Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Здравствуйте. Это программа «Разбор полета», программа о людях, которые принимают решения о том, как они эти решения принимают. В студии – Татьяна Фельгенгауэр, Ирина Воробьёва. Добрый вечер.
И.ВОРОБЬЁВА: Добрый вечер. И мы приветствуем в нашей студии сегодняшнего гостя, чей полет мы будем разбирать, это депутат Государственной Думы Борис Резник. Борис Львович, добрый вечер.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Добрый вечер.
Б.РЕЗНИК: Добрый вечер.
И.ВОРОБЬЁВА: Ну что же, у нас есть традиционный вопрос, с которого мы начинаем эту программу. И этот вопрос традиционен так же и для вас. Какое самое сложное, самое тяжелое решение вам приходилось принимать в жизни, чтобы оно не только вас касалось, но и каких-то других людей?
Б.РЕЗНИК: Было такое решение. Это, правда, было давно. Оно касалось завода азотных удобрений.
И.ВОРОБЬЁВА: Внезапно.
Б.РЕЗНИК: Значит, у нас есть такой замечательный город Комсомольск-на-Амуре. Там, в основном, оборонная промышленность. И в советские времена, да и сейчас со всего бела света туда везут комплектующие. И вот тогдашний первый секретарь Крайкома Черный Алексей Клементьевич решил построить на сопредельном берегу от Комсомольска в районе Нижней Тамбовки (такое село) новый год, где эти комплектующие производили бы. Ну а поскольку пионерная площадка, никто не хотел начинать коммуникации, строительную индустрию создавать и так далее, то он заманил туда Министерство (НЕРАЗБОРЧИВО). Все как черт от ладана отбрыкивались от этого производства. И вот он туда пригласил министра, и они решили строить завод азотных удобрений на берегу Амура. Объявили всесоюзной ударной комсомольской стройкой, привезли более 5 тысяч комсомольцев со всего Советского Союза.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А простите, какой это был год?
Б.РЕЗНИК: Это было начало 80-х годов. Ну и загудела там вот эта комсомольская великая стройка, сваи забиваются, дают производство строительной индустрии. И я волею судеб, так, случайно летел из Хабаровска в Москву, оказался рядом с человеком, по моим тогдашним понятиям, довольно старым, хотя он, наверное, был моложе, чем я сейчас. И он – главный инженер проекта этого завода. И он мне говорит «Что мы творим? Вот, меня уже отправляют на пенсию, потому что я говорю правду, что этот завод очень опасен, что мы останемся без рыбы, что нам вообще эти азотные удобрения не нужны. У вас здесь кислые почвы, их известковать надо. А для Китая будут поставлять эти азотные удобрения и вообще у нас перепроизводство их. Мощностей на 25 миллионов, а потребности – 18 миллионов тонн». И я, значит, когда прилетел в Москву... И он говорит, что, вот, в Щекино на таком же заводе взрыв произошел в Тульской области, в Литве опоганили там всю территорию окрестную. Я приехал, в Щекино слетал, посмотрел...
И.ВОРОБЬЁВА: А вы работали в «Известиях»?
Б.РЕЗНИК: Я в «Известиях» работал, был корреспондентом по Дальнему Востоку. Посмотрел, что стало там с усадьбой Ясная Поляна. Там неживые остовы деревьев, все черным черно и такая же была ситуация в Литве. Собрал огромное досье, прилетел в Хабаровск, пришел к первому секретарю и говорю «Алексей Клементьевич, мы большую беду накличем этим всем». Показываю ему, смотрю, он багровеет-багровеет, говорит «Слушай, ты чего себе позволяешь? Ревизию наводить на решения Политбюро ЦК КПСС? Решили и будем строить! Уничтожь, выброси эту в помойку, все свои бумаги». Я прихожу домой, начинаются душевные муки, думаю «Как же мне быть?» Посоветоваться не с кем. Позвонить в Москву, сказать обязательно я должен, что первый секретарь Крайкома против. С женой не посоветуешься: она у меня журналист, конечно, скажет «Не пиши, ты что! Как можно?» и так далее. В общем, я промучился полночи. В 4 утра сел за телетайп, набил к 12 часам заметку «Логика нелогичных решений. Надо ли строить завод азотных удобрений на Нижнем Амуре?» и отправил в Москву.
И.ВОРОБЬЁВА: Без комментария о том, что против?
Б.РЕЗНИК: Да, абсолютно ничего не говорил, не писал. И вот тогда не было интернета, но уже утром следующего дня у нас по фототелеграфу принимали. То есть поставили в номер эту статью почти на полосу и утром следующего дня она вернулась в город Хабаровск. Где-то в начале 10-го утра мне звонит Сальников (был такой зав отделом агитации и пропаганды), говорит «Боря!» Он – хороший мужик был, хорошо ко мне относился. «Выпей успокоительное. В 2 часа бюро. Очень жесткое решение по тебе исключить из партии». Ну, куда деваться? Я успокоительное пить не стал, прихожу в кабинет первого секретаря. Он решил там провести бюро, потому что оно было в закрытом режиме. Сидят члены бюро, я пришел, на стульчик с краю присел. Сижу. Входит, из комнаты отдыха заходит Алексей Клементьевич и говорит «Резник, садись на мое место». Я говорю «Да я здесь посижу, Алексей Клементьевич».
