Всеволод Богданов. Фото Ильи Азара |
|
Перед уходом на летние каникулы Госдума в спешном порядке приняла закон о клевете, который предусматривает штраф до пяти миллионов рублей. Председатель Союза журналистов России Всеволод Богданов поддержал законопроект, чем моментально вызвал гнев в медиасреде. Позже Богданов дезавуировал свое заявление, но осадок остался. В интервью «Ленте.ру» Богданов подтвердил, что считает необходимым наказывать за клевету, хотя и не так строго. Председатель СЖ рассказал, что союз занимается полезной деятельностью - проводит фестивали, круизы по Волге, издает книги, обеспечивает бесплатными обедами ветеранов. Одновременно Богданов разразился критикой в адрес Константина Эрнста и руководителей других СМИ, поскольку они никак не помогают семьям погибших журналистов. При этом Богданов признался, что готов уйти в отставку уже на майском съезде союза, если ему найдется замена.
Перед началом интервью Богданов сообщил о новом члене Союза журналистов из Ставрополья. Председатель СЖ показал его фотографию, с которой улыбался человек средних лет в казачьей папахе. Обеими руками он крепко держал за уши тушу только что убитого бурого медведя. Этот же журналист, похвастался Богданов, подарил председателю Союза журналистов картину «Завтрак альпиниста». Центральное место на холсте, помимо прочих яств, занимала огромная хохломская бадья с черной икрой. На фоне этой картины Богданов и отвечал на вопросы корреспондента «Ленты.ру». Впрочем, как настоящий журналист со стажем Богданов умудрился начать интервью с собственного вопроса.
Всеволод Богданов: Ну как вы поживаете?
Лента.ру: Хорошо! А вы как поживаете?
- Мы живем самостоятельно и очень сложно, потому что мы не имеем грантов, не имеем такой поддержки от государства, как Общественная палата. Раз в год бывает счастье, когда мы получаем деньги на материальную помощь ветеранам, как и все творческие союзы. Мы тогда эти деньги, все до копейки, распространяем между самыми нуждающимися журналистами в стране.
Офис «Союза журналистов России» на Зубовском бульваре. Фото РИА Новости, Владимир Федоренко |
(function(w, d, n, s, t) { w[n] = w[n] || []; w[n].push(function() { Ya.Context.AdvManager.render({ blockId: "R-A-127969-6", renderTo: "yandex_rtb_R-A-127969-6", async: true }); }); t = d.getElementsByTagName("script")[0]; s = d.createElement("script"); s.type = "text/javascript"; s.src = "//an.yandex.ru/system/context.js"; s.async = true; t.parentNode.insertBefore(s, t); })(this, this.document, "yandexContextAsyncCallbacks");
|
- Когда я прочитал эту похабную заметку, меня спасло от всплеска эмоций только то, что я был за границей, мои коллеги-секретари держали меня за руки и за ноги, зная мой характер. Я требовал немедленно подать в суд, засудить всех мерзавцев, которые осуждают работу союза, особенно по части этой карточки.
Я элементарно объясню, что такое международная карточка журналиста. Мы состоим в Международной федерации журналистов, и это связано не только с нашей деятельностью, которая якобы заметна в мире, но еще мы реально платим взносы. В некоторых странах владельцы карточки имеют льготы на покупку автомобиля, а кое-где, если журналист никогда не попадался на клевете, ему оставляют до самой смерти право бесплатного проезда на транспорте.
Во всем мире журналист с этой карточкой может пройти в любой орган власти - к президенту, к министру - и может быть аккредитован на любое интервью.
- Кроме России?
- Сколько мы ни пытались что-либо пробить, эта карточка в России неэффективна. Тем не менее, она пользуется очень большим спросом. У нас сегодня ею обладают в Москве 16 тысяч журналистов. Потому что когда они едут в ту же Европу или Азию, они чувствуют себя уверенно и достойно. С ней не только в Лувр пройти можно, но в любое министерство, где человека уважительно встретят, помогут. Стоимость карточки мизерная - и никаких доходов у нас с нее нет.
