 |
| Автор публикации, казак Владимир Иванов-Ардашев |
| |
Горечь отцовской земли
Мне долго казалось, что несколько семей Ардашевых, наших родственников, были единственными в забайкальском селе Бальзой, кого раскулачили и выслали на Енисей в начале тридцатых годов. Но позже узнал печальную статистику сталинских гонений, и что особенно бросилось в глаза, так это огромное количество детей, разделивших судьбу родителей.
Вот эти цифры: всего за период 1931-33 годов в селе Бальзой Улётовского района репрессировано 58 семей, пострадало 323 земляка, в том числе 165 детей. И такое соотношение родителей и детей, попавших под маховик репрессий, наблюдалось во всех двадцати с лишним селах Улётовского района. В итоге (да простят мне читатели это канцелярское слово) в зажиточном некогда районе репрессировано 520 семей и 3175 человек, из которых 1425 - дети. Где они?
В книге «Эхо Русского зарубежья», опубликованной в 2006 году, я немного упомянул о своей родословной и о том, что судьба моего отца, военного летчика, была весьма необычной для того времени: усыновленный человеком, долгие годы скитавшемся за границей, сам из семьи репрессированных «богатеев», он никогда не скрывал своей родословной, стал офицером и коммунистом, честно служил Отечеству, имел воинские награды.
И, что самое удивительное, даже высланные в Красноярский край наши родственники Ардашевы, или Ардышевы (как они порой упоминались в архивных документах), тоже становились офицерами. Что это? Показательный «гуманизм» товарища Сталина, когда «сын не отвечает за отца», милость судьбы или… сходство фамилий, а, быть может, и родство с уральскими Ардашевыми, чья трагическая судьба набросила покров умолчания на всех людей с такой фамилией?
Об уральских Ардашевых нынче пишут немало. Вот и мне довелось вступить в переписку с одним из самых авторитетных биографов уральских Ардашевых, питерским историком М.Г. Штейном, и об этом я упомянул в статье «Опальная фамилия», которую можно найти в интернете. И это - отдельная тема.
А пока - о моих забайкальских предках, живших в старинном селении Бальзино, или Бальзой, что в Улётовском районе, именовавшемся до революции Улятуевской волостью. Здесь, как свидетельствуют церковные книги, ныне хранящиеся в Государственном архиве Забайкальского края, в 1845 году родился мой предок Михаил Аввакумович Ардашев, а его отец Аввакум Евстигнеевич, 1821 года рождения, и дед Евстигней Иванович, 1771 года рождения, молились в здешней православной церкви, не ведая, что в грядущем лихолетье сгинут и сами церкви, и привычный уклад, и вообще сотни ни в чем не повинных семей…
Где они? Мой отец, Иванов Василий Иванович (это - по документам, а вообще-то при рождении он был Василием Георгиевичем Ардашевым) пытался хотя бы немного узнать о своей родословной, разыскал в Красноярском крае высланную родню, надеялся на архивы. Но всему свое время, и то, что было ему неведомо, либо замалчивалось, постепенно открылось мне. Грустное это дело - копаться в своей родословной, к тому же омытой кровушкой и неизвестностью…
Вот фрагмент статьи улётовского краеведа В.В. Пищугина «Не вычеркнуть из нашей памяти», опубликованной в газете «Улётовский вестник» 30 ноября 2005 года:
«Раскулачивание проводилось с исключительной жестокостью. Людей выдворяли, не давая возможности взять с собой необходимое в дорогу. Они не представляли, куда их везут. Нередко жены с детьми разлучались с мужьями и отцами. Родственники теряли друг друга, так как высылались в разные места. И узнавали, где они, только по прибытии на место.
Большинство из репрессированных были лояльны к Советской власти и не помышляли ни о каком противодействии коллективизации. Среди этих людей было немало таких, которые никак не подходили под разряд кулаков, а просто хотели вести хозяйство, как их отцы и деды, единолично. Им припоминали высказывания, службу в белой армии, принадлежность к белой дружине в период гражданской войны. И это было веским обоснованием для раскулачивания, хотя все знали, что белые и красные давно уже просто обычные крестьяне, которых «загребали» по призыву и те, и другие, и что времена уже те в прошлом.