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Спасибо, я пешком постою.
Б.РЕЗНИК: Говорит «Ты у нас давно руководишь краем. Да ты что себе позволяешь?» И вот распалялся-распалялся-распалялся. Конечно, дрожь сначала была.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Пожалели, что не выпили успокоительное.
Б.РЕЗНИК: Ну, я не жалел об этом, но я пожалел о чем? Вот, чем больше он распалялся, тем я успокаивался и такая хорошая, веселая злость. И когда он, наконец, выдохся и говорит «Ну, что ты можешь сказать в свое оправдание?» Я говорю «Я хочу сказать, что мне непонятно то судилище, которые вы устроили здесь газете, органу Президиума Верховного совета СССР». Он обалдел и говорит «Какое судилище? Ты о чем говоришь?» Я говорю «Пока эта заметка была в моей чернильнице, это было мое мнение. А как только она опубликована, это мнение моей редколлегии, моей газеты. Поэтому, - я говорю, - если других вопросов ко мне нет, разрешите мне удалиться и проинформировать редколлегию». Смотрю, у него была красная физиономия, побледнел, говорит «Товарищи члены бюро, посмотрите на него. Мы пригласили его, чтобы по-товарищески поговорить, а он тут судилище увидел» и так далее. Короче, приехала комиссия огромная ЦК КПСС, Совета министров, ВЦСПС и признали эту стройку ненужной. И свернули всю эту комсомольскую ударную стройку. И Лев Николаевич Толкунов был главный редактор, пригласил меня в Москву, говорит «Впервые за всю историю газеты мы можем на фронтоне несостоявшейся стройки написать «Закрыто по следам выступления газеты «Известия». Вот такая была история, которая, в общем, как бы, в моей такой журналистской судьбе запоминающаяся довольно-таки.
И.ВОРОБЬЁВА: А вот скажите. Тут я вижу в этой истории минимум 2 решения, которые вам пришлось принимать. Первое решение вы приняли той ночью, когда думали, писать не писать. Вот, вы когда, все-таки, приняли решение, сели писать статью, вы понимали, чем вам это грозит? Ну, вот, что было на весах в тот момент?
Б.РЕЗНИК: На весах было все. Судьба. Я был очень доволен жизнью своей на Дальнем Востоке. Я уехал мальчишкой туда на Даманские события репортером. И решил остаться поработать 2 года. И мне так там понравилось... Все просторы. Я пальцем ткнул в карту, от Читы до Чукотки в любую точку поехал, написал, заметку печатают, территория интересная, газета пользуется колоссальным успехом там, подписка большая и так далее, и так далее. И я понимал, что башку мне открутят, народу покажут, что так делать нельзя.
И.ВОРОБЬЁВА: Ну, то есть не просто уволят, но и...
Б.РЕЗНИК: Ну да. Все, что... Партбилет надо будет выложить и все остальное. С другой стороны, я абсолютно понимал, была стопроцентная моя правота. Опровергнуть это было невозможно. Я собрал, я говорю, досье очень убедительное, такое, основательное. Ну, расчет был на то, что возобладает здравый смысл.
И.ВОРОБЬЁВА: Ну и расчет оказался верным. Хорошо. Второе решение, которое вам пришлось принять в этой истории, это бюро, на которое вы пришли. Вы могли прийти и сказать «Ну ладно, извините, я вот тут как-то...» Да? То есть там тоже вам пришлось принимать решение. Уже тогда начался скандал. Почему вы приняли решение?..
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Или могли бы так не дерзить, в общем-то.
И.ВОРОБЬЁВА: Да. Почему приняли решение вот так как-то?
Б.РЕЗНИК: Ну, мне Сальников сказал. Перед бюро подошел ко мне, шепнул «Ты кайся. Скажи, что бес попутал, что ты раскаиваешься, приносишь извинения. Могут строгача и оставить». Ну, мне не в чем было каяться. И я считаю, что просто это как-то само пришло. Если я повел себя уверенно, а у них тараканы в башке, что, наверное, он с кем-то согласовывал там наверху такую публикацию, ну, с кем-то выше, чем первый секретарь. И они струхнули. А я ни с кем, ни с главным редактором...
И.ВОРОБЬЁВА: Такой блеф, чистой воды блеф, мол, «я не боюсь вас».
Б.РЕЗНИК: Да.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы уже объяснили, почему вы решили переехать на Дальний Восток – это было, я так понимаю, решение обдуманное, которое просто потом имело долгую историю. Вы решили там остаться. А как вы вообще?.. Советовались с кем-то, не советовались? Или просто решили, что «Ну вот мне интересно, я все брошу, семью, близких...»
Б.РЕЗНИК: Нет, семью я взял с собой.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: «Просто полностью перестрою жизнь и свою, и своих близких».