Сама карточка - это одно из главных наших достижений. Еще важно, что мы состоим в Международной федерации. Мы там уважаемые люди, достойные, и кто с нашим документом по миру ходит, тот тоже может ощущать себя достойно. В России все сложнее, мы не смогли победить ни чиновников, ни политтехнологов. Они сумели доказать обществу, что есть понятие «журналюги».
- Кто же эти 16 тысяч обладателей карточки в Москве, если у большинства моих знакомых в центральных СМИ этой карточки нет и никто членом СЖ не является?
- Не состоят те люди, у которых все сложилось в жизни благополучно в материальном плане. Мы пытались сделать что-то по части льгот, но безутешно утерлись.
- А почему вообще должны быть у журналистов особые льготы?
- Я не поддерживаю формулу, что мы четвертая власть. Есть простая тема: мы глаза и уши общества, которые должны работать четко и вразумительно, чтобы общественное сознание могло принимать для себя правильные решения. Чтобы обеспечить работу глаз и ушей, нужны безопасность труда, возможность доступа к информации. Смысл этой карточки именно в доступе к информации и в некоем авторитете этой профессии, конечно.
Я вдруг сам для себя сделал такое открытие, что той журналистики, к которой мы привыкли, не стало. Я столько лет работал в журналистике и знал, что если я выступил в газете, что-то разоблачил, то я победил, этого достаточно. Я мог добиться, чтобы убрали какого-то чиновника, я мог добиться, чтобы приняли какое-то решение.
У нас был такой трагический случай, когда в Омске корреспондент Буров, очень мощный парень, написал критический материал о строительном тресте. Но в газете был закон - [нужно] ознакомить героя с материалом про него. Он показал управляющему треста этот материал, и тот сказал, что если статья будет напечатана, он себя убьет. Буров предложил опровергнуть статью, но управляющий не стал. Буров отправил материал в редакцию, рассказал о состоявшемся разговоре, но у нас был закон, что если нет опровержений, то мы публикуем материал. Мы опубликовали, управляющий себя убил. Тут был важный момент, что он был родственником первого секретаря компартии. Звонил Суслов, а наш главред только и спрашивал его: «Что недостоверно в этом материале?»
Сегодня можно писать что угодно о чем угодно. Действенность нашей работы круто изменилась, влияние на общественное сознание очень сильно уменьшилось.
- Так и кто в этом виноват?
- Это победа политтехнологов, которые медийное пространство стали использовать для решения каких-то целей, иногда и политических. Но самое главное - размыто доверие в общественном сознании к журналистике. Я безумно когда-то гордился традициями российского журнализма (Короленко, Глеб Успенский), когда публикация меняла что-то в экономическом обустройстве страны. Сегодня, к сожалению, только какой-то дикий ор.
- Разве это не власть не прислушивается к публикациям, никаких выводов не делает и никак на них не реагирует?
- Наверное. Смысл журналистики не в том, чтобы выражать свою позицию, свое мнение. То же «Эхо» - прекрасные ребята, талантливые, супермены, вопросов нет. Но они выражают свою позицию, личностную точку зрения. Там нет журналистского расследования, когда ты все провел, изучил и через чьи-то позиции, точки зрения, мнения построил какую-то окончательную позицию.
- Из ваших слов складывается впечатление, что вы обвиняете журналистов, а не власти.
- Я долго обвинял в этом власть, долго обвинял в этом политтехнологов. Но моих детей - они тоже журналисты - волнует материальный вопрос: как они будут семью обеспечивать. Поэтому мы, например, вынуждены заниматься обустройством медийного рынка, сделать так, чтобы журналистика, извини за такое слово, была рентабельна в каком-то смысле.
