 |
| Солженицын во Владивостоке |
| |
Памятник писателю, появившийся в 2015 году на Корабельной набережной, может навести на мысль о том, что Солженицын прибыл во Владивосток морем. Это не так: 27 мая 1994 года Солженицын прилетел во Владивосток из Анкориджа бортом компании Alaska Airlines с посадкой в Магадане. Раньше писатель на Дальнем Востоке не бывал.
Очевидцы вспоминают: когда самолет прибыл во Владивосток и журналистов всего мира стали выпускать на летное поле, толчея была под стать Ходынке. Владивосток стал столицей мировых новостей. До этого такое случалось в 1974 году, когда генсек ЦК КПСС Леонид Брежнев проводил здесь переговоры с президентом США Джеральдом Фордом. А в следующий раз подобное внимание выпадет городу только в 2012 году - на саммите АТЭС.
На кадрах хроники видно: на центральной площади Владивостока - яблоку не упасть. Люди скандируют: «Со-лже-ни-цын!», несут плакаты. В глаза бросается один из них: «Ура артельщику Наздратенко - зодчему приморского Гулага». Автобус с трудом пробивается через толпу, для писателя пробивают коридор. На трибуну у памятника борцам за власть Советов, откуда выступали на демонстрациях партийные лидеры, Солженицына не ведут - он выступает с какого-то помоста. Толпа ловит каждое слово. К оратору тянутся руки, книги. Слышны вопросы: «Вы верите в возрождение России?» - «Да, верю…» Безотносительно отношения к Солженицыну - возможно ли сегодня представить подобную встречу писателя?
Стенограмма пресс-конференции Солженицына во Владивостоке 28 мая 1994 года производит впечатление удивительное: многое из того, о чем шла речь, актуально и теперь. Выходит, мы не так далеко ушли за эти годы. «Переходный период» затянулся на десятилетия, проблемы зависли нерешенными или даже усугубились.
Вот как Солженицын высказался о новой власти: «Еще в 1979 году я говорил: когда коммунизм крахнет, то самое страшное - каким путем пойдет Россия… Предвидение мое, к сожалению - я был бы счастлив оказаться дурным пророком - оправдалось. Мы стали выбираться самым неуклюжим, самым нелепым, самым разрушительным образом… Я приехал с полным сознанием того, что Россия находится… в состоянии растерзанном, обескураженном, ошеломленном…
Еще в 1979 году я предупреждал: только бы нам не пойти по опыту Февраля, только бы безумие Февраля 17-го года не повторилось… Горбачев выбросил лозунг перестройки, на самом деле думая, как пересадить номенклатуру на хорошие новые коммерческие места. Он лицемерно вел перестройку, он семь лет разрушал все структуры промышленности, какие были, ничем не заменив…
Гайдар бросил свою реформу, в общем, безмозглую. Я вообще отказываюсь признать, что реформа идет. Потому что реформа есть конструктивная, продуманная система мероприятий, увязанных друг с другом. Такой реформы нет. Есть два отдельных акта. Акт освобождения цен при монопольном производстве, когда нет конкурентной среды, то есть всем монополистам сказали: повышайте цены сколько угодно. Они и стали повышать… А второе - приватизация. Ну, народ давно назвал ее прихватизацией - и правильно назвал, язык наш никогда не врет. Это обвальная приватизация, без общественного контроля, когда за какие-то ничтожные условные деньги некоторые люди приобретают народное достояние, когда народное достояние расхватывается, когда так называемый ваучер - еще и дурацкое слово какое-то, - когда все эти ваучеры не составляют трех сотых одного процента национального достояния. Это обманная приватизация».
А вот - об административном устройстве (Солженицын вернулся между расстрелом парламента и началом войны в Чечне): «Россия никогда не была федерацией… По-настоящему республик, имеющих национальные большинства, только три: Чечня, Тува и Дагестан. Больше нет национальных республик. Эта выдумка только разрушает Россию… Нации - это краски человечества, нации надо беречь, самую маленькую нацию надо сберечь… Но это не значит, что эта маленькая нация должна управлять русским большинством… Только на равноправные губернии и области должна делиться Россия».