В разгар ломки крестьянского уклада жизни страсти настолько возросли, что под эту страшную метлу загребли и тех, кто с оружием в руках защищал Советскую власть, был в партизанах, в отрядах Красной Армии. Таких оказалось 17 семей».
Далее автор перечисляет фамилии старожилов, вычеркнутых из списка местных жителей, и среди них - Ардашевых, живших в селе Бальзой.
Да, нашей настоящей фамилии Ардашевы в Улётовском районе уже не встретишь. Встречались, правда, лет десять назад искаженные фамилии Ардашовых и Ардышевых, наших дальних родственников, людей в то время очень старых и уже мало что помнивших, или постаравшихся все забыть.
Я же с грустью вспоминаю свой последний приезд в село Бальзой летом 1966 года. Вспоминаю беседы с не такими уж старыми в то время двоюродными дедами и другими родственниками по фамилии Кривоносенко и Ивановы, благодарен им за доброе отношение к себе. Но горечь семейных воспоминаний осталась навсегда…
А теперь о своих догадках, позже подкрепленных архивными изысканиями. Читатели, возможно, обратили внимание, что имена многих участников Гражданской войны ныне подзабыты или вовсе замалчиваются.
И уж совсем не повезло людям с такими необычными фамилиями, как Гюльцгоф, который, между прочим, был командиром чекистского отряда особого назначения, посланного в Приморье для усиления партизанских отрядов Вольского, тоже по национальности… не совсем русского. Кстати, с Гюльцгофа писатель Фадеев «списал» командира Левинсона, что в повести «Разгром» героически сражался в таежных дебрях.
Кто-то из читателей, наверное, подумал, и откуда в дальневосточной тайге такие необычные персонажи? Уж не придуманы ли они писателями? Нет, не придуманы. И не только пришлые комиссары в кожаных куртках, как их любят изображать в кинофильмах, но и свои, доморощенные, что корнями вросли в забайкальскую и приамурскую землю.
Знаю об этом с детства, да и позже, уже став историком, общался с последними очевидцами той кровавой междоусобицы.
Оба моих деда тоже участвовали в Гражданской войне, были на стороне «красных». А кто-то из родственников оказался у «белых», скитался по чужбине. Поэтому интерес к теме не случаен, и некоторые свои открытия я делал отнюдь не по учебникам.
И особенно меня интересовало, кто же были дальневосточные партизаны? И всегда ли это слово звучало гордо?
Такие вопросы в дни моей комсомольской юности прозвучали бы кощунственно, ибо никто не сомневался в мужестве и репутации забайкальских и приамурских партизан. А вот после Гражданской войны подобные вопросы возникали часто.
И коль речь заходила о партизанах, непременно уточнялось, что речь идет о «красных», а не о «белых», «зеленых» и прочих, коих было множество.
А вообще слово «партизан» лучше было не вспоминать, ибо обвинение в «партизанщине» было весьма серьезным. И лишь после Великой Отечественной войны с ее лихими бородачами, пускавшими под откос вражеские эшелоны, партизанам воздали должное.
С тех пор слово «партизан» звучит гордо. И в начале шестидесятых годов местные власти наконец-то вспомнили, что и в здешних селах есть свои забытые герои, которых прежде не жаловали, а многих и вовсе «раскулачивали», высылали и отправляли за решетку. И решили их отметить, вручить скромные подарки. И наши деды, не очень-то вспоминавшие о своем партизанском прошлом, стали чуть разговорчивее.
Помню, как расчувствовался после встречи с командиром Бойко-Павловым на торжествах в Благовещенске мой дед по матери Михаил Алексеевич Ачкасов, собиравшийся до революции уйти в монахи, но попавший против своей воли к красным партизанам и ставший штабным писарем в отряде Якова Прохорова. Того самого, что действовал в районе села Верного в Амурской области и отличившегося в событиях, получивших название «Мазановской вспышки».
Стрелять дед Михаил так и не научился, зато встретил в тайге землячку и мою будущую бабушку Дарью Ананьевну Бабанину, тогда еще молоденькую, с младенцем на руках, мужа которой, богатея Рытикова, «красные» расстреляли вместе с отцом и братьями.
Бабушка вспоминала, что ей особенно было жаль младшего брата мужа, четырнадцатилетнего мальчишку. Да и несчастная свекровь, ослепшая с горя, не единожды являлась во сне, прося перевести через падь у села Лиманного, что в Серышевском районе Амурской области. И бабушка, плача, переводила ее через брод, а вода поднималась все выше, почти по-библейски. Позже я включил этот эпизод в роман «Судьба оружейников», где запечатлел и своих предков, только под вымышленными именами.
