 |
| «Два бойца» |
|
|
Мы увидели невнятное, почти любительски сыгранное действо, где оперетта смешана с Ленинградской симфонией Шостаковича, а удалые одесские куплеты - со спеленатыми трупами на санках. Мы не услышали со сцены не единого разборчивого слова - артисты что-то бормотали себе под нос, не очень заботясь о том, чтобы их кто-нибудь понял. Были постоянно отключавшиеся микрофоны и скудное, невыразительное оформление сцены. А главное, под названием знаменитого фильма о Великой Отечественной перед нами шел спектакль предельно конъюнктурный и, в сущности, лживый.
Начну с этого, главного, для меня принципиального. С того, что выводит хабаровские «Два бойца» за пределы чисто театрального впечатления. С его Большого Конъюнктурного Вранья.
Это вранье не на пустом месте родилось - оно сродни той лжи, на которой строится, к примеру, фильм «Бумажный солдат», который был показан в дни юбилея первого полета в космос и прозвучал как кощунство, как попытка переписать историю в угоду новейшим конъюнктурным мифам. Там, напомню, космодром показан как заброшенная свалка, по которой бродят голодные псы, космонавты - как угрюмые, на закланье идущие люди, умеющие только креститься, а невиданного национального подъема, охватившего тогда страну, нет и следа.
«Два бойца» в Хабаровске открывают нам дорожку в новый миф - о том, что на самом деле стало источником великой победы в Отечественной войне. И этот миф абсолютно соответствует указаниям нашего нового агитпропа.
Сцена представляет собою пустое пространство, в котором покоится свернутый набок, сплетенный из прутьев короб церковного купола. Из дыры в его макушке будут являться герои спектакля и его главный герой, о котором речь впереди. Купол будут таскать из одного угла сцены в другой, создавая как бы разнообразие декора. Иногда к куполу присоединится спущенная на проводе студнеобразная люстра - «вещественное оформление» предельно бедно и невыразительно, но играет на ту единственную идею спектакля, которой только и озабочены его авторы.
В начале над сценой на веревочке висит портрет генералиссимуса Сталина. Он присутствует даже не как символ, а как нечто официально обязательное: люди на сцене на него не обращают никакого внимания, не замечают как некое неприличие. Это всего лишь ружье, которое должно выстрелить в финале. На сцене суетится комиссар, что-то зычно возглашает (повторяю, ни одного слова в зале из-за испорченных микрофонов, неотлаженного звука и выдающейся дикции артистов слышно не было). Потом из дыры в церковном куполе явится чрезвычайно благостный господин в черном, но с елейным тенором. По некоторым телодвижениям можно догадаться, что это - священник. После чего комиссары и всякие там комдивы отступят на второй план, не говоря об окончательно померкшем генералиссимусе. Поп станет принимать роды, возвращать заблудших на путь истины и воплощать тот абсолютный идеал, который, по мысли создателей действа, и станет источником мужества и победительной поступи советских воинов.
С небес нам все время будут являться то люстра, то преогромный поролоновый полумесяц из фильма «Веселые ребята», а в финале на веревочке нам спустят и Богородицу - она займет свое место в дыре поверженного купола. И купол воссияет аки нимб. После чего нам споют хоровую песню о Ленинграде.
Не знаю, как для кого, но для меня это все прозвучало каким-то особо изощренным варварством. Надо либо совершенно не понимать процессов, происходивших в советские времена с общественным сознанием, либо намеренно извращать историю в угоду каким-то новым указаниям партии и правительства - ее переписывать, внедрять в поколения новую ложь. На самом деле солдаты Великой Отечественной даже перед лицом смерти меньше всего вспоминали о Боге (если вспоминали - только в общеизвестных матерных выражениях) и тем более не были склонны доверять людям в рясах. И.о. Бога был все тот же генералиссимус, но вера в него лишь внешне похожа не религиозную. Это была вера в того же царя-батюшку, только нового, модернизированного образца. Этот царь-батюшка олицетворял в массовом сознании и несомненный рывок к знаниям, к науке, к техническому прогрессу, который тогда проделала гордая собой страна. И заменить его лик Богородицей, воплощавшей в массовом сознании нечто допотопное, тогда было бы решительно невозможно.
