Для своих 22 лет у лидера «приморских партизан» Андрея Сухорады (Сухаря) была биография прожженного подпольщика. В 16 лет Сухарь сбежал из дома, добрался до Москвы и пришел в бункер НБП. В 2004 году, белобрысый, улыбчивый, он вместе с другими нацболами пристегнул себя наручниками к оконной решетке офиса «Единой России».
Из Москвы пацана выслали домой, в Кировку, где Сухорада с головой ушел в радикальный национализм. Ездил во Владивосток бить приезжих, сам был бит милиционерами и даже полгода отсидел в СИЗО.
Этой весной Сухарь вместе с пятью друзьями ушел в лес, две недели воевал с милицией, а 11 июня, блокированный спецназом на квартире в Уссурийске, пустил себе пулю в голову. «Он бы не сдался. Не доставил им [милиции] такого удовольствия»,—уверяет Марина, девушка Сухорады.
События в Приморье показали: националисты перешли на новую ступень борьбы. Почти две недели «лесных братьев» с Дальнего Востока разыскивали полторы тысячи милиционеров, служебные собаки и вертолеты. Они были неуловимы и использовали излюбленную тактику боевиков: засады, точечные нападения и стремительные отходы. Двое милиционеров убиты, семеро ранены—таков итог боевых действий, сообщения о которых напоминали сводки с Северного Кавказа.
Силовики разгромили банду в Уссурийске, но идеологическую войну проиграли. Оказалось, что население больше сочувствует не милиции, а ультраправым головорезам, у которых после смерти даже появился ореол «борцов за справедливость».
КАК С ЭТИМ ЖИТЬ?
Еще месяц назад девятитысячный поселок Кировский напоминал провинциальный курорт. Неторопливая размеренная жизнь. Пятиэтажки между сосен, аромат сухой хвои и местный «нарзан», который наливают из шланга по три рубля за литр. Но когда в тайге объявились «партизаны», Кировка перешла на осадное положение. По улицам ходили вооруженные патрули—проверяли документы. По ночам омоновцы врывались в дома—искали сообщников. «Мы тут натерпелись,—вздыхает пенсионер Владимир, убирающий во дворе сено.—Ходили разговоры, что райотдел [милиции] взорвут». До взрывов не дошло, но на стене местного ДК кто-то написал краской: «Менты козлы».
Нормальной работы в Кировке практически нет. Молодежь уезжает в крупные города. Те, кто остается, разделывают селедку на местном предприятии за 6000–10 000 рублей в месяц или перебиваются сомнительными заработками. Традиционный бизнес—воровство леса или выращивание конопли на делянках. Она тут дешевая—300 рублей коробок, а во Владивостоке уже 600. «У нас все просто: здесь ты либо вор, либо мент, либо работяга»,—подмигивает паренек, попавшийся на краже в 14 лет.
В Кировке все перевернулось с ног на голову. Про шестерых мальчишек соседи, школьные учителя, родственники и друзья в один голос твердят, что они «нормальные ребята» и «теперь на них все висяки повесят». Про милиционеров, напротив, говорят, что те «совсем озверели». «Вы спросите, кто покрывает конопляные делянки, кто по ночам встречает и провожает лесовозы?!»—восклицают местные жители. Обращения в прокуратуру остаются без ответа. «Нельзя злить народ. Если мальчишек унизили, как с этим жить?»—тихо говорит продавщица с местного рынка. Ее поддерживают покупатели и качают головами: «Жалко, никто не поддержал».
На третий день после событий в Уссурийске на кировский стадион пришли почти две сотни человек. Собирали деньги на адвокатов и на похороны тех, кто погиб при задержании. Сотрудники милиции наблюдали за происходящим из-за забора. Потом родственники и друзья «партизан», держа в руках цветы, прошли по центру города. У отделения милиции машины начали сигналить. Милиционеры удивленно выглядывали из окон. На мосту через реку Уссури молодежь бросила цветы в воду, прокричав: «Вечная память погибшим за справедливость!» Мимо два раза проехала патрульная машина.
В скверике, за памятником Ленина, несколько молодых людей поминали застрелившихся в Уссурийске друзей. «Все ребята пострадали от рук сотрудников милиции, и это единственная причина выступления»,—говорит девушка в черном, сестра Андрея Сухорады. С ней соглашаются. На третьем этаже ОВД, рассказывают парни, есть «нехорошая комната»—там сидят опера местного угрозыска. «Если на районе случится кража, “условняка” везут в милицию и там ломают: либо сам на себя кражу берешь, либо рассказывай, кто знает»,—объясняет технологию дознания местный парнишка. В качестве аргумента—противогаз и бейсбольные биты.