У нас есть очень много потрясающих людей в регионах, мы сейчас пытаемся добиться поддержки президента в вопросе экономической независимости СМИ. Мы провели в этом году четыре фестиваля: Великий Новгород, Тобольск и Тюмень, Махачкала. Перед этим у нас был круиз на пароходе, и в Нижнем Новгороде была дискуссия по экономической независимости. Выступали пять руководителей мини-холдингов в регионах, и апофеоз был, когда выступала дама с Алтая из города Змеиногорск. Там журналисты настолько трепетно отнеслись к созданию своей структуры, что в каком-то смысле захватили власть в общественном сознании. Они делают полезную работу, и благодаря их публикациям власть стала управляема обществом.
В каждой деревне, поселке у них свои люди, корреспонденты и так далее. Я порой просто потрясен, какие сейчас есть телеканалы и как они эффективно стали работать. Любимый мной канал «Тюмень-регион» - это что-то сказочное. Эта манера разговаривать со зрителями, идет прямой эфир, эти звонки… Потом, когда выходишь в сам город, ты вдруг понимаешь, что изменения такие прошли и в городе. Они живут по европейским понятиям, есть там квартал «Рафаэль», дома там так обихожены, что как будто идешь по старой Вене.
- А как вообще возможна экономически независимая журналистика?
- Оплачивает ее потребитель - тот человек, который купил твою газету, тот человек, который дал рекламу, поскольку газета вызывает доверие. Мы сейчас издали целый сборник удачных опытов о том, как добиться экономической независимости.
В статье еще есть фраза, что Сурков хотел даже раздолбать СЖ, но денег в это время не оказалось (в своей статье о СЖ «Коммерсантъ» писал, что Сурков якобы «хотел убрать Богданова, но понял, что придется привлечь огромный ресурс» - прим. «Ленты.ру»). Я, правда, Славе не позвонил еще, надо бы позвонить спросить. Но на самом деле раздолбать Союз журналистов надо же не деньгами, а самим обществом. Когда был создан "Медиасоюз", я предложил Любимову выступить перед федеративным советом и возглавить СЖ... Все кончилось для него достаточно безутешно, потому что нужно было прийти хоть с чем-то.
Вот, у нас есть 300 семей погибших журналистов. Каждый год 15 декабря у нас ритуал памяти по погибшим, когда их семьи приходят в Дом журналиста. Я этим занимаюсь практически 20 лет. За все 20 лет ни одно наше СМИ, ни великие каналы с миллиардными деньгами, никакая газета не пришли, не было случая, чтобы каким-то образом помогли.
Мне, честно говоря, наср*ть на всех этих великих парней, которые могли бы помочь и им это ничего бы не стоило, но все равно - я безумно горжусь, что мы всех ребят выучили, большая их часть стала журналистами. Несколько ребят работают за границей, в Великобритании, Италии, кто-то работает в РИА «Новости». Вот ты великий Костя Эрнст, более величественной бронзовой фигуры нет. Что мешало хоть раз обратиться к этому своему цеху и сделать там что-то?
- Почему вас не удивляет или не беспокоит, что известные московские журналисты не вступают в Союз журналистов? Вот главные редактора «Ведомостей» и Forbes говорят, что им нужен союз, но другой.
- Единственное, что там было сказано, что нужен профсоюз. Я целиком согласен. Но, например, профсоюз журналистов Финляндии не занимается обустройством медийного рынка, фестивалями, балами, премиями. Он не занимается семьями погибших, у них их нет. Не занимается стариками, потому что старики у них и так обеспеченные. Профсоюз занимается только рабочими местами. Если в Финляндии увольняют журналиста, то это беда для работодателя, потому что работодатель будет обязан платить журналисту 90 процентов зарплаты в течение первого года после увольнения, 80 процентов в течение второго года и 70 процентов в течение третьего. А Союз журналистов параллельно платит 90, 80 и 70. То есть если тебя уволили, то ты стал зарабатывать больше. Но условия игры такие, что есть еще ежемесячный взнос в Союз у журналиста 100-200 долларов.
