С Борисом Резником, корреспондентом «Известий» по Дальнему Востоку, в традиционной встрече «на четверге» участвовали не только журналисты нашей газеты, но и более пятидесяти читателей, заочно, разумеется. Спрашивали обо всем - о действенности выступлений журналиста, откуда и как берутся факты для острых статей, о его семье и увлечениях в свободное время...
И похлеще нас были витии...
Б. Резник, 1999 г. |
(function(w, d, n, s, t) { w[n] = w[n] || []; w[n].push(function() { Ya.Context.AdvManager.render({ blockId: "R-A-127969-6", renderTo: "yandex_rtb_R-A-127969-6", async: true }); }); t = d.getElementsByTagName("script")[0]; s = d.createElement("script"); s.type = "text/javascript"; s.src = "//an.yandex.ru/system/context.js"; s.async = true; t.parentNode.insertBefore(s, t); })(this, this.document, "yandexContextAsyncCallbacks");
|
- Проблема эта не новая. Если вспомнить, более века назад еще Некрасов писал с неизбывной тоской:
И похлеще нас были витии,
Да не сделали пользы пером.
Дураков не уменьшим в России,
Лишь на умных тоску наведем.
То, что мы через сотню лет после Некрасова назвали борьбой за действенность газетных выступлений, нынче можно определить двумя подходами. Первый - это умалчивание. Газеты выступают, а чиновники как бы и не замечают этих выступлений. Второй подход - когда начинается имитация принятия мер, а на самом деле все остается по-прежнему. И можно через некоторое время по этому же поводу писать новый материал с теми же действующими лицами.
Такова данность нашего времени, к сожалению.
Ну а в принципе я могу сегодня вспомнить из своей журналистской практики немало примеров по-настоящему серьезной действенности.
Году где-то в 85-м я бился за одного человека - Андрея Васильевича Шобея. Он сам с Западной Украины. Привез сюда четыре мешка семечек, заработанных честно в колхозе и выданных ему в виде натуроплаты. Его задержали как спекулянта в Хабаровске, куда он приехал продать их, семечки он сдал в потребкооперацию, после чего отпустили. А потом все-таки посадили аж на четыре года! Дело подняли из архива, когда милиции не хватило «хороших» показателей по борьбе со спекуляцией. Поехали два наших опера на Украину, Шобея привезли сюда и без всяких свидетелей, без выяснения сути дела взяли и упрятали в тюрьму. Два года он просидел, потом его освободили на «химию» «за хорошее поведение». Обратился ко мне.
Я написал сначала статью «Такие семечки». Потом - «Еще раз про семечки». Потом - «Совсем не про семечки». Всего было пять публикаций. Битва была страшная. Сначала мы добились отмены приговора по самому Шобею. Его освободили. Потом полностью реабилитировали. За беззаконие освободили от работы заместителя прокурора края, заместителя председателя краевого суда, многих сотрудников милиции. Закончилась эта эпопея решением пленума Верховного суда СССР, которое называлось так: «Об изменении судебной практики по уголовным делам, связанным с реализацией натурпродукции, заработанной в совхозах и колхозах».
По этому решению из мест лишения свободы, по данным Минюста того времени, было освобождено 6786 человек. Все те, кто сидел за заработанные яблоки, семечки, арбузы и т.д.
Могу вспомнить и такой пример, когда по статье, опубликованной в «Известиях», сняли министра обороны СССР. Этот факт остался малоизвестным.
Август 1991 года. Путч. Из Минобороны - от министра Язова и тогдашнего начальника генерального штаба Моисеева в военные округа рассылаются директивы войскам, разумеется, совершенно секретные.
И вот в одну из ночей после моего выступления по радио с осуждением путча приходит Некто в погонах. Конечно, у меня коленки подогнулись, подумал, что пришли уже забирать... Но это оказался шифровальщик из штаба округа.
Он сказал: «Борис Львович, я слушал вас по радио, и я хочу демократии российской быть полезным. Давайте встретимся в семь утра в детском парке у левой крайней скамейки. Я принесу документы».