Все «партизаны» прошли через милицию. В феврале 2008 года от оперов досталось Александру Ковтуну и Андрею Сухораде. «Андрей лежал три дня, перевернуться не мог»,—вспоминает Марина, девушка Сухорады. Милиция отчиталась, что провела профилактическую беседу с неблагополучной молодежью. В мае по подозрению в краже в «нехорошую комнату» попал самый младший из «партизан»—Роман Савченко (Сова). Он сказал отцу, что его тоже били и пугали противогазом. После чего сбежал из дома в тайгу.
РОМАНТИКА БАНДИТИЗМА
За поселком Горный Ключ милицейский уазик-«буханка» сворачивает с дороги в лес. Через пару километров машина тормозит недалеко от вырытой ямы. На дне—выложенный настил из бревен. Рядом валяется грязный мешок. Оперативник убойного отдела говорит, что «отсюда все начиналось». Здесь у «приморских партизан» был первый схрон, а в Горных Ключах на квартире прятались сбежавший из армии спецназовец Александр Сладких (Кислый) и его друзья-националисты, скрывающиеся от милиции. «Когда после очередного налета их стали искать, они взяли палатки и переехали в лес»,—утверждает милиционер.
У сыщиков своя правда. Практически все «партизаны» стояли на оперучете как скинхеды и имели приводы в милицию. «Костяк группы—Сухорада, Сладких, Ковтун, Кириллов. Им терять было нечего,—говорит собеседник в милиции.—А Илютиков и Савченко—случайные пассажиры, которые за какую-то идею поперли. Привлекала романтика бандитизма». Первая кровь, как считает следствие, пролилась во Владивостоке, еще в феврале 2010 года. На улице Давыдова из автомашины Андрея Сухорады были расстреляны сотрудники патрульно-постовой службы. Один милиционер был убит, второй ранен. По городу поползли слухи, что милиционеры якобы крышевали наркоторговцев. В УВД это называют бредом и заявляют, что «партизаны» сами промышляли коноплей, а оружие и прикрытие им помогали доставать члены одной из группировок Уссурийска. Они вроде и нашли «партизанам» квартиру.
Генерал краевого УВД Андрей Николаев заявил, что бандиты вооружились и несколько месяцев совершали кражи, угоны и поджоги в трех районах Приморского края. «Это никакие не “партизаны”, это отряд отмороженных бандитов,—доказывает Newsweek другой высокопоставленный сотрудник ОВД.—Война с милицией—это ширма». По данным милиции, «партизаны» только в Кировке ограбили шесть домов. «А сколько еще—мы не знаем»,—многозначительно разводят руками сыщики.
После разбойного нападения на таксиста из Спасска кировские оперативники стали догадываться, чьих это рук дело. По подозрению в совершении кражи на беседу вызвали Романа Савченко—его якобы видели на месте преступления. «Никто его не бил, ему закинули информацию, он ее услышал и среагировал»,—объясняет сотрудник угрозыска. Парень сказал матери, что пошел на рыбалку, и исчез. «Если сын действительно попал в эту группировку, я должен знать почему. Чего ему не хватало? Мы с матерью вкалывали, все ему давали»,—расстраивается Владимир Савченко, отец Романа.
Девять лет назад он уже потерял старшего сына. Валентин Савченко умер в камере Кировского ОВД. Парня привезли с улицы с пробитой головой. В отделении не оказали медицинской помощи. «Тогда я против милиции идти не стал»,—говорит Владимир. Но когда фото младшего Савченко появились в ориентировках, отец начал поднимать общественность и даже написал президенту. Ему тут же отключили интернет. «Молодежь, я думаю, подняла эту бучу из-за беспредела»,—говорит Владимир. Он показывает медали сына, его почетные грамоты и фото. На большинстве Роман Савченко в камуфляже и голубом берете.
«Рома был всегда в первых рядах, нес знамя на День Победы, навещал ветеранов»,—говорит директор военно-патриотического клуба «Патриот» Александр Чебанюк, ветеран чеченской войны. Теперь директор нервничает—«Патриот» оказался под ударом. В клубе занимались почти все «партизаны». «Выживанию в тайге учили. Атаку как отбить, если нападение»,—рассказывает один из выпускников, крепкий парень в синей олимпийке.
В «Патриоте» говорят, что готовили к службе в армии, но никак не диверсантов. «Никто не учил ставить засады или снимать часовых!—восклицает Чебанюк.—У нас занимаются тысяча человек, многие работают в милиции и прокуратуре». Для тренеров стало настоящим ударом, что их воспитанники записывали ролики в стиле «Кавказ-Центра», кричали «Аллах Акбар!», а у их любимца Ромы Савченко в мобильнике нашли фотографии чеченских полевых командиров. «Эх, парни, бошки бы вам пооткручивать!»—вздыхают тренеры.
