя взяла в плен...
За сценой китайская песня.
 
Павлов. Артель Лифуна идет с бона. (Кричит). Лифун, эй, Лифун!
 
Лифун (появляется на скале сопки). Есть, капитан!
 
Павлов. Затянули тросы, укрепили лежаки?
 
Лифун. Да, капитан.
 
Павлов. На отдых идете?
 
Лифун. Китаец много работал, китаец мало-мало спать надо.
Яна выходит из палатки.
 
Лифун. Хо, мадама! Мадама шибко не любит Лифун. Бараки ходите против Лифун говорит.
 
Павлов. Ладно, иди.
 
Лйфун. Есть, капитан. Старшинка есть, китаец много кушай, понимай, мадама. (Уходит).
 
Яна. Хорош твой командир!
 
Павлов. Его поставила артель, я ей никого не навязывал.
 
Яна. Еще бы!.. Не беспокойся, она поставит, другого, нужен только толчек... Ты и в это не веришь?
 
Павлов. Верую, господи, помоги моему неверию.
 
Яна. Ты даже не знаешь, кто к тебя работает в артелях!  Ведь, Чжен был партизаном в Китае, Ван добровольно сдался в плен у Чжалайнора в двадцать девятом, Ли, умирающий от голода, переполз границу у Имана! Ты видишь только Лифуна!.. Ты стал прошлым Сихоте-Алина, как река Тудагоу, как долина тигров.
 
Павлов. Довольно, нам надо итти, Микадо.
 
Яна. А зерно?
 
Павлов. У меня нет зерна.
 
Яна. (с угрозой). Павлов!
 
Павлов. Я не боюсь, Быстрова.
 
Яна. Ты не боишься? ты?! - партиец, скрывающий хлеб от государства, лукавый человек, ты прикрываешся леспромхозом, как ширмой!.. Неправда, ты боишься дороги, ты боишься наступающей армии! Отступай, Павлов, советская власть идет на Тихую Пристань!
 
Павлов. Спокойно, Микадо, это не спор, это дружеский разговор двух членов партии... Продолжай, Быстрова, я тебя слушаю с удовольствием.
 
Ян а..Нам не о чем больше говорить.
 
Мне стыдно, что я могла жалеть, может быть, даже любить тебя. Мне стыдно, что я могла скрыть это от Романа... Все это ложь, ложь!
 
Павлов. Ты ничего не поняла, Быстрова... (Голоса). Вперед, Микадо!
 
Яна. Но я расскажу, расскажу Роману все.
 
Павлов. Ты ничего не скажешь Роману.
 
Я на. Ты боишься?
 
Павлов. Глупости! Ты переоцениваешь Романа, он не забудет, помни, Яна... Сюда, Микадо! Спокойной ночи Быстрова.
 
Яна. Проваливай, Павлов!
 

 
Квартира Новгородского и Павлова.  
За стеной комната Быстровых. Новгородский и Панфилов.
 
Новгородский. Ну, а дальше?
 
Панфиловв. Двести человек сегодня, ушло, сам видел, как они через реку переправлялись.
 
Новгородский. Жратвы на два дня осталось, Быстров паек уменьшил. Во всем районе сытые люди только в совхозе и у вас на хуторах.
 
Панфилов. Слава богу, у нас запасы остались.
 
Новгородский. Разойдутся все рабочие до последнего! Врассыпную рассосутся, кто куда, по хуторам, по стойбищам, - голод, брат, не тетка!
 
Панфилов. Не пойму я, Андрей Петрович, что же дальше то? Эти побегут - Быстров других соберет, мост снесет, дорогу размоет, другой мост построит, нам то что?
 
Новгородский. Слепой ты человек, Панфилов. Ты что думаешь, от советской власти на век уберечься? Нет, брат, дудки!
 
Панфилов. Хоть бы годика два еще, чтоб хозяйство понемногу пристроить - китайцам аль колхозам по знакомству продать.
 
Новгородский. Так. Задержим мы стройку, дорожку, даст бог, река размоет, а мы кричать - вредительство! Быстров советские средства за водой пустил, инженеров - вредителев подобрал, людей голодом переморил... Города строит, о комбинатах мечтает, а его-то самого закомбинируем!
 
Панфилов. Вот это так!
 
Новгородский. Пойдут по советскому обычаю, ревизии, дознания, а стройка стоп!., а там, глядишь, и передумают, а может и совсем забудут - у советской власти, брат, делов много... Нам теперь, уважаемый гражданин Панфилов, только за время бороться надо, да потихонечку, с опаской. Было времячко, когда с рогатиной на советскую власть, как на медведя, шли, а теперь шалишь, дорогу дай, на тропочку; лесную сверни, ползком проберись, лапастая стала, брат, советская власть, в два счета слопает!
 
Панфилов. Чувствую, Андрей Петрович, ночи не сплю.
 
Новгородский. С Лифуном виделся?
 
Панфилов. Ох, и жила, куда человек столько денег девает, артель свою обирает, начальство обирает, да еще добрых людей среди бела дня грабит!
 
Новгородский. Нужный человек, не жалей денег, Панфилов. Не Павлов над китайцами хозяин, а Лифун - он у них за начальство и за профсоюз. Насчет драки-то дело наладили?
 
Панфилов. Лифун обещал слух такой пустить, что русские китайцев бьют.
 
Новгородский. Надо бы двум ребра посчитать, чтоб, понимаешь, были доказательства вещественные.
 
Панфилов. Мой Иван уже постарался.
 
Новгородский. Твой Иван? напрасно! Концы надо прятать, Панфилов, а ты на рожон прешь.
Входит Серафима.
 
Серафима (отряхивает платье). Льет, как из ведра, каторжная погода!
 
Новгородский. Для кого каторга, а для кого божья благодать. Давно ушел Павлов?
 
Серафима. Прибегали с бона, вода, говорят, прибывает, каждый год канитель с этим боном!
 
Новгородский. А Быстрова не видела?
 
Серафима. Как же, приходил, вон там за стенкой отдыхает.
 
Новгородский. (Подходит на цыпочках к двери, прислушивается) Спит... Дураки мы с тобой, Панфилов, такие разговоры в хате ведем!... (Прислушивается). Крепко спит! Иди, иди, Панфилов, не гоже нам вместе быть при Быстрове. Ты на положении кулака, а я человек служащий.
 
Панфилов. И то пойду. Прощенья просим. (Уходит).
 
Новгородский. А ты чего надулась и ухватами по злому орудуешь?
 
Серафима. Глаза ей выцарапаю, морде китайской, пускай с чужими мужьями по сопкам не бегает. Свой муж есть!
 
Новгородский. Она тебе не ровня, слышь, Серафима. И виду не показывай, не только что... Павлова и на обоих хватит.
 
Серафима. Нет такого закона, чтоб мужа с чужой женой делить.
 
Новгородский. Поделишь, ежели нужно. Ты кто? козявка!.. Мир спасать надо, а не мужний грех защищать.
 
Серафима. Муж мне не от мира достался.
 
Новгородский. Глупа ты, дочка, ты в женах у Павлова тайгою держишься. На бесптичьи и ты стала соловьем, а вот построит Быстров дорогу... (подходит к дверям, прислушивается). Спит крепко... Люди понаедут - бабы городские с краской, с пудрами, на каблучках высоких, жизнь по городскому пойдет, что ты тогда, деревенщина? чем возьмешь - выменем коровьим? Этим, брат, Павлова к споднице не пришьешь.
 