У меня возникли, естественно, большие сомнения: вдруг провокация? А потом подумал: а что им провокацию устраивать, могли бы и просто меня прищучить где угодно.
Короче, я пошел в парк. И тот человек передал мне совершенно секретные материалы. И я по открытой связи, по факсу тотчас же перегнал их в штаб-квартиру Движения демократических реформ, которое тогда возглавляли Шеварднадзе, Яковлев и другие. И в «Известия», разумеется.
Когда путч был подавлен, министром обороны назначают... Михаила Алексеевича Моисеева. Он, помните, был в числе тех, кто встречал в Москве Горбачева из Фороса, и президент прямо у трапа самолета задал ему вопрос: «Ты какие-нибудь бумаги подписывал?». «Нет!» - ответил Моисеев, поскольку был уверен, что нигде ничего не сохранилось и на местах был выполнен приказ «по прочтении — уничтожить».
Мне звонят из редакции: «Ты уверен, что это подлинные документы, не провокация?». Я говорю - уверен! И тогда газета «Известия» вышла с шапкой на первой полосе «Кто есть ху» (знаменитая фраза Михаила Сергеевича). И подзаголовок был такой - «Еще вчера генерал армии Моисеев поддерживал ГКЧП, а сегодня он министр обороны?». Дали мою врезку, где я рассказал, как получил эти документы. А вторая страница газеты состояла сплошь из публикаций секретных документов, директив.
На следующий день выходит указ президента о снятии только что назначенного министра обороны с работы.
Ну вот это, по-моему, тоже пример действенности.
И последнее, о чем бы я хотел рассказать, касается серии публикаций, которая называлась «Мафия в море». Мы попытались с японскими журналистами из газеты «Хоккайдо сим-бун» как бы исследовать с двух сторон эту проблему: почему два миллиарда долларов страна наша теряет ежегодно из-за браконьерской поставки морепродуктов в Японию и другие страны? Материал, по-моему, получился довольно убедительный.
Контрольным управлением президента была создана специальная бригада, в которую вошло около сотни человек. Они спецрейсом вылетели на Дальний Восток. Возглавлял комиссию Путин, теперешний руководитель ФСБ (тогда он был начальником Контрольного управления при президенте России). Факты, как они обычно пишут в своих официальных бумагах, подтвердились. Решение же было такое - освободить от занимаемой должности коллегию по рыболовству во главе с министром.
Казалось бы, такая действенность должна внушать оптимизм и журналисту, и газете. Но... Если бы хоть в малой степени в этой сфере что-нибудь изменилось! К сожалению, как воровали, так и воруют. Уже другие, новые чиновники.
- А что можете сказать о нашумевшем деле «о трех патронах»?
- Ну, это вообще довольно необычная история. Но очень характерная в том плане, чем же наши правоохранительные органы интересуются особо, что их заботит?
Вы помните, что в материале шла речь, как в одной семье от деда остались где-то три патрона. И как по надуманным причинам арестовали женщину - юриста, продержали трое суток в следственном изоляторе, при этом милицейские работники вели себя крайне нагло.
Я написал об этом беспределе и о том, насколько низка квалификация людей, вершащих людские судьбы. Написал, что только после вмешательства собкора «Известий» из мест заключения были освобождены 38 человек.
И что вы думаете? После этого являются ко мне сотрудники краевой прокуратуры и говорят: «Мы имеем личное поручение генерального прокурора Юрия Ильича Скуратова проверить все дела тех, кто освобожден по вашему вмешательству. С именами, датами и т.д.».
Мне пришлось поднимать все мои досье. Выложить все папки с публикациями - когда, кто, где, по каким поводам был незаконно осужден и освобожден.
А когда зарылся в это дело, то оказалось, что таких освобожденных - не 38, а аж 56.
Я им предлагаю: «Давайте я вам дам еще дополнительные сведения». «Чур-чур», - замахали проверяющие руками и отказались что-либо брать.
Так вот, сегодня уже идет четвертый месяц, как прокуратура края, ее ведущий отдел по особо важным преступлениям занимаются тем, что отписываются - строчат бумаги в Генеральную прокуратуру по поводу того, что все факты подтвердились. Вместо того, чтобы расследовать какие-то серьезные преступления.