Б.РЕЗНИК: Ну, вы знаете, я вам честно скажу. Мне, действительно, очень понравился Дальний Восток, когда я был на Даманских событиях. Но, в основном, здесь были такие, меркантильного плана. У меня родился сын, жить было особо негде, мы в коммуналке жили, 18 метров. Родители, ребенок, все остальное. А здесь собкору давали квартиру сразу. Ну, я думаю «Вот, вырастит пацан, там будет полегче маленько». Заработок там побольше был на Дальнем Востоке, оклад, там, гонорары и все остальное. Поэтому где-то в основе это сначала было (материальная составляющая), ну а потом просто было очень интересно работать. Потрясающий народ, совершенно удивительные люди. Они очень разнятся со всеми другими территориями. Поэтому, как бы, очень комфортно было.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А как вы решали? Вот, вы сказали, что вы ездили по региону, смотрели. Мне интересно, насколько вообще у вас были самостоятельные журналистские решения? Потому что история с этой статьей про стройку показывает, что вы, в общем-то, на свой страх и риск действовали.
И.ВОРОБЬЁВА: Да, но при этом заметь, сначала принесли первому секретарю, чтобы он как-то посмотрел.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, тут надо делать скидку на время, на партию, на газету и на прочее. Вот тут самостоятельность решений как была?
Б.РЕЗНИК: Ну, вы знаете, вот мне очень повезло, потому что газета «Известия» той поры – это была совершенно потрясающая газета, где работали, ну, корифеи. Я читал и понимал, что достичь таких высот как Анатолий Аграновский пишет, Татьяна Тэсс. Я с ними со всеми работал в те годы, понимаете? Друзенко Толя, Васинский Саша. Там гениальные просто журналисты. И вот это обязывало, потому что они не прощали одного – лжи. Вот, если ты чего-то там начинаешь в заметке колбасить, что называется, они видели насквозь и говорили «Старик, не получилось». И всегда, когда писал какой-то материал, я их перед собой видел и как они к этому отнесутся. Но начальники у нас были в «Известиях», ну, неслыханный царил демократизм. То есть можно было запросто приехать, зайти в кабинет к главному редактору и Лев Николаевич Толкунов, и Лаптев Иван Дмитриевич, и Голембиовский Игорь – это, ну, божьей милостью редакторы и журналисты были высокого полета. И они любую инициативу нормальную приветствовали. Наоборот, говорили «Давайте, вы смотрите, вникайте в то, что происходит, пишите об этом откровенно» и так далее. Поэтому мне просто повезло.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То есть конфликтов в решении не было, просто потому что повезло с редакцией?
Б.РЕЗНИК: Ну, конфликты случались какие-то там...
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, я про внутренние говорю, когда вы не можете принять решение, потому что находитесь меж двумя огнями...
Б.РЕЗНИК: Не, такого нету.
И.ВОРОБЬЁВА: Смотрите, вот я читаю, 1971-й год, вы были избраны секретарем парторганизации корреспондентов центральных газет на Дальнем Востоке. Вот, мне просто интересно, что это такое?
Б.РЕЗНИК: У нас была потрясающая партийная организация, уникальная в своем роде. Ну, я вам просто назову, кто в этой парторганизации был. Я 20 лет руководил этой парторганизацией. 20 лет. И у меня в парторганизации, в нашей парторганизации были Володя Сунгоркин, президент, главный редактор «Комсомольской правды», Володя Мамонтов, президент «Известий».
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Боже мой.
Б.РЕЗНИК: Да. Игорь Коц, главный редактор «Советского спорта». Саша Куприянов, главный редактор «Вечерней Москвы». Юра Лепский. Я могу загибать пальцы...
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Эка вас жизнь-то раскидала всех.
Б.РЕЗНИК: ...это первый зам главного редактора «Российской газеты». Вот у нас сегодня 13 членов парторганизации, они стали капитанами отечественной журналистики, вот сегодня они все в Москве здесь. Вот такая была уникальная совершенно партийная организация очень талантливых ребят. Это редкое дело.
И.ВОРОБЬЁВА: Да, слушайте, интересно. Хорошо. Вот, вы – журналист, парторганизация, расследования. Внезапно в 1999 году вы становитесь депутатом Государственной Думы. Вот, как произошло это изменение в вашей судьбе? Как вы принимали решение вообще идти в депутаты? Ну, как это все было? Зачем?
Б.РЕЗНИК: Вы знаете, было тяжелое решение. Я, честно сказать, не хотел идти в депутаты. Я дважды, что называется, отбрыкивался от этого дела. У нас там есть такой товарищ, с которым я в одной связке многие-многие годы – это Виктор Иванович Ишаев, теперешний министр. Ну, когда он был бригадиром сварщиков на заводе, тогда я его узнал, он на заводе судостроительном. Уникальный был человек во все годы в любых ипостасях. Сегодня он – член большой академии, Академии наук России. Чиновников там, так сказать, на дух не переносят, его, можно сказать, на руках академики внесли. То, что сегодня приняли мы программу развития Дальнего Востока, это его заслуга. И он меня просил многократно «Ну, давай, подключайся, помогай».
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Так вы же – журналист. Вы и так можете помогать ого-го как. Вы же четвертая власть.
Б.РЕЗНИК: Ну, вы знаете...
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Зачем вам законодательная власть, если вы и так власть?