О политике и себе в политике: «Я многократно заявлял, что не буду занимать никакого политического поста… Я никогда ни к одной партии не только не принадлежу, я принципиально отвергаю партийное строительство и партийное устройство… Например, возникает в государстве… оппозиция. Оппозиция всегда видит недостатки власти и говорит очень меткие вещи… Если я вижу недостатки власти, я тоже о них говорю. И говорят: «Совпало! Он с оппозицией». Ничего подобного…
Это не значит, что я с оппозицией или с властью. Я ни к какому политическому течению не принадлежу, я буду говорить именно то, что считаю полезным и нужным для России… Алексея Максимовича Горького из меня не сделают, потому что он приехал рабски служить режиму, оправдать Соловки… Нет, служить никакому режиму не буду, кто бы ни был в правительстве… На Западе меня легкомысленно причислили к диссидентам, не разбирая, каких я взглядов. А я никогда с ними общих взглядов не имел. Мои взгляды - радикальные и совершенно другие. Патриотические были всегда. У них этой ноты не было».
На вопрос о Владивостоке писатель ответил дежурно: «Владивосток драгоценен для России. Владивосток - крупный тихоокеанский порт и центр». И тут же перешел от частного к общему: «Россия тогда будет цвести, будет сильна и многообразна, если у нас будет, как это раньше говорили, 40 городов независимых. Так, чтобы в этом городе мог быть любой уровень культуры, образования, промышленности, самодеятельности. И если мы достигнем постепенно этого положения, чтобы такие 40 городов сверкали на карте России, то Владивосток будет там одним из самых выдающихся и самых замечательных».
Вот ответ на вопрос о Курилах (тогда казалось, что Ельцин вот-вот отдаст острова Японии; интересно, что дискуссия на ту же тему возобновилась сейчас): «Есть приоритетность, важность вопросов для нашей жизни. Если бы сегодня Россия, русская нация была вся собрана воедино, я бы с легкостью ответил на ваш вопрос. Но сегодня 25 миллионов русских живет не в России. Такой диаспоры не было никогда. Я был абсолютно поражен в Вермонте, что отдали 12 миллионов русских Украине, пять-шесть русских областей. Никто не сказал ни слова. Я обратился к украинскому референдуму, к русским, живущим на Украине: проголосуйте же, проголосуйте же сами! Никто не обратил внимания.
Семь миллионов русских отдали в Казахстан. Никто не сказал ни одного слова! Семипалатинск, Усть-Каменогорск - это же Южная Сибирь, это же наше казачество. Там казачество запрещено, им дышать не дают - никто не говорит ни единого слова! Но есть Курильские острова, где живет 1000–1400 человек (на самом деле больше 20 тысяч. - Ред.), и вот такой шум поднялся. Я не понимаю такой приоритетности. Дайте России собраться, тогда этот вопрос будет совершенно легко решен… Если сегодня у меня дома пожар, можно ли мне думать о том, что у меня где-нибудь на огороде взяли одну свеклу и унесли?»
О языке: «Русский язык сейчас в ужасающем состоянии… Мы, как обезьяны, повторяем английский: ваучер. Ну что, нельзя сказать - пай? Нельзя сказать - долевик? Можно несколько русских слов найти - нет, ваучер, холдинг… Это не просто болезнь языка - это болезнь нашей души. Если мы не научимся говорить по-русски, не будет нас, русских, совсем».
Не стесняясь в выражениях, Солженицын все-таки уклонился от прямой оценки деятельности Ельцина: «Не считаю правильным, едва приехав, давать сразу ответ… Дайте мне посмотреть… Дайте мне время».
1 июня писатель поездом отбыл в Москву. Поездка заняла два месяца. В Хабаровске Солженицын посетил писателя Всеволода Сысоева, в Бурятии - Иволгинский дацан, в Иркутске - место расстрела Колчака. Под Красноярском осмотрел Столбы, зашел в гости к Виктору Астафьеву… В каждом городе люди шли к Солженицыну со своими бедами. Хотя не редкостью были и плакаты типа «Возвращайся в США!».
Впечатления от этой поездки вошли в публицистическую книгу 1998 года «Россия в обвале» (к сожалению, толком так и не прочитанную, в отличие от того же «Архипелага ГУЛАГ»): «…Неумолкающий тон. Еще от Владивостока: «Русские не дорожат собственной культурой. А не спасем культуру - не спасем нацию». - На собрании хабаровской интеллигенции: «Да сохранится ли духовное сознание русского народа?»… Это был новый Солженицын. Если раньше его считали прежде всего яростным критиком СССР, то теперь он выступал резко по отношению уже к новым вождям. В том же 1998-м отказался принять орден от Ельцина, при котором смог вернуться в Россию. Объяснил: «От верховной власти, доведшей Россию до нынешнего гибельного состояния, я принять награду не могу».
Это был отложенный ответ на вопрос, прозвучавший во Владивостоке.
Василий Авченко,
«Новая газета во Владивостоке», №471, 13.12.18