Это тоже к вопросу о действенности.
Мы не можем пожаловаться, наверно, что нас не читают самые высокие чиновники. Но читают то, что хотят прочитать, а не то, на что надо бы обратить свое внимание.
Например, у меня тьма вопросов по боевым вертолетам, которые совершенно незаконно переместили через границу коммерческие структуры с подачи вороватых генералов. Из боевого строя, штатные вертолеты оказались вдруг в Северной Корее.
Пока от прокуратуры никаких ответов нет. Я хочу поблагодарить представителя президента К.М. Евтушенко, который направил со своими сопроводительными письмами эту статью из «ТОЗа» и «Известий» и попросил, чтобы наша Главная военная прокуратура и Генеральная прокуратура приняли меры.
- Несколько читателей задали вопрос о Цое. «Против него, - уточняет один из них, - было возбуждено четыре уголовных дела по вашим выступлениям. И каков же результат?».
- Уголовных, дел не по Цою, а по фирмам, связанным с Цоем, было не четыре, а свыше десятка. И правовая палитра в них очень широкая - мошенничество, подделка документов, хищения в особо крупных размерах, незаконное перемещение валюты через границу, незаконное, насильственное удержание человека и т.д. и т.д.
Так вот, ни одно дело не доведено до логического конца! Хотя все факты, о которых мы писали, никто не может опровергнуть.
Завершая тему, я хочу сказать вот что. В принципе, это наше российское изобретение - борьба за действенность выступлений прессы. Во всем мире существует порядок: если журналист написал о чем-то очень серьезном - сама по себе идет на это и острая реакция. Если журналист не прав, на него подают в суд. Он должен доказать свою правоту. А у нас - все наоборот. Во власть сегодня устремляется криминал. Для чего? Для того, чтобы укрепить свою обороноспособность, чтобы защититься от закона. И это нонсенс, наша российская беда, когда становятся неприкасаемыми начальники вместе с должностью, вместе с депутатским статусом и т.д.
Поперек собственных убеждений? Никогда!
- Выходит, можно согласиться с выводом одного из читателей, который, указав на низкий КПД критических материалов не только в «Известиях», но и в других газетах, подвергает сомнению в целом независимость четвертой власти как таковой?
- Я так не думаю. Конечно, произошел серьезный передел собственности во многих изданиях. Сегодня нет независимых средств массовой информации. Все, вроде бы, куплены, перекуплены, кому-то принадлежат. Но я для себя четко решил, что если мне предложат написать хотя бы одну заметку поперек себя, наступая на горло своим убеждениям, я этого делать не буду, я просто распрощаюсь с изданием.
Происходит очень тяжелый процесс, многие «известинцы» ушли, газета стала другой, что заметили наши читатели и задают вопросы. Но меня греет то, что это по-прежнему газета известных мастеров - Плутника, Васинского, Бовина, Кондрашова, Стуруа и еще других журналистов, которые пришли давно в «Известия» и сделали этой газете имя.
- Неужели вам никогда не приходилось сталкиваться с тем, когда, готовя какой-то материал, вам до зарезу нужна информация, а ее вам могут предоставить, но только за деньги? Не секрет, что рынок коснулся и этой сферы.
- Никогда! Мне все дают даром, прекрасно понимая, что я по-другому воспитан, да и средств таких нет, чтобы покупать информацию.
Чтобы был красивый газон, надо стричь его лет триста
- Тогда интересно узнать, как попадают к вам факты для разоблачительных материалов?
- Когда одного англичанина спросили, как ему удается так аккуратно возле особняка стричь травку, он заметил: «Этим надо заниматься минимум триста лет».
Я думаю, что надо прожить минимум тридцать лет в этом крае и добиться доверия у людей, которые работают в разных ведомствах, в том числе в тех, которые у нас называются хитрым словом «спецслужбы». И у которых есть совесть, которые не хотят мириться с тем, что сегодня происходит. Которые бьются лбом в стену, пробивают ее, а там - соседняя камера.