Б.РЕЗНИК: Ну, вы знаете, уже к тому времени... До этого, действительно, у нас была колоссальная действенность: вот, «Известия» написали, а потом произошло то, как в свое время писал Некрасов, «и похлеще нас были витии, но не сделали пользы пером. Дураков не убавим в России, лишь на умных тоску наведем». Вот, мы своими заметками наводили тоску на умных. Мы писали, а что толку? Они дали нам немножко свободы слова, а себе взяли свободу не слышать. Не слышать, не слушать, не читать, никак не реагировать.
И.ВОРОБЬЁВА: Это же 90-е, да?
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То есть я правильно понимаю, что из журналистики в политику вы решили идти, потому что хотели эффективности?
Б.РЕЗНИК: Конечно, конечно. Конечно. И эффективности тоже, потому что тогда я понимал, что я чего-то смогу сделать. Была отчаянная ситуация в 1999 году. Ну, меня тоже, я считаю, что в эту Думу... Я без денег абсолютно, без команды пошел, хотя поддержка у меня была первого лица. Но у меня было где-то... Я по одномандатным округам шел первый и второй раз. 13 соперников и 11 соперников. С колоссальным, с двойным отрывом меня избирали в Думу. Я не врал никогда, это не в моем характере. Я говорил людям правду как, знаете, про Джульбарса в свое время «Он постарается». Ну, я постараюсь там. Он постарается чего-то сделать. Когда не платили у нас детские пособия, когда не платили по полгода пенсию (это единственный был источник жизни у стариков в деревне), заработную плату, кошмар, разруха полная была, да? И когда я пришел в Думу, чем я занимался? Я вымогал деньги.
И.ВОРОБЬЁВА: На Дальний Восток?
Б.РЕЗНИК: На Дальний Восток. Я ходил, брал на фуфу и на честное слово этих министров и стучал кулаком по столу, и вступал в конфликты. Я был удачливым довольно-таки вымогателем. На дорожное строительство, там, на субвенции, на субсидии, чтобы вовремя давали, и так далее. Вот я этим занимался и я счастлив, что сегодня мне этим не надо заниматься. Я пришел, у нас на программу «Дальний Восток и Забайкалье» (развитие территорий) было 650 миллионов. Тогда было 13 субъектов Федерации на Дальневосточный нынешний округ и Забайкалье. 13 субъектов. 650 миллионов! Потом мне удалось добавить 300 миллионов туда – не мне, а я пробил через правительство. Меня Виктор Иванович Ишаев очень хвалил за это. Сегодня, чтобы было понятно, вот только что, 21 марта на правительстве приняли программу развития производительных сил Дальнего Востока и Забайкалья, 10 триллионов! Это бюджет всей страны дают на развитие Дальнего Востока.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Борис Львович, сейчас нам надо уходить на перерыв, но все равно начну задавать вопрос. Если Дума 3-го и 4-го созыва для вас была такой площадкой, как вы выражаетесь, для вымогательства, я так понимаю, что в 5-м созыве уже таких проблем, в общем-то, не было. Почему же вы решили остаться в Думе? Или законотворческая деятельность вам так приглянулась?
Б.РЕЗНИК: Да вы знаете, не то, что она мне приглянулась.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Или уж по привычке как-то? Б.РЕЗНИК: Нет, я могу объяснить. Это имеет свое объяснение. Ну вот перерыв, на это надо...
И.ВОРОБЬЁВА: Ничего. Мы начнем...
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Давайте начнем, да.
И.ВОРОБЬЁВА: И потом продолжим.
Б.РЕЗНИК: Хорошо. Когда не стал одномандатных округов, ну, мне надо было принимать довольно трудное решение – либо идти от какой-то партии, либо как. Я себе дал зарок. Я из КПСС не выходил. Я партбилет не бросал. Я старался или как-то демократизировать эту партию. Меня избрали делегатом XXVIII съезда партии. Первого секретаря не избрали Крайкома партии, а меня избрали с колоссальным отрывом, понимаете? Я был в группе вместе с Юрой Болдыревым, с Егором Яковлевым. Мы в Демплатформе вот этой, да? Мы выпускали газету на съезде «13-й микрофон». Ну, не получилось. Тут дело такое. Партии не стало.
И.ВОРОБЬЁВА: Вот на этом давайте поставим паузу. Б.РЕЗНИК: Давайте, да.
И.ВОРОБЬЁВА: И буквально через пару минут узнаем, все-таки, историю, почему 5-й созыв Думы не обошелся без Бориса Резника.
НОВОСТИ
И.ВОРОБЬЁВА: Программа «Разбор полета» продолжается. В эфире в студии Татьяна Фельгенгауэр, Ирина Воробьёва и депутат Государственной Думы Борис Резник.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Мы закончили на фразе «партии не стало», не получилось. Что дальше? Что за решение вам пришлось принимать?