Серафима. Не отдам, жизни решу, зубами вцеплюсь, а не выпущу, сама на каблучки стану!
 
Новгородский. На ноги свой, на ноги посмотри, такими нотами навоз месить, а не на каблучки становиться! Нет, дочка, вот тебе мое слово - тайгу на ключик запри и ключик в Фудзин выплесни - вот тебе и покой!.. Янка не променяет Быстрова на Павлова, не бойся, ну пошалят, друг друга потешат, а мы на этом деле пользу получим. И - эх какая польза может быть, ежели Быстрова на такую мысль натолкнуть!
 
Серафима. Все скажу Быстрову. Пусть за женой смотрит, чтобы чужих мужей не отбивала!
 
Новгородский. Тсс! (прислушивается). Спит... сказать можно... да, сказать не мешает... ежели ко времени - пожалуй... твое дело! Только не заминай, Серафима, дело опасное. Травить трави, а курка не спущай,- не в ту сторону выстрелить может.
Входят Андрей и Надя.
 
Надя. Быстров у себя?
 
Новгородский. Отдыхать изволит.
 
Андрей. (Идет к дверям, стучит) Роман, вставай, Роман!
 
Голос Рoмана. Андрей? Сейчас (Входит). Два часа поспал. Чаю нет Серафима?
 
Серафима. Молочка принесу. (Уходит).
 
Надя. Ульмагды с хлебом утонули при переправе, левый берег остался без хлеба.
 
Роман. Кто сопровождал? Андрей. Китайцы из артели Лифуна.
 
Роман. Наших не было?
 
Надя. Из наших был один Володька.
 
Роман. Как случилось?
 
Надя. Володька рассказывает что-то непонятное.
 
Андрей. Положение стало пиковое: Муки осталось на один день.
 
Роман. Хлеб идет, машины в дороге.
 
Андрей. Откуда? Все дороги залило!.. Чего ты ждешь. Роман!
 
Роман. Жду Семенова.
 
Андрей. А ежели он задержался, а ежели и дорогу в Ольгу залило? Самим надо действовать!
 
Роман. Павлов не подчиняется.
 
Андрей.  Надо  заставить  подчиниться! За горло взять, зубы крошить, поднять на ноги весь леспромхоз.
 
Новгородский. Хлеба и в леспромхозе маловато.
 
Андрей. Уже слопали? Видишь? пока мы очухаемся, все сплавят!.. Кругом враги, ты не примечаешь, Роман, ты у врага в доме живешь, а щупальцы его и на стройке. Отрежь!..
 
Роман. Без паники, Андрей.
 
Андрей. Вода к горлу подходит...
 
Входит Павлов.
 
Павлов. Здравствуйте, Андрей Петрович, будь другом, сбегай за Лифуном.
 
Новгородский. Вода растет?
 
Павлов. По сантиметру в час прививает. (Наде) У вас как?
 
Надя. Мы остались почти без продуктов.
 
Андрей. Ты срываешь строительство, Павлов, это сверхударная стройка!
 
Павлов. Их в крае, не мало, но муки от этого не прибавилось.
 
Андрей. Надо броситься на Архиповские хутора, пока не залило дороги. За ними тоже много не сданного хлеба. У одного Панфилова пару сот пудов найдем. Там есть зерно!
 
Павлов. Но там не мало и винтовок.
 
Андрей. Пусть, надо вскрыть этот кулацкий чирей!
 
Павлов. Это плохой загиб, Андрей.
 
Андрей. Тебе Архиповские хутора дороже нашей стройки.
 
Входят Новгородский и Лифун.
 
Лифун. Что надо, капитан?
 
Павлов. Две артели на крепление бонов.
 
Лифун. Китаец сегодня мало-мало отдыхает, капитан.
 
Павлов. Хорошо заплачу.
 
Лифун. Деньга не надо, водка надо, мука надо, китаец мало-мало голодный.
 
Павлов. Ладно, собирай людей.
 
Лифун. Не знаю, капитан... Вбегают Яна и Володька.
 
Володька. (схватил Лифуна за ворот). Хлеб, Фудзин, китаец!..
 
Яна. Постой, Володька.
 
Павлов. В чем дело?
 
Лифун. (Зло). Арачону не подчиняюсь, - арачон не может китаец ворот хватать. Смотри, капитан, китаец русский бьет, арачон бьет, китаец работу бросал, домой уходил!
 
Яна. Люди из артели Лифуна перевозили хлеб через Фудзин. С ними был Володька. Они направили ульмагды к водопаду, ульмагды опрокинуло и хлеб погиб...
 
Володька. Володька кричи: «права» - китаец ехай лево, понимай нету! Володька китаец горло бери, китаец кричи: «Лифун приказывай»...
 
Роман. Не понимаю.
 
Яна. Лифун приказал китайцам направить ульмагды к водопаду, чтобы потопить хлеб!..
 
Павлов. Для чего? - Глупости.
 
Володька. Тут китаец, его тут, моя зови.
 
Андрей. Давай сюда китайца, доберемся до корня.
 
Володька приводит китайца.
 
Яна (китайцу). Тебе Лифун приказал везти хлеб к водопаду?
 
Лифун. Отвечай, Васенька, отвечай, голубок. Мадама наша - китайска мадама. Мадама не надо старшинка. Отвечай, голубок.
 
Китаец. Не анай... не понимай...
 
Володька. Ты кричи: «Лифун приказывай». Володька горло бери, ты кричи...
 
Китаец. Не понимай. Нету Лифун... не знай.
 
Новгородский. Лифун с вечера ушел на хутора и только вернулся.
 
Лифун. Не надо капитан водка, не надо мука! Русский китаец бьет, арачон бьет, мадама старшинка не надо - давай расчет, капитан!
 
Володька. Я понимай, я карасо понимай - Лифун дорога не надо, Лифун хлеб Фудзин бросай!
 
Павлов. Иди, Лифун, собирай людей на бон. Надо же додуматься - пускать груз по Фудзину в наводнение! Иди, Лифун.
 
Лифун. Есть, капитан. Идем. Васенька, идем, голубок.
Лифун и китаец уходят.
 
Володька. Эх. капитан, китаец Лифун бойся, Лифун палками бей, эх!..
 
Яна. Кто еще был из артели Лифуна?
 
Володька. Чжо был, Ван был...
 
Яна. Ван? хорошо! Идем, Володька.
Уходит с Володькой.
 
Павлов. Много стало хозяев в леспромхозе, Быстров, это надо прекратить!
 
Роман. Наоборот, думаю глубже.
 
Павлов. Если я позволю.
 
Входит Серафима с молочом.
 
Андрей. А ты что, леспромхоз в аренде держишь?.. Эх, Павлов!
 
Серафима (смотрит в окно). Китайцы прошли на бон.
 
Павлов. Надо итти (надевает плащ).
 
Роман. Созови бюро ячейки.
 
Павлов. Все бюро на участках.
 
Андрей. Ты нарочно всех разослал на участки, понимаем, знает кошка, чье мясо съела.
 
Павлов. Думай, как хочешь. Уходит.
 
Андрей. Эх, если б не память, что он меня из темноты вытащил, если б не партийная совесть, хлопнул бы литру водки, чтоб разум вышибло, и зубы ему раскрошил! Три года не пил, а для такого дела не грех и оскоромиться!
 
Роман. Собери бюро, предупреди Яну, комсомольцев, Надя! Идите, я буду здесь.
Андрей и Надя уходят.
 
Серафима. Вылейте молочка, т. Быстров!
 
Роман. Спасибо, не хочется.
 