И вот такие люди очень часто приходят на помощь.
Ну, скажем, последняя история, «шпионская», о которой я писал. Засекретили ее донельзя. Информации - ноль. Ознакомиться с делом можно было только по специальному допуску. Заседание трибунала закрытое.
Я очень хотел попасть на заседание суда. Не могу! Везде получаю отказ. Тогда я сделал запрос в ФСБ: «Скажите, какие госсекреты я выдам и нанесу какой ущерб родному Отечеству, если предам гласности материалы этого уголовного дела?». Попросил, в соответствии с законом о СМИ в такой-то срок дать мне ответ. Такой же запрос сделал военному прокурору, председателю военного суда.
ФСБ мне ответила, что материал не желательно публиковать, т.к. ожидается приезд председателя Госсовета КНР в Москву. Он о нас может плохо подумать. Ничего себе! Воруют секретное оборудование, а мы еще должны молчать в тряпочку. Логики, естественно, никакой. А суд и прокуратура сослались на то, что «засекретили» дело потому, что «засекретит» ФСБ. Словом, замкнутый круг.
В день суда я прихожу туда и говорю председателю: «Я бы хотел на этом процессе присутствовать. Никаких законных основании закрывать процесс у вас нет». В общем, меня допустили.
И знаете, что меня удивило больше всего? В клетке сидели Николаев, бывший наш разведчик, майор, он же китайский шпион, который организовал передачу секретных блоков с «Сухого», и два китайских связника, тоже разведчики.
Расконвоированными были еще четверо. В том числе прапорщик, который, по сути, «оставил на земле» вместе со своим другом - старшим сержантом - целый летный полк. И вот эти люди, нанесшие колоссальный ущерб стране - в миллионы долларов, - просидев по 1,5-2 месяца, сейчас расконвоированы, ходят преспокойно домой обедать, спать, а сам полк расформировали. В то же время ко мне на днях обратились родители нескольких парней, которые стянули аккумулятор с машины, совершили такое впервые в жизни и сидят в СИЗО. Как видите, очень даже «индивидуальные» подходы к преступникам у наших правоохранителей.
- Ну хорошо, вы собрали информацию или вам ее принесли, не важно как. Но ведь прежде, чем садиться писать, надо все факты досконально проверить?
- Это уже проще. Когда у меня информация, что называется, на руках, я сажусь и пишу запрос в прокуратуру, что у меня есть такие-то и такие-то факты. Как правило, спрашивают: где их взял? Скажем, по тому же делу об убийстве Киселя. Мне дали довольно подробную информацию по нему. Но поскольку состав следственной бригады был очень ограничен, то после моего запроса, естественно, стали искать, откуда пошла «утечка». Я это в корне присек. Сказал, если вы посмеете искать эти источники, а не заниматься делом, будет публикация уже о действиях Прокуратуры.
Мы сейчас находим взаимопонимание с краевой прокуратурой. Но бывали случаи, когда меня таскали и на допросы. Признаюсь: немного горжусь теми что, ни одна попытка (а таковых было великое множество!) привлечь меня к уголовной ответственности за так называемую «клевету» (только Цой на меня подавал 14 заявлений) не увенчалась успехом. И я за всю свою долгую жизнь в журналистике не проиграл ни одного судебного дела моим оппонентам.
В «загашнике» у меня всегда есть фактура, которую порой очень хочется выложить на газетную страницу, но я ее специально придерживаю, потому что знаю, что надо будет драться.
- Судя по всему, к вам обращаются за помощью многие люди. Наивно полагать, что за каждым звонком стоит материал для «Известий», Как вы поступаете в таких случаях?
- Как журналист старой школы, я стараюсь практически никому не отказывать, хотя не всегда это получается. А звонят действительно многие, часто по поводам, которые как бы находятся за пределами газетной полосы. Старики звонят - нет воды, тепла и электричества и т.п.
Что делаю? Приходится звонить в инстанции. Мне редко отказывают. У меня есть список дежурных администраций, различных диспетчерских, социальных служб и т.д. Обычно спрашиваю: «Можете помочь?». Помогают. Мне неловко, что помогают они, а люди благодарят меня.