Б.РЕЗНИК: Дальше я для себя решил, что я больше ни в какие партии вступать не буду. Вот, не буду и все, буду беспартийным. Поскольку надо было идти уже от партии от какой-то, я пошел, будучи беспартийным, пошел в Думу 5-го созыва во фракцию. Ну, я и был во фракции «Единая Россия», но был беспартийным. И вот я могу объяснить, почему я вступил в партию. Понимаете, вот, что мы делали все эти годы? Мы пытались объяснить начальству самому высокому и своим коллегам очень простую истину, что у России нет будущего в Европе. Там затяжной системный кризис. Более 85% ресурсной базы страны находится за Уралом. И если не осваивать эти богатства, если не осваивать эти территории, если не интегрироваться в азиатско-тихоокеанские регионы, ну, мы пропадем просто, экономика наша, грубо говоря, помрет. И первые, кто услышал нас – и Ишаева, и всех дальневосточников, которые работали в Думе, во властных структурах в Совете Федерации – это была партия «Единая Россия». Партия первой стала проводить экономические форумы дальневосточные. Мы провели уже 6 форумов таких. Мы излагали там свои концепции, приглашали академиков. Крупнейшие умы не только нашей страны и зарубежа. И, вот, наконец, прозвучало ну, как, знаете, во флоте Петра Первого была такая команда «Поворот всем вдруг». Нам все резали, ничего не давали на Дальний Восток. Я говорю, что приходилось вымогать то, что нам положено было. И вдруг все повернулись лицом к Дальнему Востоку, стали постоянно ездить туда президент, премьер-министр. Стали проекты, которые казались фантастикой, практически воплощаться в жизнь и уже, во всяком случае, они есть на бумаге. Что это за проекты? Ну, я хотел бы сказать, за эти годы, за 12 лет мы построили 2170 километров автомобильных дорог. Это в 2 с лишним раза, чем за все годы советской власти. Пробили дорогу к океану. Это 470 километров каньоны, распадки, скальные прижимы, 157 речек горных с переходами, с мостовыми. Представляете, что это такое, да?
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, то есть вы, если можно так сказать, в лице партии или просто в партии «Единая Россия» вы увидели единомышленников, которые вас поняли и которые вместе с вами начали работать.
Б.РЕЗНИК: Да. Все остальное – политиканство, все остальное – болтовня. Все эти, понимаете...
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, то есть то же самое, что было при переходе из журналистики в политику, тот же самый вопрос эффективности был в переходе в «Единую Россию».
Б.РЕЗНИК: Да. И когда я понял, что люди стараются и помогают нам в этих делах, у меня не было больших противоречий, я написал заявление, вступил в партию.
И.ВОРОБЬЁВА: Просто смотрите, наши слушатели в массе своей... И даже не только наши слушатели, вот, просто в Яндексе «Борис Резник», вот, первое, что выпадает, это «проголосовали все за исключением депутата Бориса Резника».
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И так по нескольким резонансным законопроектам.
И.ВОРОБЬЁВА: Да, скандальным.
Б.РЕЗНИК: Вы знаете, да. Вы знаете, я со многими очень важными вопросами не согласен был. Ну, первое, когда был протест очень активный и я во все тяжкие, что называется, это монетизация льгот, 122-й пресловутый закон. В принципе, что такое монетизация? Доброе дело. Это льготы заменить деньгами. Но деньги должны быть серьезные, которые бы эти льготы покрывали полностью. Нам дали на все про все где-то 79 миллиардов рублей. Когда начинаешь считать, ничего туда в эту сумму не укладывается – ни детские пособия, ни стариковские деньги, льготы на коммуналку, на то, на се. Понимаю, что это коллапс, это будет скандал вселенский.
И.ВОРОБЬЁВА: Ну, так и было, собственно.
Б.РЕЗНИК: Да. И я тогда выступил открыто совершенно против этого дела. Стали считать – нужно в 10 раз больше. Где-то как минимум в 10, под 900 миллиардов на монетизацию. И я вместе с Виктором Ивановичем Ишаевым, мы выступили против. Все губернаторы нас поддержали дальневосточные. Мы написали письмо Путину. Потом у нас был такой генерал Поляковский, полпред президента по Дальневосточному округу. Он созвал к себе губернаторов и все отказались от этой подписи. И остались только двое – Ишаев и я. И тогда Поляковский, выступая по телевидению, сказал, что вот, вы знаете, неразумными своими поступками Резник и Ишаев подрывают власть и так далее. Я сделал статью, в «Известиях» опубликовал ее, называлась она «Кто не разумней, тот умней».
И.ВОРОБЬЁВА: Так вы же уже были депутатом.
Б.РЕЗНИК: Я депутатом был.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы от имени депутата писали эту статью? Б.РЕЗНИК: Я как депутат написал эту статью против практически... Вся Дума там. Ну, были противники, я написал эту статью. Почему она так называлась? Есть такое стихотворение у Евгения Александровича Евтушенко «Твердили пастыри, что вреден и неразумен Галилей. Но как показывает время, кто неразумней, тот умней. Ученый, сверстник Галилея был Галилея не глупее. Он знал, что вертится Земля, но у него была семья».
И.ВОРОБЬЁВА: Первый раз в этой программе нам читают стихи. Первый раз.
Б.РЕЗНИК: Ну вот. И после этого что произошло?
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Борис Львович, у вас тоже есть семья.
Б.РЕЗНИК: Есть семья.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ваши решения – они как коррелируются? У всех есть семья, всем есть хочется и работать хочется. Кому-то страшно.