Серафима. Проклятий год, опоздали с посевом, гнус заел скот, вода заливает сенокосы и портит траву... Т. Быстров.
 
Роман. Что, Серафима?
 
Серафима. Можно с вами поговорить?
 
Роман. Сейчас не расположен.
 
Серафима. Что вам дороже - жена или дорога?
 
Роман. Странный вопрос.
 
Серафима. Вы всегда заняты, вы не замечаете... (внезапно валится в ноги Роману). Уезжай отсюда, Роман Алексеевич, не разоряй нашей жизни, не отымай мужа у жены. Ежели себя не жалко, меня пожалей!..
 
Роман. Встань, Серафима, встань, успокойся.
 
Серафима (на коленях). Выслушай, Роман Алексеевич, богом святым клянусь - одну правду скажу. Жена твоя сюда приезжала, неделю с Павловым жила, я у него работала, все видела!.. (Зло) Гад, мало ему было моего тела! Кобель! На той же кровати, на тех же подушках с твоей женой валялся, на моих глазах губы ее китаянские лизал...
 
Роман. Постой... Когда?
 
Серафима. Восемь лет назад - она за матерью приезжала...
 
Роман. Помню. Отпустил одну, не мог бросить учебу... Мало ли, что было!
 
Серафима. Послушай дальше, Роман Алексеевич, голубчик мой...
 
Роман. Не надо. Знаю!
 
Серафима. Ничего ты не знаешь.
 
Роман. Не хочу знать. Пусть! Приехала ну!.. Началось снова, да?
 
Серафима. Я замечаю, он за ней, как бугай за коровой тоскует, а она... В сопках видятся!
 
Роман (кричит). Молчи!
 
Серафима. Спать со мной перестал...
 
Роман. Пасть ядовитую заткни!... Не надо. Понял. Знаю.
 
Серафима (крестится). Богом святым клянусь, жизнью своей...
 
Роман. Верю, не надо...
 
Серафима. Уезжай отсюда, Роман Алексеевич, голубчик ты мой! Себя пожалей и меня, горемычную, куда я без него денусь, из совхоза выживет...
 
Роман. Что, собственно, случилось, Роман? Кто изменил - друг, союзник, жена?...
 
Серафима (испуганно). Что с тобой, Роман Алексеевич! выпей молочка.
 
Роман. Спасибо (машинально пьет) Все! Что-ж, жизнь свое берет - старая, подлая жизнь!
 
Серафима. Китаянка идет. Я пойду, Роман Алексеевич (кланяется ему в пояс). Прости меня глупую, не стерпело сердце.
 
Роман. Подожди.
Входит Яна,
 
Яна. Я говорила с Ваном, Володька прав.
 
Роман. Да?..
 
Яна. Что такое, Роман?
 
Роман. Ничего, продолжай Серафима.
 
Серафима. Все, что знала, сказала вам. Одну правду сказала...
 
Яна. В чем дело, Роман?
 
Серафима. На чужое добро зариться тоже не след, вот и все... Мужья у нас богом данные!
 
Яна. Какие мужья?
 
Серафима. Будто не понимаешь!
 
Яна. Добро, мужья... Что это за комедия, Роман?
 
Серафима. Тебе комедия, а у меня сердце кровью исходит. Мужа от законной жены забираешь!
 
Яна. Ты сошла с ума, Серафима.
 
Серафима. Хочешь, в пояс тебе поклонюсь, подолом ноги вытру, не отнимай у меня Семена... В городе хахалей много, моего, единственного, оставь!
 
Яна. Ты поверил, Роман?
 
Серафима. Все рассказала, как на духу! Как на моих подушках валялась, что скажешь, нет?. в землянке, помнишь? Не было этого?., скажи!., бесстыжая, шлюха!
 
Яна. Прикажи ей уйти, сейчас же, немедленно, иначе я уйду!
 
Серафима. Сама уйду, не кричи, к добрым людям пойду, на весь совхоз кричать буду: «люди добрые, смотрите... смотрите, добрые люди!..».
 
Роман. Успокойся. Иди. Потом!
 
Серафима. Слушаю, батюшка, Роман Алексеевич, вот только платок накину. Не простыть бы...
Уходит.
 
Яна. Как ты смел, как ты смел ее допрашивать при мне!
 
Роман. Плохая защита, Яна.
 
Яна. Защита? Ты думаешь, я буду защищаться?... да, все это было - подушке... все! Ну, что же?
 
Роман. (идет к дверям). Ничего!.. Не все понимаю. Зачем было скрывать?.. Пойду.
 
Яна (идет к столу, как слепая). Постой, я хочу сесть... что произошло? (кричит горячо, с отчаяньем). Это было восемь лет назад, восемь лет!.. Постой, Роман, не говори ничего, подумай раньше!.. Я приехала сюда, встретила Павлова одного в тайге... Может быть, жалость, сможет быть просто случайность...
 
Роман. А теперь?
 
Яна. Как ты можешь думать?
 
Роман. Могу. Восемь лет скрывала, жила рядом - скрывала. Могу я верить?
 
Яна. Я хотела рассказать тебе, но разве это так важно?
 
Роман. Зачем лицемерить, конечно, важно,  иначе  зачем  скрывать?  Зачем сцена из старого романа - измена, ложь, разоблачение...
 
Яна. Допрос жены...
 
Роман. Я должен знать...
 
Яна. Я не обязана тебе ответом.
 
Роман. Обязана! Связаны партией и работой.
 
Яна. Партия работа тут не при чем.
 
Роман. Не понимаешь? Где граница - жена, союзник, друг.
 
Яна. Жена, Роман... С другом и союзником ты говорил бы иначе, а жену можно потребовать к ответу при свидетелях... Я не хочу, не буду продолжать этой сцены. Ты выбрал неподходящее время для объяснения.
 
Роман. Не подозревал, не расспрашивал, случайно узнал... Непонятно, почему сама не сказала?
 
Яна. Пойми, это было так давно... Ну, хорошо, я ошиблась, надо было тебе рассказать, а я пожалела тебя.
 
Роман. Не верю!
 
Яна. Зачем тогда говорить? Поставим точку...
 
Роман. Не верю! Оба скрыли, может быть, скрывают. Многое становится ясным- поведение Павлова, романтические встречи в горах...
 
Яна. Ты не смеешь!
 
Роман. Ложь, опутали ложью!.. Как выступать против Павлова - соперник!.. Надо рассказать все на бюро, нельзя скрывать - это важно для дела... Что рассказать? - ведь, я ничего не знаю.
 
Яна. Не запутывай положения, Роман. Павлов - враг стройки, а не соперник, его надо разоблачить до конца. В нашем конфликте с Павловым нет ничего личного, уверяю тебя.
 
Роман. Не знаю, может быть, любишь его...
 
Яна (возмущенно). Не люблю, не любила!
 
Роман. Не любя, могут только проститутки...
Стремительно вбегает Копейкин, за ним Надя и Андрей.
 
Копейкин. Семенов приехал!
 
Надя (танцует на месте). Приехал приехал, вот теперь все пойдет по-иному!
 
Роман. Что по-иному?
 
Входит Семенов, Ольга,  Новгородский с чемоданом и Павлов.
 
Семенов. Почет вам ребятушки. Ставь на пол, товарищ, спасибо тебе. Здорово, Роман!
 
Надя (обнимает Ольгу). Так кстати, так кстати... дайте жакеточку, Ольга Илларионовна, я просушу ее.
 
Ольга. Здравствуй, Яна. Подожди Надюша, не тяни - подкладка в рукавах порвана.
 