Вот с таких грустных эпизодов и началось мое «знакомство» с Гражданской войной и вообще былым лихолетьем.
И я до сих пор не могу понять, как в семье доброго и набожного человека, каким был мой дед Михаил, выросли такие отчаянные сыновья? Дядька Николай стал в 1941 году армейским диверсантом, и, случайно уцелев после гибели парашютного десанта, контуженный, потом частенько срывался. Десант был в первые недели войны, и наград тогда не давали, так что единственный свой орден, и то гражданский, «Знак Почета», дядька получил спустя многие десятилетия.
Кстати, словом «диверсант» в Отечественную войну… гордились. Ибо это была высшая оценка военных профессионалов, уходивших за линию фронта.
И в экспозиции Хабаровского краеведческого музея, где я работал в семидесятые годы, среди вещей легендарного подпольщика Константина Заслонова рядом с пистолетом лежал справочник именно диверсанта, а не какого-то абстрактного партизана.
Но вернемся в Забайкалье и Приамурье. То, что я услышал в детстве и позже, уже став историком, о Гражданской войне, отличалось от общепринятого.
Конечно, к мнению ветеранов, бодро выступавших на юбилейных мероприятиях, относился с уважением, но куда с большим интересом вглядывался в простодушные лица деревенских стариков, собираемых раз в год у легендарной Волочаевки, на сопке Июнь-Корань. В потертых шубейках и стареньких пальто, они искренне радовались редкому вниманию и наивно верили жарким речам. Им-то было что вспомнить. Но… выступали другие, по списку. Иначе бы такое поведали…
Вот и мой дед Михаил однажды не то брякнул. Это когда он, еще в тридцатые годы, сопровождал на машине приезжего начальника и, когда авто застряло в грязи, не к месту обмолвился, что «в этой самой пади мы положили батарею японцев». «Так ты саботажник?!» - взъярился начальник. Деда потом пару недель продержали в камере, допросили и выпустили, не найдя ничего «такого».
Зато не повезло старикам по отцовской линии, из Забайкалья. Там вообще «раскулачили» целый Улётовский район, выслав на Енисей сотни семей, в том числе и Ардашевых, наших родичей. Прадед Василий Михайлович в 1933 году погиб в ссылке на Кичибаше, его сын Яков, мой двоюродный дед, дважды получал срок за якобы антисоветскую пропаганду. Все родичи давно реабилитированы. Некоторые воевали в Великую Отечественную, стали офицерами, получили ордена и медали.
Но самое удивительное в том, что еще в 1928 году прадеда арестовали вместе с сыном Георгием Ардашевым, моим родным дедом. Прадеда причислили к «богатеям», а сына… за родство с ним. А ведь дед четыре года воевал за Советскую власть, да еще в батальоне ГПУ, как записано в следственном протоколе, чью копию получил из УФСБ по Читинской области, за что благодарен архивистам. В чекистском отряде, стало быть. И действовали такие отряды на забайкальской территории секретно, подчиняясь только Москве, ибо Дальневосточная республика, хотя и «буферная», считалась другим государством. И эта секретность и минимум оперативных бумаг сыграли роковую роль в судьбе многих.
Как считают исследователи, к концу тридцатых годов было репрессировано до девяноста процентов чекистов, бойцов ГПУ и ЧОНа, сражавшихся в Гражданскую войну. И это были наиболее энергичные, смелые люди.
Так что «белых пятен» в истории Гражданской войны еще немало. И слово «партизан» на Дальнем Востоке звучит куда трагичнее, чем принято думать. А нынче его и вовсе не вспоминают, как и многое другое из отечественной истории.
А теперь вывод, в правоте которого я давно убедился. И ответ на вопрос, почему забайкальские и приамурские партизаны, порой весьма состоятельные, шли в революцию.
Только не надо говорить о революционной романтике, которая, конечно, была, но в основном у городской молодежи, вроде писателя Александра Фадеева. Речь о другом. О крепких хозяевах, имевших в тайге усадьбы, зимовья и живших там месяцами, пока наемные работники, не любившие слово «батрак», отрабатывали жалование. Весьма неплохое, кстати.