А у нас в СЖ вступают те, у кого зарплата 10, 15, 20, 30 тысяч рублей. И они такие взносы платить не способны, они просто взвоют. Более того, мы делаем все возможное для того, чтобы максимальная часть взносов, которые сдают наши члены, осталась в региональном союзе. Что бы там ни было, я могу тебе сказать, что все равно мы привлекательны для общества. В клубе семей погибших все равно можно кого-то растрогать.
То есть функции профсоюза вы не исполняете и не собираетесь их исполнять?
- У нас есть маленький профсоюз, где состоят пять или шесть тысяч человек. Я одновременно являюсь и главой профсоюза. Наш профсоюз немощный, у нас нет возможности компенсировать журналисту утрату рабочего места, потому что нам неоткуда брать деньги. Никто в профсоюзе не согласится платить два или три процента от зарплаты.
Вот однажды Гусинский позвонил мне и сказал: «Я смотрю, как ты там мучаешься на этой работе. Приходи, я созрел». Он мне сказал: «Я думаю, что твои идеи правильные, нужен профсоюз. Все мое медийное хозяйство, все, что у меня есть, мы все вступаем». Гусинский, кстати, в каком-то плане был великий парень, потому что никто столько не сделал для медийного пространства, сколько сделал он. Он построил и видеопроизводство, и этот американский спутник купил, никакого олигарха по развитию медиаотрасли рядом с ним не поставишь. «Сева, я тебе обещаю, мы все вступаем, будем делать отчисления от зарплаты, решим, процент или сколько», - сказал Гусинский тогда. У меня были полные штаны счастья, когда я возвращался домой. Это же сразу же тысячи людей, и потом мы нарастим мощности! Но через четыре часа Гусинского вызвали в прокуратуру и арестовали, и на этом все красивое в моей жизни кончилось.
А куда девать стариков, извини меня? Все, что я мог, я сделал - бесплатные обеды в Доме журналистов и возможность юбилеи им справить. Ни одна же сволочь из тех, кто сегодня стал красивыми владельцами, хозяевами СМИ, никто из них даже мало-мальски не хочет сделать что-то доброе для этих стариков.
- Это очень хорошее дело, но СЖ в последнее время обвиняют в том, что он не откликается на какие-то актуальные проблемы. Например, когда Олега Кашина избили, не вы организовали пикеты у Петровки, 38, а сами журналисты.
- Мы с участием Федотова пригласили людей из правоохранительных служб в Дом журналистов, был парень из «Коммерсанта», сын Нагибина. Были поставлены обязательные условия по расследованию.
(В этот момент в кабинет входит человек, которого Богданов представляет как секретаря СЖ Владимира Касютина. «Вот коллега берет интервью, спрашивает, почему мы не занимаемся Кашиным», - говорит он Касютину. Тот бросает на корреспондента «Ленты.ру» хмурый взгляд и, направляясь к двери, отвечает: «Некогда этим заниматься, я езжу по стране, я же не Кашин, который всякую фигню пишет».)
Но кроме Кашина у нас 300 убитых, которыми мы занимаемся, и много случаев такого типа, когда появились новые технологии расправы с журналистами - палки с железными набалдашниками, которыми избивают до состояния комы. Мы все время мечемся по стране. Сейчас в Махачкале проводили огромное мероприятие.
- Да что дают эти мероприятия? Вот вы все время обещаете провести какие-то альтернативные журналистские расследования...
- Мы их и ведем с утра до вечера.
- А где какие-то результаты?
- А у кого они есть?
- Ни у кого нет, и что?
- Ну вот. Я считаю, что то, что мы сделали в Махачкале, трудно переоценить. Впервые в жизни прошла такая встреча «глаза в глаза» между журналистами газеты «Черновик» и силовиками.