Семенов. Чего приуныл, Андрей?
 
Андрей. Дела табак, Иван Васильевич.
 
Семенов. В советском хозяйстве и табачок пригодится.
 
Копейкин. Положение с дорогой угрожающее, т. Семенов.
 
Семенов. Не люблю я таких страшных слов, Копейка. Все размыло, или кое-что сохранилось?
 
Роман. Доложу подробно.
 
Семенов. Подождем.
 
Новгородский. Чаю не покушаете ли, товарищ Семенов, с дороги да с мокроты?
 
Семенов. Не откажусь. А вы идите по местам, ребятушки, встретились, поздоровались, а поговорить - поговорим на досуге. Делов у вас наверное не мало? Ты куда сейчас пойдешь, Копейка?
 
Копейкин. На мост, там, знаете, самое ответственное место.
 
Семенов. Ну и шагай, брат, не задерживайся, а ты куда, Андрей?
 
Андрей. К ребятам потолковать до заседания бюро.
 
Семенов. Как будто не время заниматься заседаниями.
 
Андрей. Нужно, товарищ Семенов.
 
Семенов. Ну, раз нужно - делай, готовься, действуй! Пошли, пошли, ребята, по местам, время рабочее!
Андрей, Копейкин и Надя уходят.
 
Роман. Позвольте начать доклад, Иван Васильевич.
 
Семенов. Не надо докладов. Продовольствие прибыло?
 
Роман. Осталось в Цементграде. Сидим на половинном пайке.
 
Семенов. Рабочие утекают!
 
Роман. Осталось меньше половины.
 
Семенов Так... А на месте нет никаких запасов?
 
Яна. Запасы имеются только в леспромхозе и у кулаков на хуторах.
 
Семенов. Это на каких хуторах? нa Архиповских - знаю, там народ крепкий. Леспромхоз скушали?
 
Павлов. Божьей милостью уцелел.
 
Семенов. И запасов не тронули, а?.. Роман, значит дело не так плохо!
 
Роман. Леспромхозом распоряжается Павлов.
 
Семенов. Что же, это его удельное княжество - что ли? Почему не тронули запасов леспромхоза, почему допустили утечку рабочих от голода?
 
Павлов. Запасы леспромхоза - не подлежат отчуждению.
 
Семенов. Роман!.. Так, так, детки, в разлад дело пошло?
 
Роман. Павлов не выполнил наряда, раздал зерно по рукам...
 
Семенов. Павлов?
 
Павлов. Я должен был поддержать рабочих.
 
Семенов. Хлеб таишь от государства?!
 
Ольга. Спокойнее, Семенов, спокойнее.
 
Семенов. А я разве волнуюсь? Ты мне объяснишь, в чем дело, Павлов... не сейчас, потом. А ты, Роман, что на него управы нет? Где ячейка, где район?
 
Роман. Район далеко, бюро на участках.
 
Семенов. Слабо, очень слабо, Роман.
 
Роман. Ждал подвоза. Край подводит. Нереальные наряды, перебои. - Все опаздывает - оборудование - некомплектно, рабочие без квалификаций...
 
Семенов. Дальний Восток, Роман. Десять тысяч километров.
 
Роман. Бесхозяйственность, т. Семёнов!
 
Ольга. Ты знаешь, как все достается краю?
 
Роман (запальчиво). Знаю - строительство доведено до катастрофы.
 
Ольга. Не горячись, Роман, тяжело, конечно, так разве это не было известно с начала? Край ведет большие работы!..
 
Семенов. Так, так, сынок, Сихоте-Алин действует. Рядом в леспромхозе лежит хлеб, а ты не сумел его взять, у тебя готова времянка, есть автомашины и в Цементграде лежат грузы, а ты не сумел их перебросить!
 
Роман. Мало машин, 50 процентов...
 
Семенов. А тебе нужно сто? Зачем тогда ты? Партия поручила тебе стройку - половину превратить в целое, из единицы выжать пару, а ты на первом шаге споткнулся... что сделано за год?
 
Роман. Построен город, двадцать тысяч квадратных метров, станция пятьсот киловатт, заложен комбинат, уложено двести пятьдесят километров дороги, кончаем последний мост...
 
Семенов. Видишь, за один год! а ты кричишь о катастрофе... Зачем вы созываете бюро?
 
Роман. Павлов раздал зерно рабочим, оставил стройку без продуктов...
 
Семенов. Ну и что же? Значит, зерно у рабочих, с ними и толковать теперь надо. Попробуй, созови рабочих, Павлов, потолкуй.
 
Павлов. Это не поможет, Иван Васильевич.
 
Семенов. А ты попробуй, созови собрание, Павлов, может быть и поможет. Вечером после работы созови - Роман тебе поможет.
 
Новгородский. Чай готов, т. Семенов.
 
Семенов. Давай сюда, товарищ. Янка, ты ведь своя тут, похозяйничай. Чего ты насупилась?
 
Яна. Радости мало, Иван Васильевич.
 
Семенов. Ольга, а!.. (Яне) Стройка, или что нибудь другое, семейное?
 
Яна. Многое.
 
Семенов. Так, так... Тут что-то, нехорошо пахнет, Ольга, ты не чувствуешь?
 
Ольга (подвигает ему стакан). Пей чай и не вмешивайся не в свое дело.
 
Семенов. Молчу, молчу в этих делах ты, кажется, больше моего смыслишь. (К Новгородскому). А ты, товарищ, кто такой будешь?
 
Новгородский. В леспромхозе работаю, а теперь на стройке - старшим десятником.
 
Семенов. Борода у тебя... кудрявая!
 
Новгородский. Сама растет, можно сказать, на собственном удобрении.
 
Семенов. А родом ты откуда?
 
Новгородский. Из Черниговской губернии, как пригнали сюда в солдаты, так и остался.
 
Семенов. Старожил значит, это не плохо!.. Что же вы это, детки, как на похоронах, а? Я со старухой в гости к вам спешил, как на свадьбу, а тут, оказывается, похороны!
 
Ольга. Отпустил бы ты людей, ведь им на работу нужно.
 
Семенов. А я разве их держу? Что ж идите, ребятушки, по местам.
 
Новгородский. И мне можно, т. Семенов?
 
Семенов. И тебе. Часа через два зайди сюда, побеседуем.
 
Новгородский. Слушаю, есть.
 
Семенов. И ты, Павлов, зайди. Распорядись там на счет собрания - и зайди.
Уходят. Семенов и Ольга за столом.
 
Семенов. Во время приехали.
 
Ольга. Не поздно ли?
 
Семенов. Для дела поздновато, для людей не поздно.
 
Ольга. С Романом осторожно.
 
Семенов. Ничего ему не будет, гнили, кажется, нет, одна только синева налетная... леспромхоз прощупаем.
 
Ольга. И Павлова проверить не мешает.
 
Семенов. Проверим по-хорошему, в бою проверим через огонь пропустим (смеется), через собрание! а, Ольга, не плохо придумано?
 
Ольга. Драка будет.
 
Семенов. А нам что нужно? В бою силы крепнут, и союзники появляются, и враги из нор вылезают... драка, как дождь, расчистит атмосферу на стройке, а?..
Новгородский, Семенов, Павлов и Ольга.
 
Новгородский. Так, что, дорогие товарищи, как я сказывал, так и вышло. Я т. Быстрова предупреждал - потому я сам из этих местов и знаю, как река действует, а т. Быстров на мои слова никакого внимания!..
 
Семенов. А почему людей упустили?
 