Б.РЕЗНИК: Моя жена Лена – она была собкором «Московских новостей» долгие годы, до этого в учительской газете работала. У нас, как бы, есть понимание, можно сказать, одинаковое и жизни, и ценностного ряда. И она меня в большинстве моих каких-то решений поддерживает. Но не всегда. Иногда говорит, что «Ну, ты остановился бы уже, всё, достаточно» и так далее. Ну, бывает такое. Но, как правило, поддерживает. Но дело в том, что это чрезвычайно принципиальные вопросы. И мы оказались правы. Потом, знаете, во что вылились? В те самые 900 миллиардов.
И.ВОРОБЬЁВА: Ну, с монетизацией еще понятно. Плюс у вас была поддержка Ишаева, вы, как бы, были не один. А когда Дума голосовала против усыновления американцами российских детей, ваш голос был против и было понятно, что тут уж вы точно белая ворона. Как тогда вы принимали решение?
Б.РЕЗНИК: Вы знаете, дело в чем? Вот, в принципе, я считаю, что американцы не должны были вмешиваться в нашу историю с Магнитским. Хотя, история гнусная по своей сути.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, они помешались только со своего гражданина, в общем-то.
Б.РЕЗНИК: А?
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, там есть просто американский гражданин, поэтому.
Б.РЕЗНИК: Кто гражданин Америки? Ну, не Магнитский же?
И.ВОРОБЬЁВА: Ну, Браудер – да, он не... К нему обратились американцы.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну да. К нему американцы обратились. Ну...
Б.РЕЗНИК: Это наше внутреннее дело, и мы должны были получить ясные ответы от наших властей.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но мы же не получили никаких ответов.
Б.РЕЗНИК: К сожалению, не получили. Но это мы должны были добиваться здесь, чтобы получить эти ответы. Ладно, они принимают, мы можем какой-то свой закон. Я в первом чтении проголосовал за этот закон, я был за. А когда туда добавили детей, да? Я очень близко знаю эту тему. Мы в свое время, вот эти вот ребята, собкоры центральных газет, когда стали в 90-е годы... Вот, полная разруха, бинтов нет, дети помирают особенно в онкогематологии. Матери спят на полу, положив на маленькую кроватку умирающему ребенку головку, крысы бегают, антисанитария, кошмар, тихий ужас. Я приехал, содрогнулся. Мы собрали свою организацию, я говорю «Ребят, мы можем тысячи заметок писать, ничего не изменится. Давайте мы сами чего-то сделаем доброе. Давайте самый прозрачный сделаем фонд». Вот это уже ему 25 лет скоро, фонд «Надежда».
И.ВОРОБЬЁВА: Да, я как раз хотела спросить, как вы принимали решение о благотворительности. Б.РЕЗНИК: Да. Вот, фонд «Надежда», мы создали этот фонд. Под наши имена, что называется, мы все сделали абсолютно прозрачно. Каждая копейка, которая приходила, она зачислялась на счет.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Там 100 миллионов за эти годы вы собрали? Там какие-то сумасшедшие цифры.
Б.РЕЗНИК: Ну, мы где-то более 6 миллионов долларов, да. Ну, там, да, в пересчете, да. И мы полностью реконструировали онкогематологическое отделение, купили потрясающую аппаратуру, купили аппарат по типированию клеток, на молекулярном уровне стали диагностировать острые лейкозы.
И.ВОРОБЬЁВА: Ну, то есть вы, действительно, в этой теме понимаете.
Б.РЕЗНИК: Да. И потом американцы нам помогали совершенно безвозмездно. Они оперировали... Не могли здесь операцию предложить, да? Всякие разные американцы. Маленькие городки, клерикальные организации, там, баптисты, протестанты, католики, православные брали в семьи наших детей, собирали деньги. Понимаете? Вот в этих условиях это было бы предательством с моей стороны взять и проголосовать за то, чтобы их лишить. Причем... Ну, локальный случай. Действительно, у нас сегодня очень много своих бед с детьми. Поэтому тут политическая составляющая – она меня не устроила, я проголосовал против. Причем, делаю это всегда я открыто. Я товарищам своим говорю «Я буду голосовать против». И за всю историю я проголосовал против того, чтобы, скажем, лишать...
И.ВОРОБЬЁВА: Мандата Гудкова. Б.РЕЗНИК: Гудкова. По Бессонову, по коммунисту.
И.ВОРОБЬЁВА: По «МК» вы сейчас тоже не стали голосовать.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: О, да. По злоупотреблению свободой слова.
Б.РЕЗНИК: Да.
И.ВОРОБЬЁВА: То есть ваши коллеги просто привыкли уже к тому, что есть Резник, который против.
Б.РЕЗНИК: Ну, вы понимаете, во всяком случае, само ничего не происходит. Все спрашивают «Чего тебе за это было? Чего тебе за это было?» Ничего. Никто ничего меня не разбирает нигде.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Слушайте, так, может быть, и коллегам вашим объяснить, что ничего с вами не случится, если вы будете голосовать против генеральной линии партии?
Б.РЕЗНИК: Это выбор каждого, как голосовать.
И.ВОРОБЬЁВА: Смотрите, у нас в программе «Разбор полета» был ваш коллега по партии господин Неверов, который нам рассказывал о том, что в партии решение принимается так. Это решение обсуждается фракцией, например, обсуждается и есть решение фракции и всё, и все должны его поддерживать. Там, на обсуждении вы можете высказать свою позицию, но во внешний рынок не можете и все должны как один.
