Русские воинские захоронения можно найти едва ли не по всему миру: у нас богатая история. Лучше мы знаем, конечно, о тех, что расположены за западными нашими границами: и воевали там больше, и пригляд за ними основательнее. Но двуглавый орел смотрит сразу в две стороны. И на восточном краю ойкумены тоже немало русских могил. Самые известные, пожалуй, в Порт-Артуре и Даляне (Дальнем), где сходятся сразу три истории - 1905, 1945 и 1953 (Корейская война).

 

Менее известно большое русское кладбище в японском Нагасаки, где в 1905 году был огромный лагерь военнопленных - и пехотинцев с полей Маньчжурии, и вынужденных опустить флаг порт-артурцев, и моряков, подобранных в ледяных водах Цусимы. А есть такие, о которых (как и о созданных на них больше века назад мемориальных сооружениях) мы, к сожалению, если не сказать, к стыду, совсем забыли…

 

На прошедшей сразу после окончания ВЭФа встрече Владимира Путина с представителями общественности директор Приморского краевого музея имени Арсеньева Виктор Шалай поставил вопрос о необходимости реставрации этих объектов или о получении разрешения на вывоз их в Россию - если они не нужны на территории Китая и у них там нет будущего. И такую постановку вопроса президент в целом поддержал, заметив, что «мы это решим, и достаточно быстро».

 

 

 

- Русское наследие в Маньчжурии огромно и пока, к сожалению, изучено крайне недостаточно. Архитектура, история, литература - по каждому из этих направлений есть чем заняться пытливым исследователям. Но есть и такие вопросы, которые решать надо срочно, потому что уже завтра может оказаться поздно.

 

Несколько месяцев назад мы отправились посмотреть на русское наследие в Маньчжурии с Натальей Николаевной Грамолиной-Поленовой. Наталья Николаевна обладает в музейном сообществе огромным авторитетом и уважением, много лет она руководила музеем-заповедником «Поленово», сейчас является его главным хранителем и о великом русском художнике знает, кажется, все. Но Маньчжурия смогла удивить и ее.

 

По совету членов Русского клуба в Харбине мы отправились в Шэньян (бывший Мукден). Именно возле этого города в феврале-марте 1905 года произошло крупнейшее сражение Русско-японской войны, в котором с двух сторон приняло участие более полумиллиона человек. Потери в обеих армиях были колоссальные, и после подписания мирного договора обе стороны предприняли усилия для увековечивания памяти своих павших солдат и офицеров.

 

На кладбище, где были похоронены тысячи русских воинов, была сооружена удивительной красоты часовня - по проекту двоюродного брата царя, великого князя Петра Николаевича. Она выполнена в старорусском стиле - купол напоминает шлем витязя, а внешняя отделка стен - кольчугу. Иконостас для часовни пожертвовал император.

 

Очевидно, век назад кладбище находилось на окраине Мукдена, но сегодня - это непосредственно район городской застройки. Рядом, буквально вплотную, - жилые и административные здания, автостоянка, контора ритуальных услуг… Войти в часовню невозможно, потому что она - до миллиметра - окружена частной собственностью. По нашей информации, часовня официально числится в реестре культурных памятников Шэньяна, как бы это странно ни звучало.

 

Но, откровенно говоря, вся эта история не близка китайцам; во-первых, она им не интересна, во-вторых, есть определенный атеистический подтекст, о котором, кстати, и президент сказал в ответе на мой вопрос, что нужно помнить все-таки, что в Китае у власти находится коммунистическая партия и к культовым объектам там весьма специальное отношение. Может быть, все это в совокупности означает стратегию не рушить, а дождаться, пока оно руинируется само. То, что видели мы, - путь именно к этому…

 

Ну и еще одно наше «открытие», во всяком случае, для нас оно было именно таким: в часе езды от Шэньяна (Мукдена), там, где были особенно ожесточенные бои, на холме, или, как у нас говорят, на невысокой сопке, установлен мемориальный крест работы Василия Поленова.

 

Даже для Натальи Николаевны это было откровением; в музее-заповеднике об этом ничего не знали. Но по возвращении были еще раз подняты горы архивных документов, запрошены эксперты по русской архитектуре в Маньчжурии (в частности, прекрасный специалист Светлана Левошко из Санкт-Петербурга), и выяснилось, что - да! - Василий Дмитриевич Поленов принимал участие в конкурсе, который был объявлен российским военным ведомством, и именно его проект мемориального креста стал победителем.