И вообще материальный достаток старожилов был внушительным. Так, когда мой двоюродный дед Яков Ардашев женился, то ему, восемнадцатилетнему, прадед Василий Михайлович выделил десятки быков и лошадей, не говоря уж об овцах, доме, заимке и прочем. И все это упомянуто в архивных документах, которые я также получил из Читы.
Деда Якова «раскулачили» и выслали в Красноярский край позже остальных родичей, когда его старший брат Георгий, мой родной дед, уже якобы ушел в мир иной, хотя мой отец был уверен, что его направили в Маньчжурию. И вдова Феодосия, моя родная бабушка, с двумя детьми «добровольно» потеснилась в некогда зажиточной усадьбе, а за стенкой открыли сельский медпункт. И отец на всю жизнь запомнил, как бабушка Сирка, дальняя родственница и «типичная Сарра», как ее называла моя мама, украдкой водила мальчонку на колхозный двор, показывая сельхозтехнику фирмы «Маккормик» и приговаривая: «Это все, внучек, было твоим…»
Ладно, оставим в покое машины заморских фирм, которые были не только у Ардашевых, а задумаемся, почему сыновья многих забайкальских «богатеев» сражались за Советскую власть, а не ушли к атаману Семенову? Ведь и там, и там были владельцы огромных лошадиных табунов и овечьих отар, которые пасли наемные пастухи-буряты. И почему мой дед Георгий Ардашев стал не просто «красным», но и бойцом батальона ГПУ, сражавшимся с белогвардейскими отрядами Шадрина и Мыльникова, как записано в архивных документах?
И тут мы коснемся темы, до сих пор замалчиваемой. Этнической темы, о которой, конечно, историки наслышаны, но обходят ее стороной. И упомянем все ту же богатую Улятуевскую волость (ныне Улётовский район), стоявшую особняком от остального Забайкалья, куда еще при Петре I высылали пленных шведов, мятежных украинцев и бунтарей с Дона, моих предков с иранскими корнями. И, обрусев, став крепкими хозяевами, они были куда более преданными государству, нежели «голытьба», устремившаяся на Дальний Восток полутора столетиями позже.
Так и жили бы мирно рядом с забайкальскими казаками, помня о своих предках, если б не революция и Гражданская война. И когда началась междоусобица с ее поборами и бесчинствами, кто-то из казаков вспомнил, а ведь соплеменники ненавистных им заезжих комиссаров живут и здесь, в Даурии. Так обнаружились «библейские» корни многих старожилов, на которые прежде и внимания не обращали.
Конечно, мне могут возразить, что и атаман Семенов пытался по-своему решать национальный вопрос и даже создавал «еврейские роты», но попробуй это объяснить рядовому «белому» казаку, да еще с разоренных войной Дона и Кубани, где «красных» комиссаров люто ненавидели. И пошла кровавая междоусобица. И крепким забайкальским хозяевам было что терять. Потому и откликнулись на «красную» пропаганду о сильной центральной власти, прислушивались к чекистам и подпольщикам, когда Дальневосточная республика, хотя и «буферная», все более превращалась в воюющий край.
И, конечно, не вина «красных» комиссаров, что обещания, данные ими от лица Советской власти, оказались с кровавыми шипами, и сами они, большей частью, тоже погибли в ходе сталинских репрессий.
Вот и мой дед Георгий Васильевич Ардашев, призванный в батальон ГПУ в 1921 году, попал под репрессии спустя семь лет. А его земляки, ушедшие с «белыми» вначале в Маньчжурию, а затем уплывшие в Австралию, тоже помнят о Забайкалье. И я понимаю своих австралийских друзей, бережно хранящих такие воспоминания. Как, наверное, и они понимают мою горечь. Ибо у каждого свои воспоминания. И общий недруг - беспамятство. А забайкальская земля остается для нас родной…
Владимир Иванов-Ардашев,
историк, публицист.
Примечание
Фрагмент этой статьи, но в более «мягком» варианте, уже публиковался на сайте «Дебри-ДВ» (см. «Слово «партизан» звучит гордо»), а сейчас - сама суть классовой и этнической «сердцевины» Гражданской войны на Дальнем Востоке, о которой историки по-прежнему стараются не упоминать.
* * *
Отклик на публикацию «Сердцевина» Гражданской войны»