Обратная сторона медали этого та, что многие привыкают к такой помощи. У меня есть одна старушка, которая чуть что сразу звонит мне как в диспетчерскую. И я несу этот крест, считаю, что это издержки нашей профессии, от которых никуда не денешься.
В СИЗО появились попечители
- Наверно, у вас существует какая-то общественная приемная, чтобы справиться с потоком писем, звонков, отнимающих массу времени?
- Никакой общественной приемной нет. Правда, сейчас довольно часто я «перевожу стрелки» на нашу дочернюю газету «Хабаровские известия». Это когда пишут или звонят по какому-то локальному вопросу. Им, как говорится, и карты в руки. Но когда дело идет о серьезных вещах, тут уж разбираюсь сам, даже если за этим и не последует публикация. Узнаю, например, такой факт. Рабочий с мебельной фабрики, укравший 1,5 кубометра обрезных досок, сидит два года без суда в СИЗО № 1. Пишет повсюду челобитные, на которые никто не реагирует... Суд не находит времени рассмотреть его пустячное дело, за которое он и без того понес уже чрезмерное наказание.
Другой написал мне письмо. Он работал грузчиком на станции Бира, и когда однажды выгружали китайские конфеты, он дочке на день рождения, поскольку не платили зарплату, взял ящик - около 5 кг карамели. Его арестовали. Следственных действий при этом никаких не было.
Он пишет мне: «Товарищ Резник, я вас очень прошу, пообещайте транспортной милиции, что я никогда больше не буду воровать, чтобы меня отпустили под подписку о невыезде. У меня больное сердце, уже было три приступа».
Я пошел в Хабаровскую транспортную прокуратуру. Говорю: «Вы что творите? Вы ведь вообще держите его незаконно». Подписали бумажку об освобождении. Я звоню обрадованный в следственный изолятор, а мне говорят: «Борис Львович, так он умер ночью от сердечного приступа»...
Когда я серьезно влез в СИЗО-1, выяснились страшные вещи. Там три тысячи человек находится, из которых добрую половину надо давным-давно отпустить подобру-поздорову, за сущие пустяки сидят, а бандиты гуляют на свободе.
На днях создан попечительский совет при СИЗО-1, мне предложили его возглавить. Мы выработали три направления работы. Первое - права человека. Сидят, как я уже сказал, очень многие люди незаконно. Числятся они как бы за судами, но суд когда еще состоится! Бывает, что человек попадает под статью на 1,5 года, а сидит уже два. Вопиющее беззаконие! Вот мы и хотим выявить всех подобных. В эту группу включим прокурорских, судейских работников, кого-то из адвокатуры. Журналистов привлечем. Каждый человек должен быть выслушан, попасть под общественный пригляд.
Второе направление. Не секрет, что в СИЗО бушуют дикие болезни. Причем не хватает уже туберкулезных камер. Нет лекарств, чтобы лечить. Я договорился с гендиректором ЗАО «Али» Новрузом Мамедовым - он обещал профинансировать закупку первой партии лекарств. Потом будем собирать деньги и постоянно вести эту работу.
И третье направление. Задержанных кормят на сущие копейки. Даже если бы это были уже осужденные, общество не должно отворачиваться от них. Поэтому мы договорились с другим известным предпринимателем Михаилом Зубащенко, чтобы он поддержал СИЗО мукой, вермишелью, жирами. Валерий Коновалов, руководитель «Интуриста», решил помочь мебелью, постельным бельем, посудой. Начальник «Дальспецстроя» Юрий Хризман выделил 12 тонн цемента, 10 тонн извести для ремонта камер. Мы решили подписать СИЗО на местные и центральные газеты, чтобы в каждой камере хотя бы было по экземпляру. Сделаем радиоточки. В общем, планы обширные.
- Эта помощь планируется только СИЗО-1?
- Пока да. Хотя была идея сделать краевой попечительский совет. Но в крае столько колоний, СИЗО, а камеры временного содержания вообще при каждом отделе милиции имеются. Боюсь, что на всех силенок наших просто пока не хватит.