Новгородский.. Дорогие товарищи, без интересу люди работали. Разве чужому человеку, другой губернии, наш интерес близок? Пришлым елементом много не наработаешь... а тут еще хлеба нехватка! Вот и вышло напоследок, что работа прахом пошла.
 
Семенов. Дорогу размыло?
 
Новгородский. Есть размывы, как не быть! Сами посудите, т. Семенов, за дорогой надо глядеть сейчас, как за малым дитем, а людей в обрез! Я т. Быстрову говорил: «Сжаться надо маленечько, вожжи надо ослабить, а то впросак попадем»...
 
Семенов. Ты в совхозе работаешь?
 
Новгородский. Так точною Я летось в совхоз один из первых подался.
 
Семенов. А раньше ты на хуторе жил?
 
Новгородский. Я так понимаю, ежели советская власть за совхоз, так и я за совхоз, я против власти не сохласен. Человек я одинокий, дочка за большим человеком замужем, а мне - много ли нужно?
 
Семенов. Значит, по твоему, крышка нашей дороге?
 
Новгородский. Как сказать. Дело сурьезное. Я так понимаю, что вода шкоды наделает - может, все снесет, а может, кое что оставит.
 
Семенов. Значит пропало все, и сотни километров стальных дорог, и мосты, и расчищенная пахота, и новый город на берегу моря... Столько средств и людского труда!
 
Павлов. Роман не знает условий тайги. Ему казалась, что жизнь тайги можно повернуть одним поворотом рычага.
 
Новгородский. А кому это нужно, т. Семенов? Край наш тихий, спокойный, люди по советским законам живут и без новых городов свои хатенки строят, хлеб сеют, сено косят, лес возят советскому государству на помощь... совхозы? Ну, что ж, и в совхозах можно добро сберечь. А т. Быстров всю жизнь перевернуть захотел!...
 
Семенов. А пороху не хватило, кишка оказалась тонкой, вот в чем беда, Новгородский...
 
Новгородский. Мы люди маленькие, нам невдомек на счет кишки, а только неправильно дело пошло, т. Семенов, откровенно говорю, по коммунистически, т. Быстров неправильно дело повел, на инженеров-вредителев понадеялся, против народа пошел!..
 
Ольга. Против старых хатенок?
 
Новгородский. Вы люди ученые, вам виднее, а только скажу, что нам и в старых хатенках неплохо жилось!
 
Семенов. Это. видно... Вот, что, друг, за сведения тебе спасибо, а теперь иди. Нам еще до вечера поработать надо - сам понимаешь!
 
Новгородский. Понимаю, как не понимать! Такое дело заварилось, из такого дела и вылезать тяжело.
 
Семенов. А мы, к тому, и вылезать не собираемся. Дальше влезать думаем, Новгородский, глубоко и далеко влезать собираемся, жизнь перевернем и хатенки опрокинем!..
 
Новогородский. Что-ж, воля ваша, на то вы и на постах таких. Прощения просим. (Идет к дверям, возвращается). А ежели я что лишнее сказал, так вы уж меня простите. От внимания, поверьте слову, только от внимания к нашему рабочему делу.
 
Семенов. Знаю, чувствую... Хитрый ты человек, Новгородский, скользкий и ядовитый; как медянка... Все! Пока иди и помни, что Семенов еще покруче Быстрова умеет...
Новгородский уходит.
 
Павлов. Напрасно вы обидели старика.
 
Семенов. Ты думаешь? А как по твоему, Ольга?
 
Ольга. Крепко держится тайга за людей.
 
Семенов. Люди думают, что они за тайгу держаться. Нет, тайга их держит цепкими руками, из хуторов, из хатенок, от «привольной», жизни таежной - смрадный дух идет на нашу стройку и на наших людей!..
 
Павлов. В тайге вырос советский леспромхоз, рабочий поселок и совхоз.
 
Ольга. А дух «своей кухни» ты вытравил из своего совхоза, а китайских старшинок ты обезвредил, а Архиповские хутора ты включил в советское хозяйство? Ты раскусил Новгородского, он отец твоей жены - ты считал его союзником? А, ведь, он враг, ты не чувствуешь, он к тебе пришел, чтобы свое добро уберечь, свою кухню защитить! Ты слышал?
 
Павлов.  Я служу революции  как могу.
 
Семнов  (резко). Плохо служишь, Павлов!
 
Ольга. Семенов...
 
Семенов. Что, разве я не так сказал? Плохо, говорю, служит! Революция атакует Сихоте-Алин, а он отбивает свой уголок у революции, крадет хлеб у государства!
 
Павлов. Я хочу уберечь от хаоса хоть один уголок. Я не верю в строительство дороги, Иван Васильевич. Если хотите правду, я не верю в проекты Быстрова и Копейкина. Это детские мечты или авантюра.
 
Семенов. Мечты, говоришь? А я, знаешь, Павлов, люблю, грешным делом, помечтать. Мечта - это размах, это стремление вперед... Большевики мечтатели, разве ты не знаешь? Что, не правда? Ленин мечтал в 1921 году о ста тысячах тракторах, о небольшом Волховстрое, и маленький человек, который у себя на родине слывет большим утопистом, назвал Ленина мечтателем... Ты помнишь? Уэльс! Ведь он не мог понять характера большевистских мечтаний... Но ты, Павлов, ты обязан знать, что в этом размахе романтика нашей работы, - твоя «трезвенность» мне не очень нравится.
 
Павлов. Тайга не располагает к мечтательности, Иван Васильевич. Если Новгородский враг, то у нас мало друзей в тайге.
 
Семенов. А ты попробуй, присмотрись, может быть найдешь и друзей. Входит Яна, останавливается у дверей.
 
Ольга. Ты отстал, Павлов!
 
Павлов. Может быть... Ну, что-ж, я готов уйти.
 
Семенов. Куда?.. Партия решит, когда и куда тебе уйти!.. Почему ты не выполнил нарядов?
 
Павлов. Я еще выполню. Я должен был обеспечить рабочих леспромхоза. Я усилю молотьбу.
 
Семенов. Поздновато, Яна?
 
Яна. Скоро собрание.
 
Семенов. Где Роман?
 
Яна. Я не видела.
 
Семенов. Найди Романа.
Входит Роман.
 
Семенов. Мы тебя ждали, пора идти.
 
Роман. Прошу освободить от собрания. Не буду полезен.
 
Семенов. Почему вдруг? Что случилось?
 
Яна (запальчиво). Ты не смеешь дезертировать, Роман!
 
Роман (резко). Знаю. Не учи!
 
Яна (Семенову). Вы не должны разрешить!..
 
Семенов. Почему? У него, вероятно, очень уважительная причина, ведь собрание-то созвано им, а не мной.
 
Роман (глухо). Причина неуважительная. У человека сердце - вот причина - оно может болеть... и болит!
 
Семенов. Ольга, ты слышишь, а? Что-ж ты молчишь? Что случилось, Роман?
 
Роман. Ничего, обычная история... Изменяет жена!
 
Яна (хочет крикнуть, зажимает рот рукой).
 
Павлов. (Выступает). Это ложь!
 
Роман. (С угрозой). Ты еще смеешь?!.
 
Ольга: Роман!..
 
Семенов. Инженер Быстров, смирно! (Роман машинально вытягивается)
Входит Андрей.
 
На собрание! (Легко толкает Яну, Романа к двери). Ну, марш!., марш!,. марш!..
 

