 |
| |
Впрочем, нужно ещё разобраться, насколько сегодняшний Север - коммунистический и антирыночный. Автор доказывает, что эти наши представления давно устарели.
Профессор Ланьков убеждён: КНДР могла считаться страной сталинистского типа только до конца 1980-х. Да и с самого начала своего правления Ким Ир Сен - бывший маньчжурский партизан, а затем советский офицер, командовавший корейским батальоном в составе 88-й интернациональной бригады, сформированной в Вятском, что под Хабаровском, - был не только или не столько коммунистом, сколько националистом. Его идеология, по Ланькову, «отражала желания и мечты большинства северокорейцев тех времён, их представления о том, как должно быть устроено идеальное общество». Вот Ким и построил «уравнительную крестьянскую утопию с элементами национализма», объединившую марксизм советского извода и ленинизм со сталинизмом - с традиционным восточноазиатским крестьянским сознанием.
Идеологию чучхе во многом породило лавирование Северной Кореи между большими братьями - Китаем и СССР, отношения между которыми ухудшились уже в 1950-х. Ким Ир Сену нужно было доказать, что Пхеньян идейно самостоятелен, первороден и свободен как от догматизма Пекина, так и от ревизионизма Москвы.
С распадом СССР отход КНДР от марксизма-ленинизма, как можно было ожидать, ускорился и был завершён уже при Ким Чен Ыне. Сегодня больше внимания уделяется не социалистическому, а национально-самобытному характеру северокорейского государства. В 2002 году с первых полос корейских газет даже исчез лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», в 2012-м с главной площади Пхеньяна, носящей имя Ким Ир Сена, убрали находившиеся там полвека портреты Маркса и Ленина. Последние по-прежнему почитаются как прогрессивные мыслители прошлого, но не более того.
В СССР, тем более позднем, марксизм тоже был вывеской, имевшей очень слабое отношение к реальной жизни государства и общества. В мировое слияние трудящихся уже мало кто верил, как и в Маркса, но наши вожди на уровне официальной риторики от него не отказались. В этом плане КНДР, как ни странно, выглядит и гибче, и честнее. Не потому ли эта маленькая страна столь устойчива, невзирая на отчаянно сложные условия? СССР прожил 69 лет, КНДР - уже 72…
Эта страна весьма гибка и в вопросах экономики. Рынок по-северокорейски - сквозная и, возможно, самая интересная линия книги Ланькова. «Частный сектор играет огромную роль в экономике страны», - пишет он, доказывая этот тезис на десятках примеров. Не будучи признанными официально, де-факто рыночные отношения в Северной Корее давно и успешно бытуют.
В КНДР были свои девяностые - ещё более лихие, чем наши: уменьшение помощи со стороны Москвы и Пекина, смерть вождя, страшные наводнения… Признавая северокорейский голодомор 1996-1999 гг. крупнейшей гуманитарной катастрофой, Ланьков доказывает, что кочующий по источникам показатель в 2-3 млн погибших - серьёзное преувеличение. Этим числом из лучших побуждений манипулировали благотворительные организации, чтобы привлечь спонсоров. Демографы в основном сходятся на 500-600 тысячах жертв голода.
Современное, «посткимирсеновское» общество, пишет Ланьков, рождено именно голодом 1990-х («Трудный поход» в северокорейской терминологии). В этот период роль государственной экономики резко снизилась, решающее значение приобрели рыночные отношения. Уже к концу правления Ким Чен Ира доля частного сектора в ВВП страны составила 30-50 %. В 2002 году прошли рыночные реформы - официально таковыми не называвшиеся (перемены подавались как «меры по улучшению системы управления экономикой» - кто поспорит?).
Если при Киме Втором рынок терпели как неизбежное зло, то при Третьем стали поощрять (не ослабляя политического контроля, чтобы не подвергать угрозе стабильность режима и общества). Первые пять лет правления Ына, пришедшего к власти в 2011 году, ознаменовались «тихими, но достаточно решительными рыночными преобразованиями», в ходе которых частный сектор хотя и не вышел полностью из тени, но получил куда больше возможностей. В 2012-2013 гг. началось вытеснение с рынка китайских продуктов, и теперь три четверти ассортимента продовольственных магазинов - местное производство.
Китайский курс называли «политикой реформ и открытости». В КНДР, доказывает Ланьков, идут примерно такие же реформы, как в дэнсяопиновском Китае (конечно, в КНДР копирования не признают: считается, что одна из колыбелей мировой цивилизации живёт исключительно своим умом), только без открытости. Можно сказать - строится рынок в отдельно взятой стране.
Главная особенность северокорейского рынка состоит в том, что он замаскирован под государственную экономику. Это, говоря словами философа Устрялова, редиска: снаружи красная, внутри белая. По сути дела, страна живёт в режиме государственно-частного партнёрства: фирмы регистрируются как казённые предприятия. «Практика работы под государственной крышей… является стандартной для нового северокорейского бизнеса», - пишет Ланьков. Давно стали частными рестораны. Сотни утлых мотоботов, часть которых выбрасывает на японские и российские берега, гонит в море, как доказывает автор, именно невидимая рука рынка. «Частный сектор играет большую роль в розничной торговле, автотранспорте, междугородных пассажирских перевозках, рыбной ловле и… жилищном строительстве».