Так идейный стержень хабаровского спектакля рассыпается в порошок просто потому, что в идею эту не верят сами его авторы - они просто следуют новейшей конъюнктуре. За что искусство всегда расплачивается дорого: полным отсутствием какого бы то ни было искусства.
Теперь об этом искусстве-неискусстве.
По сюжету это ремейк. По уровню - самый неудачный из ремейков. Старый фильм разодран на части, из него взяты два героя: Саша с Уралмаша и одессит Аркадий с неплохо прозвучавшей песней Богословского «Темная ночь», а все остальное выброшено на свалку истории.
Шоу начинается с хореографического пролога: некие марсиане в латексе виляют бедрами под музыку, частично заимствованную из Ленинградской симфонии Шостаковича. Марсиане механистичны, кукольны и потому не очень страшны. Балетные люди театра вымуштрованы наподобие бродвейских герлс, но образа Нашествия не получается - получается кадр из детского мультфильма про звездные войны.
Затем приходят главные герои спектакля. По некоторым признакам (напоминаю: ничего в зале не слышно, кроме общего невнятного бормотания) догадываюсь, что первый, который увалень, - Саша с Уралмаша, а второй, который развязнее, - одессит Аркадий. Все обычные театральные категории наподобие актерского мастерства, характеров или качества текста выведем за скобки по причине невозможности судить о них из-за общей каши во рту. (Театру можно посочувствовать: все это шло в гигантском зале Театра Российской армии, где сцену нужно рассматривать в телескоп, а хабаровчане с их не рассчитанной на такие площади аппаратурой просто растворились в просторах).
До появления попа зрителей и обороняющих Ленинград солдат будут развлекать - легко догадаться - артисты оперетты, которые приедут в качестве фронтовой бригады. Пойдет обязательный дивертисмент с куплетами, девушками из кордебалета и опереточной парой в перьях. Музыка Марка Самойлова тоже состоит из разнохарактерных номеров, не образующих никакой целостной музыкальной драматургии. Песенки, подпевки, куплеты под Одессу, немного пафоса и немного классики. Не музыка, а как бы обязательный набор номеров. О качестве вокала из-за тех же неработающих микрофонов судить не легче, чем о качестве диалогов в немом кино. Режиссура отсутствует как таковая, даже иногда кажется, что маститый Леонид Квинихидзе, постановщик моих любимых «Небесных ласточек», просто издевается над пригласившим его дальневосточным театром.
«Два бойца» - номинант «Золотой маски», и это заставляет плохо думать о состоянии «масочной» экспертизы. Как известно, большинство «экспертов» смотрят спектакли на дисках, что в принципе непрофессионально: судить о театре по любительским записям - как врачу прослушивать и простукивать пациента по телефону. Эта практика, несомненно, порочна, и пока она будет продолжаться, «Маску» нельзя принимать всерьез.
Еще более странно: «Два бойца» фигурируют как лучшее, что есть на музыкальной сцене страны. Хотя невооруженным глазом видно: это далеко не так. Я не считаю достижения Московской оперетты последних лет выдающимися, но любая из ее последних премьер на порядок выше, честнее и мастеровитее увиденной нами музыкальной конъюнктурщины. Полагаю, что и Петербургский театр музыкальной комедии не умеет ставить на таком убогом уровне: даже если и захочет - не получится. На «Золотую маску» не допущен мюзикл «Любовь и шпионаж» с хорошей музыкой Максима Дунаевского, с отличными работами Ларисы Долиной и Дмитрия Харатьяна. Не попал в конкурс даже выдающийся спектакль «Обыкновенное чудо» с роскошной - новой! - музыкой Геннадия Гладкова и в чрезвычайно интересной постановке Ивана Поповски.
Вместо этого нам предлагают спектакль, который допущен в конкурс только потому, что, как говорят, с его режиссером дружит одна из авторитетных критикесс.
Это называется: приехали!
Валерий Кичин (блог автора)
«Российская газета», , 14.04.2011
.