Б.РЕЗНИК: Ну, есть фракционная дисциплина. Она есть. И я, как бы, абсолютно по каким-то другим вопросам, не принципиальным... Я с Сергеем Ивановичем, мы с ним вместе с 3-й Думы, я его очень уважаю. Это шахтер, он сам каской стучал.
И.ВОРОБЬЁВА: Да-да-да, он нам рассказывал здесь.
Б.РЕЗНИК: Да. Он – нормальный мужик абсолютно. И другие у нас какие-то руководители фракций, скажем, Владимир Абдуалиевич Васильев – абсолютно адекватный человек. И когда объяснишь, что вот у меня такая позиция – ну, позиция, он с уважением относится. Никто не насилует там, не говорит, что ты делай так и не делай эдак.
И.ВОРОБЬЁВА: Смотрите, когда я пыталась понять о том, кто такой депутат Борис Резник, мы все знаем, опять же, мы следим за новостями. Вот, журналист Борис Резник – это было гораздо более интересно. И вот я наткнулась на публикацию о том, что после вашей статьи, опубликованной в «Известиях», сняли министра обороны СССР.
Б.РЕЗНИК: Было такое, да.
И.ВОРОБЬЁВА: Это, действительно, была такая история?
Б.РЕЗНИК: Да.
И.ВОРОБЬЁВА: Расскажите эту историю. Это же тоже было какое-то решение.
Б.РЕЗНИК: Давайте я другую расскажу вам.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: (смеется) И.ВОРОБЬЁВА: Так?
Б.РЕЗНИК: Вот я могу вам рассказать...
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Давайте только чтобы это была не просто история, а скорее про решение.
Б.РЕЗНИК: Решение. Вот, решение, потрясающее было решение. На пустом месте это случилось, что называется. Сижу в корпункте своем, раздается звонок: «Это корреспондент?» - «Корреспондент» - «Это Шабей говорит». Кто такой Шабей? Алексей Васильевич Шабей. «Вот, я сижу на химии здесь в Хабаровске. Вот, я отсидел, из лагеря вышел» - «За что вы сидели?» - «За семечки» - «Как за семечки? За какие семечки?» Я говорю «Приезжайте». Он приехал ко мне на корпункт. И рассказывает. Он был главным инженером Тересвинского деревообрабатывающего комбината. Тересва – в Ивано-Франковской, по-моему, области. Сын окончил школу, поступил в Архитектурное отделение Львовского университета. Надо было справить ему костюм там, то-се, уезжал парень из семьи. Пошел в колхоз работать. Заработал натурпродукт 8 мешков семечек. Чего с ними делать? Там еще было 5 мужиков, тоже заработали эти семечки. Он стал списываться как деятельный человек. Он, кстати, был заслуженный изобретатель Украины на этом деревообрабатывающем комбинате. Ну, позвонил в КрайРыбакКолхозСоюз, в кооперацию хабаровскую. «Семечки можно продать?» - «Можно». Цену дали нормальную, он отправил эти семечки тихим грузом, поездом товарным. А сам прилетел в Хабаровск. Семечки подошли. И какой-то агент ОБХСС (это были такие Отделы борьбы с хищениями собственности) стукнули. Его сажают в кутузку. Утром прокуроры обходят камеры вновь арестованных. «За что сидишь?» - «За семечки» - «Как за семечки?» - «Ну вот привез семечки, а меня задержали – покушение на спекуляцию». Там цена одна, здесь другая. В общем, короче, он говорит: «Ну, справки есть у тебя из колхоза?» - «Есть». Показал справки, показал доверенности от мужиков. Он говорит «Чего вы его держите? Отпускайте» - «А чего с семечками делать?» - «Чего хотел, то и делай. Продавай». Он продает эти семечки, улетает к себе. Там приближается Новый год, у них недовыполнение плана по спекуляции. Старые дела поднимают, посылают туда опера и следователя, те пьянствуют, приезжают, ни одного следственного действия, надевают на мужика наручники, привозят в Хабаровск и дают 4,5 года лишения свободы, из которых 2,5 он отсидел реально в лагере.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ничего себе.
Б.РЕЗНИК: Я сделал первую статью, она называлась «Такие семечки». Потом по шапке дали тому-другому, тихо ему срок скостили. То есть сколько просидел, отпустили.
И.ВОРОБЬЁВА: После вашей публикации?
Б.РЕЗНИК: После публикации. Я делаю вторую, «Еще раз про семечки», как получилось, что надзирающие органы никто-ничего. Там уже покрупнее приезжает комиссия прокуратуры России. И я третью статью делаю «Совсем не про семечки». И тогда потрясающий мужик, председатель Верховного суда России Шубин Валентин Васильевич, однорукий, фронтовик – он протест вносит на Пленум Верховного суда СССР, и принимает Пленум Верховного суда СССР постановление об изменении судебной практики по уголовным делам, связанным с реализацией натурпродуктов, заработанных в колхозах и совхозах. И 6786 человек, которые сидели за яблоки, за семечки, за арбузы там, за то, за се, они выходят на свободу.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Только потому, что вы решили не оставлять эту тему на одной статье.