 

Думаю, что для нашего наследия, для нашей национальной памяти это должно иметь огромное значение. Потому что этот крест - памятник не только погибшим на этой высоте; это памятник всем нашим соотечественникам, погибшим на полях Маньчжурии во время Русско-японской войны.

 

 

- Об этом больно говорить, но, если бы все было хорошо, я бы не стал поднимать этот вопрос на встрече с президентом. О часовне - в обиходе, кстати, ее обычно называли храмом Христа Спасителя - я уже в двух словах сказал. Добавлю, что особенно она пострадала в годы культурной революции, когда подаренный императором иконостас был вынесен и, прямо говоря, исчез. Мы не знаем - может, он где-то хранится, а может, как это часто бывает в лихую годину, попал на черный рынок, раздробился и пошел по рукам…

 

Не лучше ситуация и с величественным поленовским крестом. По нему - судя по всему тоже в годы культурной революции - стреляли из автоматического оружия, причем стреляли прицельно, явно метились именно по иконам. На кресте были мозаичные Богородица и Спаситель, а мозаику там делал знаменитый отечественный мозаичист Владимир Фролов, который позже делал мозаику для мавзолея Ленина. Рукой-то до этих изображений не достанешь и не допрыгнешь. И по всему кресту видны следы от пуль, явно кто-то выпустил там с полрожка… Видимо, это наследие того неоднозначного периода в новейшей истории Китая.

 

Но и это еще полбеды. Намного хуже состояние и ощущение полного запустения и, я бы сказал, ненужности. Там две небольшие сопки, в паре километров друг от друга, на каждой мемориал - наш и японский. К японскому ведет хорошая дорога, добротная огражденная лестница от подножья до вершины, вокруг молодые ели, во всем чувствуется уход и порядок. Что касается нашего креста… Да, он сделан все-таки из каменных блоков, он убедителен и устойчив сам по себе. Но дорога к нему отвратительная, нужно пробираться через какие-то кукурузные поля, сельхозугодья, искать разбитую лестницу, карабкаться на эту горку. Оно, может, и несложно для молодого человека, но так не должно быть! Должен быть нормальный подъезд, изначальная лестница должна быть отреставрирована…

 

Отвечая на мой вопрос, президент резонно предположил, что, очевидно, японцы финансируют содержание своего мемориала, а мы - нет. И если теперь политическая воля будет проявлена, а источники финансирования найдены - будет очень здорово. Потому что сегодня это выглядит как какой-то осколок большой и великой истории большой и великой страны, который оказался вне поля внимания тех, от кого это зависит. И дело не в неудачном исходе войны. Память ведь не от этого отсчитывается - проиграли мы или победили в какой-то войне.

 

Кроме того, в Китае огромное количество примеров абсолютно мирного русского присутствия, например русские кладбища или то, что осталось от них в том же Харбине, - это ведь далеко не всегда про войны; это про мирную жизнь людей самых разных профессий и сословий, которые приносили огромную пользу для развития северо-восточного Китая. Когда мы говорим о памяти, она вообще не должна быть памятью о войне или не о войне; она должна быть просто памятью.

 

 

- Тут надо понимать, что то, как кто-либо работает с собственной памятью, - это вопрос крайне репутационный. Это и вопрос национального достоинства, на чьей бы территории это ни происходило. Мы с тобой не изменим ситуацию с тем, что была Русско-японская война, как и с тем, что была война 45 года. Но мы с тобой живем в сегодняшней России, китайцы живут в сегодняшнем Китае, а Японцы - в сегодняшней Японии. И то, как каждый из нас работает со своим наследием, даже на территориях, которые соприкасаются, - это вопрос того, как выглядит страна.

 

Не секрет ведь, что последние четверть века японцы самым щепетильным образом работают с памятью о военнопленных, и не только на Дальнем Востоке, но вплоть до Воронежа и Днепра - везде, где были лагеря японских военнопленных.

 

Другой пример. Что, например, делает китайский консул, который служит здесь у нас. Он, пользуясь своими полномочиями, регулярно обращается и в музей, и к губернатору Приморского края с тем, чтобы Приморский музей скорректировал свою экспозицию, рассказывающую о китайской диаспоре, добавил бы туда какую-то информацию или, наоборот, убрал. То есть у него есть мнение и позиция.