ДЕСАНТНИК ВО ГЛАВЕ
Следователи утверждают, что шестеро парней из Кировки придумали свой «джихад» и тщательно готовились, прежде чем уйти за речку. У них были схроны, амуниция, схемы маршрутов милицейских патрулей. Старшине Алексею Карасю, в ночь на 27 мая дежурившему в отделении в селе Ракитное, не оставили шансов—17 ножевых ранений. В ночь на 29 мая на 61-м километре трассы Спасск-Дальний–Варфоломеевка в засаду попал милицейский уазик. «Стреляли с трех точек, на повороте. Милиционеров спасло, что в уазике железа много»,—рассказывают сотрудники. Начались широкомасштабные поиски.
Когда сыщики нашли схрон в Горных Ключах, тайник был уже пуст. «Партизаны» еще раньше ушли по реке—в район села Подгорное. Здесь был укрепрайон—остались доты, землянки и врытые в землю танковые башни. У берега «партизаны» спрятали моторную лодку, а в палатке оставили боеприпасы и экстремистскую литературу. На тропинке поставили растяжки. «Нас подняли прямо с отдела—в рубашках, брониках. Если бы они—в камуфляже, с автоматами—устроили засаду, мы были бы легкой мишенью»,—рассказывает участник поисковой операции. Но засад не было. Пятерых омоновцев отправили в больницу после укусов клещей.
«Партизаны» уходили с севера на юг. Тем временем сыщики отрабатывали их связи в Кировке: искали через «Одноклассников», школьных друзей, семейные фотоальбомы. За Иваном Христенко пришли под утро, 7 июня. После допроса Иван показал место в лесу, где спрятал амуницию «партизан»: патроны, обрез, рации, бинокль и документы. В записной книжке был план дома милиционера из соседнего Лесозаводска—до него «партизаны» добраться не успели. С тех пор Христенко в отделении милиции. «Неделю я не знала, что с Ваней, в чем его обвиняют»,—переживает мать Вера Христенко. Потом ей дали копию решения суда: Иван получил 15 суток за то, что якобы оскорблял милиционеров нецензурной бранью.
23-летнего Вадима Ковтуна, брата «партизана» Александра Ковтуна, остановили на посту в ночь на 8 июня—Вадим вместе с женой возвращался из деревни. «Защелкали затворы автоматов. Кричали, чтобы мы вышли из машины и положили руки за голову»,—вспоминает его жена Наталья. «Меня привезли на допрос. Спрашивали, где мой брат и что он замышляет,—медленно говорит Вадим, с трудом отрывая голову от подушки.—Объявили, что я могу быть неофициальным организатором группировки». После допроса он оказался в больнице с сотрясением мозга и ушибом почки. С друзьями и родственниками «партизан» особо не церемонились. 9 июня в Горных Ключах задержали 27-летнего Евгения Кутлина, который учился с «партизанами» в школе. Домой, по словам жены, Евгений вернулся синий от побоев.
В газетах и на столбах появились ориентировки. В них говорилось, что группу возглавлял бывший десантник Роман Муромцев. «Его видели в нашем продмаркете—водку покупал»,—уверяли Newsweek кировские продавщицы. Потом выяснилось, что Муромцев вовсе никакой не десантник, отсиживался во Владивостоке, а в ориентировку попал только потому, что в 1996 году его посадили за нападение на АЗС в селе Ракитное—там, где «партизаны» убили милиционера. «Оперативники прикинули, что это мог отомстить Муромцев, и засунули его в ориентировку»,—объясняет собеседник в правоохранительных органах.
ЭТО Ж БАНДИТЫ
10 июня Роман Савченко пришел в Уссурийске в общежитие к своей девушке. «Он был растерян, подавлен, сказал, что Максима Кириллова задержали и бьют»,—вспоминает Алена. Она посоветовала ему идти сдаваться. Савченко задержали в соседней Михайловке на посту ДПС.
На другой день четверо его друзей были блокированы на квартире в Уссурийске. Около 13.00 Александр Ковтун позвонил матери—попрощаться. Сказал, что Сладких и Сухорада мертвы, а Илютиков сдался. «Я сказала: “Сынок, давай, ты сдашься”. Он ответил: “Мама, я не верю. Я боюсь, что если я выйду—меня расстреляют”»,—вспоминает Татьяна.
Когда Ковтун бросил оружие и открыл дверь, его вниз головой протащили по ступенькам с третьего этажа. «Чего с ними церемониться, это ж бандиты»,—устало заявил милиционер. Адвоката к Ковтуну в тот день не пустили. В воскресенье, 13 июня, Александра Ковтуна и Владимира Илютикова повезли во Владивосток на допросы. Выходя из милицейского уазика, Илютиков крикнул, что Россия катится в пропасть, а милиция ей в этом помогает. На вопрос журналиста, как самочувствие, спокойно ответил: «Плохое, пи…ят».
Павел Седаков,
фото: Макс Новиков.
«Русский Newsweek», 23.06.10
«Курсор.ру», 24.06.10.
.