Б.РЕЗНИК: Ну, газета, да.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А писать и писать, и писать до победного конца.
Б.РЕЗНИК: Да, 3 статьи опубликовали.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Слушайте, так, может быть, теперь надо опубликовать статью сначала под названием «Вот такое имущество депутатов», потом «Совсем не про имущество»...
И.ВОРОБЬЁВА: Нет-нет, «Еще раз про имущество».
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, «Еще раз про имущество», а потом «Совсем не про имущество». Или, например, «Вот такая этика», «Еще раз про этику» и «Совсем не про этику».
Б.РЕЗНИК: Не про этику, да.
И.ВОРОБЬЁВА: Хорошие ходы.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Сработает сейчас, если вот так решиться? Или не сработает?
И.ВОРОБЬЁВА: Как сейчас, да, с публикациями?
Б.РЕЗНИК: Ну, вы знаете, я, опять-таки... Товарищи доверили, попросили, я в комиссии по этим скандальным вопросам заседаю. Ну, тяжелое ощущение. Вот, у нас общество очень больное, на самом деле. Вот это топтание... Во-первых, мы находимся, Дума как и другие институты власти под бременем своих несовершенств. Можно нас за многое критиковать. Но когда идет вот такая фронтальная атака на пустом месте... Есть, да, люди, которые у нас имеют эти все заграничные счета, недвижимость и так далее. Но сколько поклепа? Вот сейчас я столкнулся... Я к нему хорошо относился всегда и отношусь хорошо, Илья Пономарёв. Вот, Илья нам написал несколько доносов. Я так ему прямо в глаза сказал, ничего не подтвердилось из того, что он написал, и я даже потребовал, чтобы рассмотрела Комиссия по этике. И вдруг узнаю, что сам Илья заработал на Сколково 7 миллионов рублей. Представляете? То есть в Думе на основной работе, не самой низкооплачиваемой он заработал миллион (НЕРАЗБОРЧИВО), и в Сколково за какой-то один доклад или чего он там делал, вот, заработал 7 миллионов. Узнаю такие детали. Ну что, профессор, доктор наук? Нет, он только что университет закончил. Он – умный парень...
И.ВОРОБЬЁВА: То есть имеется в виду, что вы, когда на этой Комиссии по этике, когда вы принимаете решения, вы же тоже не суд, вам же тоже надо подтверждать и это, подтверждать и это. То есть как эти решения внутри этой комиссии принимаются лично вами?
Б.РЕЗНИК: Вы понимаете, когда есть доказательства. Я говорю, по Гудкову, например, там... Конечно, была оплошность какая-то такая с его стороны. Но, во всяком случае, мы открыли ящик Пандоры, выпустили джинна и все сейчас пошло. Но все это до каких-то, вы знаете, ну, совершенно ортодоксальных каких-то кошмарных масштабов.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но вот, например, история с депутатом Исаевым – это же тоже вопрос о депутатской этике. Кстати, Павел Гусев выражает вам свою благодарность, потому что вы как раз также голосовали против.
Б.РЕЗНИК: Да, голосовал против.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И вообще во всей этой истории конфликта «депутаты против «Московского комсомольца» выступили на стороне «Московского...»
И.ВОРОБЬЁВА: Журналистов.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, выступили на стороне журналистов.
Б.РЕЗНИК: Нет, одну минуточку. Вы понимаете, дело в том, что, конечно, вот этот заголовок... Ну, меня учили всегда уважительно относиться к женщинам. И к любым женщинам, и к политикам в том числе. И говорить, что они бесполые, что нет деления на мужчин и женщин, что они подобны ангелам, это неправильно. Они – женщины. И эти слова... Там вот заголовок, который вынесли, я считаю, неправильно они сделали. Ну, это, так сказать, мелкие конфликты, и то, что Исаев там в сердцах чего-то написал в интернете, ну, тоже на этом надо было...
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но когда вся Госдума в едином порыве...
И.ВОРОБЬЁВА: Да.
Б.РЕЗНИК: Ну вот. Когда стали принимать заявление, я сказал «Ребят, чего мы делаем?» Я выступил в своей группе депутатской, сказал «Чего мы делаем? Это совершенно неадекватный ответ. Надо поставить в этом конфликте точку». Но вот то, что сегодня эскалация происходит, когда надо делами заниматься огромными в стране, да? К сожалению, вот...
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Заканчивается у нас время. Может быть, очень коротко, на 5 секунд. Над каким решением вы сомневаетесь сейчас?
Б.РЕЗНИК: Вы знаете, есть такой замечательный мультфильм «Котенок по имени Гав». Вы знаете, да? Вот там котенка спрашивают «Не ходи туда – там тебя ждут большие неприятности», на что он отвечает «Но они же ждут». Я не знаю, что меня ждет, но они ждут.
И.ВОРОБЬЁВА: Потрясающе.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Какие-то решения ждут. Спасибо большое. Борис Резник, депутат Государственной Думы был в программе «Разбор полета», эфир для вас вели Татьяна Фельгенгауэр, Ирина Воробьёва. Большое спасибо.
Б.РЕЗНИК: Спасибо.
И.ВОРОБЬЁВА: Счастливо.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Всем счастливо.
«Эхо Москвы», 25.03.13