- Это, конечно, хорошо все. Но вот в России закон о клевете собирались принимать, а вы его изначально даже поддержали.
- Я категорически против клеветы как инструмента нашей журналистики, на медийном поле. Когда мне позвонил Хинштейн, я сказал ему, что категорически против клеветы и не хочу, чтобы это слово сопутствовало журналистике. Но правоприменение таких законов, к сожалению, может происходить в таком варианте, когда они используются для того, чтобы всех поставить на место, растоптать и так далее.
- Почему же вы выступили за закон о клевете?
- Я против клеветы. Когда я работал в газете, для меня такой вопрос не стоял. Я сторонник того, чтобы вернуть доверие к СМИ, к журналисту и к журналистике.
- И почему вы говорите, что статус профессии «позорный». Мне, например, так не кажется.
- Это не я так думаю, это общество так думает, когда, извините, степень доверия к СМИ - это 20-30 процентов общества. Я за такую журналистику, к которой есть доверие. Как в той же Германии.
- Закон о клевете может использоваться для давления на СМИ.
- Все может использоваться по-другому... Я могу сказать, что в том варианте, в котором он сегодня предлагается, я тоже против закона о клевете, без сомнения. Но у меня, как у старого журналиста, вызывает возражение, что мы, журналисты, требуем сегодня, чтобы нам позволили клевету. Вот что мне не нравится.
- Это неправда.
- Когда мы считаем, что это все возможно, что это ошибка, а не клевета, мне это не нравится. Я думаю, что за клевету надо наказывать. Если для этого достаточно Уголовного кодекса, то можно обойтись без закона. Вот у нас в Союзе есть две структуры - это коллегия по жалобам на прессу и бюро жалоб журналистов. Вы никогда не были на заседании? Это потрясающее заседание, где такие уроки преподносятся!
- У Госдумы состоялся журналистский пикет против закона о клевете. Союз журналистов в нем, как обычно, не участвовал.
- Эти «парадные выходы» вряд ли какой-то результат дают. Есть случаи, когда я пойду в пикеты, и есть случаи, когда я не пойду в пикеты.
- Вы ходили на какой-нибудь пикет?
- Нет, не ходил. Я не собираюсь идти на поводу у кого-то и спешить на пикеты. Я могу сотрудничать с депутатами и без пикетов и высказать свою позицию и свою точку зрения. Я к себе нормально, уважительно отношусь, я много чего тут сделал полезного на пустом месте, а вы сейчас приходите и задаете два вопроса: почему Познер не состоит в СЖ и почему вы не ходите на наши пикеты? Я не собираюсь туда ходить. Мы много сделали по внесению законов в устройство рынка, по статусу...
Почему вы этого не сделали, могу я вас спросить. Почему вы нас не поддержали в этой работе, могу я вас спросить. Почему вы не помогли семьям погибших? Почему вы не помогли ветеранам? Почему вы не позанимались контентами и форматами сегодняшней журналистики? Вы и ваше, предположим, агентство по делам печати, ведомства, министерства. Почему вы их не спрашиваете, чем они занимаются? Почему вдруг ко мне претензии? Почему я должен этим заниматься? Я что - финансируюсь кем-то? Я что - живу роскошно или что-то?
- То есть вы не согласны с критикой, которая есть в журналистском сообществе?
- Я не знаю такое журналистское сообщество и эту критику. Если вы имеете в виду эту грязную публикацию, то у нас в журналистском сообществе около 400 тысяч человек, в СЖ входит 75-80 тысяч членов, и это наш Союз журналистов, который идет своим путем, выполняет свою работу. Я не то что готов уступить дорогу, а даже сам могу уйти отсюда - и кто хочет прийти сюда работать, пожалуйста, пусть приходят. У нас съезд в мае месяце.
Беседовал Илья Азар,
«Лента.Ру», 10.08.2012