 
Та же площадка. Группами китайские и русские рабочие. Павлов в президиуме. Новгородский, внимательный и покорный сидит у самой трибуны. Роман у дверей барака, опирается плечом о косяк. Семенов, Ольга и Яна - чуть в стороне между группами китайских и русских рабочих. Андрей кончает доклад.
 
Андрей. ...Я обвиняю! Павлов раздал хлеб по рукам и оставил без продовольствия одну из крупнейших строек края. Вернуть хлеб - требование стройки! Помочь дороге! Идет наводнение, мост и дорога в опасности! Кто виноват, разберемся потом, а сейчас все запасы, всех людей леспромхоза - на стройку!
 
Лифун. (С места). Почему рабочий дорога бьет китаец. Арачон Лифун ворот хватал, Павлов Лифун помогал. Павлов свой капитан!..
 
Голос. Моя артель не согласный, моя артель лес грузи, дорога не хочу. Китаец не надо дорога! - китаец лес грузи - деньги плати, бела мука давай. Китаец работа кончал, домой ехал... Павлов мука давай не могу, бела мука миюла, китаец надо!
 
Лесоруб. Ишь ты, китайская морда! Всем миюла, а ему подай - белую муку давай, черной не лопает, масло? ему подай, а ветчины охотской - кеты, не хочешь?!. Распустил Павлов китайцев, вот что я скажу, товарищи, работаем разом, а кушаем врозь. Им белую муку, а нам черный хлеб да по весу, им масло, а нам шишь - да без масла. Неправильно все! Нажали на рабочий класс со всех сторон. С одного боку китайцы рвут, а с другого Андрей подступает, все давай стройке! А самим что? - пояс подтягивать, с голодухи и помирать! Стройку угробили, инженеров-вредителей насажали, вон, спросите Новгородского, а сейчас за леспромхоз принялись, агитаторов в бараки подсылают. Не допустим!
 
Кузьма. Это ты зря на счет агитаторов. Человек к нам душевно пришел, по хорошему, все разъяснил... Плохо хозяинуем, комом все идет, товарищи! Китайцам что! - поработали, снялись, в другое место ушли, они вроде не здешние. А нам нельзя, нам все примечать надобно. Случится, что неурожай, - или, скажем, падеж скота, мало ли что бывает в тайге! - пропадем, с голоду сдохнем, от цынги сгнием!.. Вот летось сыпняк появился - лекарства на ероплане из города привозили и не довезли. А дорога это, братцы, наше спасение! По чугунке в город махнуть - сутки и домой!.. Мне что - я старый человек, а молодым скажу: «Держись, Митюха, за дорогу, путь она тебе в широкий свет, грудью нажми, навались, выручи дорогу»! За нее и поголодовать можно, ежели надо - вот что я скажу!..
 
Митя (звонко). Правильно дядя Кузьма. Проложим дорогу, прямо на село к себе поеду, на Енисей... (смех) гогочут, идолы!
 
Старый китаец. Зачем дорога, кому дорога? Моя не надо, его не надо, китаец не надо город ехал. Люди миюла, мука миюла. Не надо дорога!..
 
Фадеев. Эх, ежели бы я мог, по китайски бы вам, товарищи, сказал, да неграмотен я по вашему! Все ваши старшинки выступают, вашего голоса нет, а старщинки вас в яму ведут, белой мукой они вам глаза запорошили, маслом рты замазали. Им что надо? - артель в подчинении держать, рознь между нами сеять! - вот что надо Лифуну и его помощникам, на нашей розни свое брюхо растить. А нас советская власть сроднила, гоже ли нам из-за муки драться и союз нарушать?.. Правильно говорил тут Кузьма: дорога для всех нас - путь широкий в белый свет. Дорога перед всем таежным народом ворота в мир открывает! что ей пропадать на наших глазах? не допустим, верно я говорю, товарищи, не допустим, говорю! Не пойдем за Лифуном и Павлову правильный путь укажем!
 
Семенов. Ольга, а? тайга, как будто, оживает!
 
Ольга. Молчи, старик, молчи и слушай.
Яна подымает руку, хочет просить слово.
 
Семенов. Подожди, твоя речь впереди.
 
Лифун. (Выходит, кланяется во все стороны). Хорошо товарищ говорил, старый Лифун шибко ругал. Хо, Лифун старый дурак, старый мул - Лифун! Чужой страна приходил, свой брат-китаец помогал... Трудно китаец чужой страна - китаец язык не могу, счет не могу, китаец все капитан обижал, Лифун китаец язык и счет. Лифун брюхо большой? Лифун согласный лес грузи, китаец говорил: надо старшинка; Лифун слушал, старый дурак - Лифун!.. А ты, товарищ, что хотишь? Не надо артель? Н-нет! артель китаец стена! Не надо старшинка? н-нет, без голова артель не могу!.. Китаец чужой - посмотри русский барак, посмотри китайский барак, русский люди газета, баня, китаец - миюла! Русский люди совхоз мясо кушал, молоко кушал, китаец мало-мало голодный. Китаец чужой! Смотри, какой наш союз, товарищ, выходи Ли, выходи, голубок. (Из толпы выходит обвязанный китаец). Смотри, какой союз - твоя кулак - моя скула - вот наш союз!... (Одобрения). Дай китаец совхоз иди наш барак, или лес - море грузи, бери муку, бери масло, дай китаец топор, дай лошадь, китаец землю копал, рис сеял, свой порядок ставил!.. Не хотишь, на море не хотишь? языком шибко болтай хотишь!.. Моя сказал...
 
Семенов (Яне). Иди.
 
Яна. (На трибуне). Бедный, бедный Лифун! Бескорыстный защитник угнетенных китайских рабочих. Он оставил свой дом в Посьете, свою лавочку, свою торговлю чудояном, чтобы защитить вас, товарищи, от жестоких советских капитанов! Кто тебе поверит Лифун? Почему сегодня твои люди потопили советский хлеб в реке! (Движение). Спросите Вана, спросите Володьку! Вчера Лифуна видели с кулаком Панфиловым, а сегодня сын Панфилова избил Ли - это было условлено, за это было заплачено! Вот он, ваш Лифун, товарищи, вот они ваши старшинки!.. (Гул голосов). Да, ты прав, Лифун, ты чужой в этой стране, ты будешь чужим и в советском Китае! Но они, не знавшие радости на родине, они этой стране не чужие! Скажи, Ли, много ты кушал белой муки и масла в Фукдине, на родине, скажи, Ван, обманули тебя красноармейцы, которым ты сдался у Чжалай-нора, скажи, Чжен, ты забыл свои клятвы у Мишаньфу, когда отца твоего убили охранники генерала?
 
Чжен. О-о. помню!..
 
Яна. Кто тут еще из Лахасусу, Тютюпая и Санчагоу, кого еще приютили люди с красной звездою да шлемах, чей плен они превратили в новую жизнь, кого «кровожадные» большевики освободили от петли, от голода, от рабства... Кого? откликнитесь!
 
Голоса. Я... моя... я... хо!
 
Яна. Они считали вас обманутыми, подневольными рабами генералов, они видели в вас союзников! Что, они ошиблись? Вот сейчас, сегодня, на этом собрании большевики требуют ответа! Вам протягивают руку, как под Фукдином, Чжалай-нором и Санчагоу, принимаете?
 
Голоса Хо! (Многие вскакивают с мест).
 
Л и. Моя не надо бела мука, не надо генерал!..
 
Ван. Моя была красна пика Китай, моя режь начальник!
Много голосов (нестройно кричат по-русски и китайски).
 