 

Он приходит в музей и говорит, что про опиумные курильни лучше бы не рассказывать, а рассказать подробнее про три китайских театра во Владивостоке или что-нибудь подобное. То, как мы состоим с ним в диалоге, - это вопрос второй. Сам факт, что он приходит, неоднократно прилагает усилия, пользуясь своими дипломатическими полномочиями, говорит о том, что в части памяти о китайцах, которые жили здесь, он старается сделать максимум.

 

Так же и мы должны бы.

 

Или посмотри, что делают корейцы в последние 20 лет. У нас во Владивостоке установлен отличный памятник там, где была корейская слобода, - ухоженный, огражденный, посреди жилого микрорайона, и поколение, которое там выросло, уже привыкло, что такой памятник есть. На берегу реки Раздольной также стоит мемориал, который посвящен антияпонскому движению среди корейского населения. Если мы берем улицу Пограничную, бывшую Корейскую, они многократно обращались с просьбой вернуть ей начальное имя, им это сделать не разрешили, но разрешили установить мемориал в честь 150-летия добровольного переселения корейцев в России и российско-корейской дружбы. Важно, что это происходит именно по их инициативе.

 

Возьмем опять японцев. Точка в центре города, где находился снесенный японский храм Нисихонганзи - там установлен памятный знак в честь этого храма, высажена сакура, чтобы место ритуальное, место храма жило теперь уже как место памяти.

 

Для многонационального Владивостока, для многонациональной страны уметь все это в себя вмещать - все это крайне важно и очень естественно.

 

Поэтому, я думаю, рано говорить о том, что китайское правительство будет категорически против. Оно может иметь огромное количество идеологем по работе с китайской памятью и так дальше, но мы же не просим переписывать китайские учебники истории. Мы просим допуск к местам нашей памяти, чтобы они выглядели достойно. Это вопрос достоинства нашей страны, это будет говорить о том, что мы очень озабочены тем, как нас видят простые китайцы, которые ходят мимо этих объектов.

 

И я очень надеюсь, что, может быть, будет подготовлена ситуация, когда на одной из ближайших встреч руководителей наших стран, которые случаются по нескольку раз в год, этот вопрос станет одним из обсуждаемых.

 

 

- Отвечу как музейщик. Однажды я побывал в совершенно потрясающей мастерской, которая работает при новгородском музее-заповеднике и которая десятками лет восстанавливает в пепел стертые храмы XIV-XVI веков, которые там, к примеру, прямым попаданием немецкой бомбы были превращены в кучу мусора.

 

Я увидел применение удивительных технологий, когда реставраторам нужно восстановить не только стены, но и фрески уникальные. Поэтому я очень оптимистично смотрю на этот вопрос. Здесь ведь достаточно высокая степень сохранности. И я думаю, что после тщательного исследования этого здания аккуратный демонтаж и перевоз вполне возможны. Более того, если удастся найти фотографии, сделанные внутри часовни, то я думаю, что возможно и восстановление царского иконостаса.

 

Конечно, нам бы хотелось, чтобы часовня была спасена и перевезена к нам во Владивосток, если более конкретно - на Русский остров. Но об этом пока, конечно, рано загадывать; сегодня главное - спасти уникальный архитектурный шедевр.

 

Я ведь и президенту сказал, что, на мой взгляд, история русского Китая попадает в компетенцию федерального музея истории Дальнего Востока имени Арсеньева, который сейчас создается на нашей базе. Считал и считаю, что это одна из наших, здесь живущих людей миссия: в сознание большой страны интегрировать вот это крыло. Это должно нашей обычной работой, нет здесь никакого подвига или бравады.

 

Сейчас мы на нулевом цикле, как сказали бы строители. А ведь через Маньчжурию, через ту же историю КВЖД завязывается огромное количество судеб - от князя Кропоткина и Пржевальского до самых обычных людей. И тогда этот отколотый кусок Атлантиды, этого айсберга притянется к своей материнской части. В этом будет главный долгосрочный эффект.

 

Адрей Островский,

«Новая газета во Владивостоке», №515, 24.10.19

 

P.S. Как стало известно «Новой во Владивостоке», на днях Виктор Шалай направил письмо на имя президента России Владимира Путина с конкретными предложениями по реализации инициатив, озвученных во время встречи на Русском острове.