Важный тезис: «Ускорившийся при Ким Чен Ыне переход к рыночной экономике привёл к существенному социальному расслоению, но нельзя сказать, что… «богатые богатеют, а бедные беднеют». Благосостояние… растёт у всех, хотя и разными темпами» (По крайней мере, именно такой тренд наблюдался до введения «исключительных по жёсткости» санкций ООН в 2016-2017 гг., которые хотя и не привели к острому кризису в КНДР, но «прервали начавшееся выздоровление экономики»).
В КНДР уже появилась буржуазия, добившаяся богатства самостоятельно - «всеми правдами и конечно же неправдами». Что важно, «новые северокорейцы» не собираются бросать вызов политическому строю, предпочитая мирное сосуществование с режимом.
Кстати, побеги с Севера на Юг, доказывает Ланьков, тоже не окрашены политически. Интересно, что в 2011-2017 гг. их количество снизилось более чем вдвое: с 2706 до 1127. Ким Чен Ын добился этого и полицейскими мерами, и неглупой пропагандой (в КНДР стали говорить и писать о том, что на Юге беженцы подвергаются дискриминации и становятся людьми второго сорта - «утверждения, хотя и несколько преувеличенные, но в целом основанные на фактах»), и… упрощением легальных поездок за границу - прежде всего в Китай.
В книге Андрея Ланькова находим множество удивительных деталей.
Вы знали о том, что в КНДР - своя операционная система и свой интернет в рамках отдельно взятой страны - «Кванмён»?
А о теневом рынке антиквариата и чёрных копателях, охотящихся за керамикой эпохи Корё?
А о производстве опиатов и международной торговле наркотиками под крышей Пхеньяна? Можно сказать, что это вывернутые ходом истории наизнанку опиумные войны. Если в XIX веке Англия добивалась ввоза в Китай опиума, который выращивала в Индии, то в 1976-2005 гг. северокорейские дипломаты 77 раз погорели на попытках ввезти наркотики в другие страны… Попадали северокорейские опиаты и в Приморье, но инциденты прекратились после первого визита Ким Чен Ира в постсоветскую Россию (2001 г.). А в 2005-2007 гг. в КНДР прошла массовая ликвидация опиумных плантаций.
И критики, и симпатизанты Северной Кореи найдут в книге Ланькова аргументы как в защиту, так и в опровержение своей позиции. Это говорит о том, что автору удалось, насколько это вообще возможно, выдержать меру объективности.
Несколько цитат.
Северокорейская молодёжь, пишет автор, и раньше была «на удивление образованной по меркам стран со столь низким уровнем доходов», а теперь становится ещё образованнее. Понятно, что образование в Северной Корее политизировано - но «то же самое можно сказать и об образовании в любой другой стране».
О закрытости Пхеньяна: «У тех людей, которые ныне руководят КНДР, есть весьма весомые и, главное, абсолютно рациональные причины для того, чтобы проводить политику самоизоляции».
Ещё: «Похоже, что правительство Северной Кореи сильнее и, главное, умнее, чем полагало большинство людей…».
Из всего этого не следует, что Ланьков смотрит на КНДР сквозь розовые очки - вовсе нет. Он откровенно пишет и про невысокое благосостояние народа, и про сильнейший государственный контроль за поведением и даже образом мыслей личности… Но его задача - не выстроить пропагандистскую конструкцию с тем или иным знаком, а понять и объяснить внутренние механизмы, по которым живёт северокорейское общество. И он это делает - трезво и добросовестно.
Ланьков пишет: КНДР не похожа на «оживший кошмар из книг Оруэлла». И даже имеет смелость называть жизнь в Северной Корее нормальной.
Она и есть нормальная - по северокорейским меркам. Снаружи, не обладая специальной оптикой, многое разглядеть крайне трудно, если не невозможно.
Например: как считать военный бюджет КНДР, если Корейская народная армия де-факто играет роль крупной государственной строительной компании, а каждый солдат - ещё и крестьянин, и строитель?
Наверное, бывшему советскому человеку понять это своеобразное общество проще, нежели западному. Хотя не исключено, что глобальный поход на COVID-19 сделает Северную Корею чуточку понятнее для всего мира. Эта страна просто живёт в режиме самоизоляции, боясь проникновения заразы извне, соблюдает социальную дистанцию с миром, носит маску. Как теперь это делают в Европе, Америке и везде.
Северокорейское общество, как и всякое другое, эволюционирует. Вспомним общество советское: военный коммунизм, мягко говоря, отличается от хрущёвской оттепели, ранний сталинизм - от позднего, брежневский СССР - от горбачёвского… Какие-то более или менее сопоставимые процессы происходят и в КНДР. Вот только что случится завтра и послезавтра - бог весть.
…Кимирсению - орхидею, названную в честь вождя, - подарил главе КНДР в 1965 году индонезийский президент Сукарно.
Кимченирию смичуринил японский ботаник-чучхеист Мототеру Камо в 1988 году из южноамериканской бегонии.
Профессор Ланьков не исключает, что какой-нибудь российский селекционер выведет и подарит третьему главе КНДР новый именной цветок - кимченынию.
Василий Авченко,
«Новая газета во Владивостоке», №554, 6.8.20