Яна. Принимаем? Это значит с большевиками, против Лифуна, плечом к плечу - за одно дело! Сегодня мост, завтра дорога, город, завод, защита советских границ и, может быть, скоро, совсем скоро - свободный советский Китай!..
Бурные  крики.  Хо-ю,  хо-ю!..
(Плеск ладоней, удары в грудь и в бедра)
 
Володька и Копейкин вбегают, запыхавшись.
 
Володька. Мост, товарищи, мост...
 
Копейкин. Людей, Роман Алексеевич, Павлов!
 
Роман (берет его за плечо). Снесло?
 
Копейкин. Дрожит, как струна.
 
Роман. Спасти можно?
 
Володька (вскочил на скамейку) Люди! много люди! больсой вода... Эй, люди!
 
Копейкин. Ведь это не мост, это большой человеческий труд рушится!... Да неужто вы не понимаете или я не так говорю?.. Это, знаете...
 
Роман. Не мешайте, Иванов. (Яне) Организуй бригады!
 
Яна (громко). Первая бригада - артель Лифуна,  бригадир - Ли, выступай!.. Вторая бригада - артель Чжо, готовься! (Китайцы строятся в ряды).
 
Володька. (впереди бригады). Ай-я! Все люди - ай-я!
 
Семенов. Стой! К каждой бригаду китайцев - отряд русских рабочих. Вместе выступать, живо!
 
Фадеев. Есть, вздвоим ряды, Ли!
 
Л и.  Русский,  китайский  товарищ, дружно... Хо!
Кто-то запевает, под звуки песни строятся смешанные ряды, проходят, бригадиры салютуют трибуне: Во главе последней колонны стал Роман.
 
Семенов (Павлову). Что? Сихоте-Алин валится, тайга ожила, правда, Павлов?
 
Павлов. Это непонятно, Иван Васильевич. Это совершенно непонятно!
Уходят. На сцене Новгородский и несколько китайцев.
 
Новгородский (зло). Желторожие куклы, только деньги драть умеете... Дерьмо!
 

 
Большая палатка на берегу реки. Тусклый свет, пусто. Шум воды.
 
Голос. Копейкина Надя, Надюша! (вбегает с Надей на руках). Надя, Надежда Дмитриевна. (Кладет Надю на койку, ищет в аптечке, наливает, дает Наде). Выпейте.
 
Надя (тихо). Что со мной?
 
Копейкин. Выпейте.
 
Надя. (Пьет). Горько. Что со мной было?
 
Копейкин. Чепуха, знаете, вы свалились с уступа в реку, у самого водопада, и чуть не утонули... Очень, знаете интересно получилось.
 
Надя. Да, помню... Вы меня вытащили?
 
Копейкин. И даже откачал. Но, кажется, я не спас вас от насморка. Вода, знаете, стекает на пол.
 
Надя. Это не важно (вдруг вспоминая). Копейка, а что с мостом?
 
Копейкин. После, Надя, после, знаете, это не очень интересно..
 
Надя (приподнимаясь). Что с мостом? ...
 
Копейкин. Моста, знаете, нет. Вы слышите, как река ревет? Мы ничего не могли сделать!
 
Надя. (Ломает руки). Наш мост, наша дорога!.. Где Семенов и Роман?
 
Копейкин. Не знаю. Я их видел у моста, до катастрофы.
 
Надя. Никто не пострадал?
 
Копейкин. Кажется никто.
 
Надя (слабо). Я очень устала, Копейка...
 
Копейкин. Полежите, я немного побуду с вами. Надо дать людям передохнуть!.. маленькая, знаете, пауза в работе. Терпение, Надя, мы рассчитаемся с рекой за эту ночь. Что-ж, если ей мало бетонной узды, мы, знаете, приготовим стальной костюмчик.
 
Надя (с закрытыми глазами, проводит рукой по его плечу). Вы тоже промокли!
 
Копейкин. Я, знаете, не боюсь воды.
 
Надя. Вы хороший, Копейка...
 
Копейкин. О-о, я очень хороший!
 
Надя. Вы еще лучше, чем я думала, вы совсем хороший.
 
Копейкин. А вы это заметили только сейчас - после ночной ванны?..
Входит Яна.
 
Яна. Что с Надей?
 
Копейкин. Она чуть не утонула. - Но теперь уже хорошо. Ей, знаете, надо только переодеться.
 
Яна. Вы тоже не сухой.
 
Копейкин. Чепуха!.. вы оттуда?
 
Яна. Там пока нечего делать. Вставай, Надя, я помогу тебе одеться, отвернитесь, Иван Сергеевич.
 
Копейкин (подходит к телефону) Алло... не работает... Алло! Линия прервана... Как там на других участках? Ночь кончается, а река бушует, вода - прибывает... Если бы это кончилось только мостом!
 
Яна (помогая Наде). Да, только мостом...
 
Копейкин. Эх, жалко моста!.. Резервы слабые? Да нет - стихия! Какие могут быть расчеты на такую стихию?.. Но это ничего, Быстрова, правда? Несколько сотен тонн металла и дерева... жалко!.. отстроим! Когда мы пришли сюда, здесь, знаете, были только скалы и небо. Теперь внизу растет город, от него через тайгу идет дорога... Очень, знаете интересно... Когда мы пришли сюда, здесь были только скалы да небо, вот что надо помнить!
 
Яна. Готово, ложись, Надя, вам тоже нужно переодеться, Иван Сергеевич.
 
Копейкин. Да, становится, знаете, зябко. Я, очевидно, промок. С вашего разрешения, я немного уменьшу свет и попрошу вас не смотреть в эту сторону, а впрочем смотрите, - не очень, знаете, интересно! (Переодевается). Чорт возьми, вы видели, что делалось сегодня на реке?.. Знаете, т. Быстрова, вот мост снесен, дорога, может быть, размыта, а у меня, знаете, праздник в душе - ведь они вышли - все, как один!!
 
Надя. А моста все-таки не спасли.
 
Копейкин. Не спасли, ну что же, разве мост это все? Миры, знаете, рушатся и возрождаются вновь!.. Надо! итти работать, работать! С такими людьми можно мир перевернуть! (Остановился около Яны, чуть торжественном) Я верю, знаете, в этих людей, Быстрова!
 
Яна. Пройдет ночь, бой затихнет, они вернутся в бараки, а дальше кто знает.
 
Копейкин. Нет, знаете, нет, люди пережившие эти сутки, их никогда не забудут!
 
Яна. (Отходит). Я тоже так думаю! Но может быть, милый Копейка, легче построить мост через Великий океан, чем перестроить человека.
 
Копейка. Надя, вы слышите? Скажите ей, что это неправда! - Мое прошлое - это, знаете, тоже океан ошибок и преступлений, а ведь я забыл о нем, Быстрова!.. Из какого вещества создано наше великолепное время! Чем его измерить - часами, годами, тоннами или киловаттами?.. Очень, знаете, интересное время! В нем чудеснейшая сила обновления!.. (Уходит).
 
Надя (лежа). Яна, ты здесь?
 
Яна. Здесь... Сегодня страшная ночи Надя, такие ночи бывают в жизни у человека не часто...
 
Надя. Река ревет, мост снесен, а в душе тишина... и радость, непонятная радость!..
 
Яна. Я видела сегодня людей, которые достойны зеленых городов и фабрик, огромных и светлых, как дворцы. Хо, нельзя же не верить в этих людей!.. Но ведь и он - он тоже был среди них! И я, восемь лет с ложью в душе...
 
Надя. Ты, оказывается, только мямля и хныка. Куда ушел Иван Сергеевич?
 
Яна. Он побежал к мосту.
 
Надя. Помоги мне подняться. Противные кнопки, вечно расстегиваются!.. Мне нехорошо. Я очень устала, Яна...
 
Яна. Лежи, лежи, не вставай.
 
Надя. Мне хочется спать (ложится)... Смешной Копейка, ты слышала «чем измерить наше время - тоннами или киловаттами?» Тоннами - время! (тихо смеется) я, кажется, люблю его, знаешь, Яна... А что такое любовь, чем она измеряется, из какого она вещества?.. Это вероятно очень сложный состав, да? Может быть, жалость, а, может быть, тепло, или огонь, или что-нибудь другое, или все это вместе... это, знаете... очень интересно... что? (Дремлет, пауза). Яна идет к выходу, встречается с Романом.
 
Роман. Ты?
 
Яна. Я ухожу.
 
Роман. Володька погиб...
 
Яна. (С ужасом). Когда?
 
Роман. Сейчас. Нужно было тросы перекинуть через водопад. Среди охотников Володька! Не дошел до середины, три раза возвращался, сбило с ног, снесло к водопаду. Вытащили разбитое тело...
 
Яна. А трос?
Роман. Перекинул Ван. Пошел вторым.
 
Яна. Наш Володька, лучший стрелок на побережье. Не в тайге, не от зверя, погиб на нашей стройке, как герой... И Ван! (протягивает руки Роману, смеясь и плача). Хо, Роман, наше время!., очень, знаете, интересное время, ведь в нем чудеснейшая сила обновления!..
 
Роман (берет ее руки). Очень виноват, Яна, очень. Старое изнутри захлестнуло. Больше не повторится!..
 
Яна. Не надо, Роман! Что мы, маленькие люди, что наша слабость?.. Ван, Володька - тысячи идут, Роман!
 
Роман. Знаю, верю...
 
Входят Семенов, Ольга, Павлов и Копейкин.
 
Семенов.  Садись,  Павлов,  туши свет, утро встало. Кости не ломит, старуха?
 
Ольга. Застегнись, еще простудишься, развалина!
 
Семенов. Нет, мне тепло... Эх, ты, ноченька!.. Что, Ольга, мы, кажется, тряхнули стариной, как будто пахнуло порохом? Река дралась, как бешеная, Сихоте-Алин двинул всю свою артиллерию!
 
Надя. Мы потеряли мост.
 
Семенов. Мы сохранили город... А армия? армия стала сильней! На Дальнем Востоке живые силы решают, а их мы подняли.
 
Павлов. Они подняли нас, это вернее.
 
Семенов. И это не плохо. Пожалуй, это еще лучше, а Роман? Вдруг появились союзники. Мост рушится, дорога размыта, связь нарушена, а они прут! Вот она живая диалектика - она за нас, Павлов, против хатенок! Иначе не могло быть.
 
Павлов. Я пойду, Иван Васильевич.
 
Семенов. Куда! Постой, нам надо кончить разговор... Тебе надо переменить климат, Павлов. Кому ты сдашь леспромхоз?
 
Павлов. Кому прикажут.
 
Семенов. Я сговорюсь с Дальлеспромом. (Звонок телефона).
 
Копейкин. Телефон, берите трубку!
 
Семенов. Далекий голос... Ничего не слышно.
 
Копейкин. Кричите!., кричите!..
 
Семенов. Слушаю, у телефона... говорите громче!
 
Копейкин (вырывает у него трубку). Алло, пятый участок у моста. Слушаю, инженер Иванов!, ну Копейкин, да, Копейкин!.. Ничего, у нас, знаете, все в порядке... Нужны люди? Сейчас отправлю... Как на других участках? Предупредите участки внизу - идет большой вал воды... Алло, алло, опять тихо... Надя, где Надя?
 
Надя (на койке). Я здесь.
 
Копейкин. Дежурить у телефона, записывать все разговоры, вставайте, чорт возьми, теперь не время валяться!
 
Надя. Я устала, я больна...
 
Копейкин. Это, знаете, очень интересно, все устали, все больны! (Роману) Товарищ Быстров, надо отправить две бригады вниз.
 
Роман. Идите, сейчас приду.
 
Копейкин. Я думаю взять бригаду Володьки... А, забыл! - бригаду Вана и одну бригаду леспромхоза. Надя, к телефону!
 
Ольга. Лежи, лежи, Надя, я за тебя подежурю.
 
Семенов. Что, дочка, хороша тихоокеанская экзотика, приятно в полночь выкупаться в студеной воде?
 
Надя. Вот всем вам на зло, простужусь и умру!
 
Копейкин. Очень, знаете, интересно. Некогда умирать! Тут у всех работы по горло, а она, знаете, умру! (Уходит).
 
Роман. Ухожу, Иван Васильевич. Я вас еще застану?
 
Семенов. Нет, нам надо спешить, в Тихой пристани нас ждет катер... Постой, что же передать в край?
 
Роман. Сами видели.
 
Семенов. Плохое я видел, Роман! Придется передать, что дело в ненадежных руках. На строительстве нет руководства...
 
Ольга. Семенов!
 
Семенов. Что, неправда? Он позволил себе дезертировать с фронта в самый острый момент. Я не забыл, Роман!
 
Роман. Минутная слабость, Иван Васильевич, больше этого не повторится!
 
Семенов. Так-ли ?
 
Роман. Вам надо знать.., и Ольге Илларионовне. Изнутри и извне старое захлестнуло - больше не повторится.
 
Семенов. Поверить что-ли, Ольга?
 
Яна. Поверьте, Иван Васильевич и передайте в край, что мост будет восстановлен и дорога в Тихую пристань достроена.
 
Семенов. Так, Роман?.. Передадим, а, Ольга?
 
Яна. Передайте о Ване, о Ли, о Чжане, о людях, которых вы видели сегодня на реке... передайте о Володьке!
Вдали голоса, Павлов, Копейкин идет с бригадой.
 
Семенов. Уже? Распахни шире палатку. Копейка, эй, сюда!
 
Голос Копейкина. Есть, т. Семенов.
 
Роман. Прощайте, Иван Васильевич.
 
Семенов. Постой, кажется, поют? Ты не слышишь, Павлов? Да, поют... знакомое! Эх, хорошо под эту песню шагать семимильными шагами через хребты, через перевалы таежные. Ольга, я, кажется, начинаю декламировать? Тебе не смешно, Павлов? Иди, Роман, тебя ждет Копейкин с бригадой. Андрея отпусти, он заменит Павлова! Все. За работу, Копейка! Смотри, ведь уже светает...
 
Яна. Новый день! Надя, смотри - солнце всходит!
 
Надя, (подбежала к ней). Здравствуй, солнышко!
 
Копейкин (у входа) Все это, знаете, замечательно интересно!
 

 
Б. Кисин.
«На рубеже».
Дальневосточный литературно-художественный и общественно-политический альманах. Октябрь, 1933 г. №1. - М.; - Хабаровск: ОГИЗ-Дальгиз, 1933. - 114 с.
* * *
 
В честь 80-летия журнала «Дальний Восток», редакция «Дебри-ДВ» оцифровала литературные заметки 1933 года Елпидифора Титова, которые вышли в первом номере альманаха «На рубеже».
 
Оцифровка «Дебри-ДВ» к 75-летию образования Хабаровского и Приморского краев и 80 летию выхода альманаха «На рубеже» - «Дальний Восток».
см. также «На рубеже Дальнего Востока» - посвященное 80-летию выхода альманаха «На рубеже».