Тем не менее, я глубоко убежден, что лишенные свободы и тяжелобольные дети - это те две категории, которым помощь общества сейчас нужна в первую очередь.
- Ну раз уже вы сами упомянули больных детей, то вспомним о благотворительном фонде «Надежда», тоже вами возглавляемом. В одном из интервью вы рассказывали о серьезных проблемах в его работе.
- Мы существуем с 91-го года. Если коротко, то за 8 лет на средства фонда было куплено оборудования, лекарств для детских медицинских учреждений более, чем на четыре млн. долларов. Из них два миллиона долларов мы собрали внутри страны.
Но что меня тревожит? Медицинские работники все время приходят и просят: купите это, то, пятое, десятое. При этом очень плохо используют уже закупленное нами оборудование.
Купили им, например, уникальный аппарат за границей для родовспоможения. Установили его. Поинтересовался как-то: как работает аппарат? Выясняется, что на нем сделали всего... одну операцию. Обнаружился, говорят, какой-то брак. И никто пальцем не пошевелил при этом! Вызвали фирмача, неисправность устранили. Снова интересуюсь: как дела? И выясняю, что роддом там почти пустой, операций не делают.
В общем, все это очень обидно. В нашем фонде работают энтузиасты, не получая за это ни единой копейки. Тратят много времени и сил, чтобы помочь больным детям. Многие медики нас разочаровывают своим равнодушием, нежеланием использовать, даже когда им предоставляется такая возможность, современные технологии, аппаратуру для лечения.
Мы вступаем в конфликтные отношения с крайздравом. Становимся очень избирательны, когда принимаем решения о выделении средств на какую-то закупку.
Хотя есть и хорошие примеры. В прошлом году купили за границей аппаратуру для диагностики детей с пониженным слухом. Великолепный аппарат - он работает, приносит реальную пользу. И это радует.
Будем, конечно, проводить новые акции, поскольку денег у фонда осталось не так уж и много. Правда, еще не определились, когда и в какие сроки. Но фонд свертывать свою деятельность не собирается до тех пор, пока в нем есть великая нужда и надежда на него тяжелобольных детей.
Шаг вперед, два — назад
- Борис Львович, по всему видно, вы человек общественный. Благотворительный фонд, попечительский совет и многое другое - это чисто конкретная помощь. Но давайте поговорим на темы несколько отвлеченные, политические. Как, например, вы относитесь к импичменту П.Д. Филиппова?
- Отношусь, как к политическим играм, дурно пахнущим, отвлекающим общественное внимание от насущных проблем жизни людей.
Я не считаю Павла Дмитриевича как бы лучшим мэром всех времен и народов. Критически, воспринимаю, естественно, его деятельность. Бывает обидно, когда издаваемые им распоряжения, постановления отменяются затем судом как противоправные. Мэр, как и губернатор, должен соотносить каждый свой шаг в обязательном порядке с действующими законами. Его надо поправлять всем обществом, направлять, это, кстати, забота и прессы.
В принципе, он должен понести какую-то ответственность за допущенные ошибки. Но начинать сейчас игры в импичмент - просто глупость. Он избран народом на определенный срок и, по-моему, должен доработать в этой должности до конца. Быть может, ошибка состоит в том, что его избрали. Но это был свободный выбор людей, тех, кто за него голосовал, таких оказалось большинство хабаровчан. Так что выбор надо и уважать, и подчиняться ему.
- Недавно промелькнуло сообщение - один из губернаторов выдвинул идею назначения глав администраций регионов. Что выборы-де в России - крайне тяжелый случай и лучше их не проводить. Что вы скажете по этому поводу?
- Мое отношение - крайне отрицательное. Считаю, что выборы есть одно из реальных завоеваний нашей демократии, которую с большой, конечно, натяжкой можно назвать демократией, если судить по тому, что в нашей стране происходит сегодня. Тем не менее завоеваний серьезных, я считаю, у нас есть два. Первое — мы можем писать, что хотим. И второе — плохо ли, хорошо ли, по технологиям каким-то несовершенным проходят выборы, но они проходят, и это свободное волеизъявление людей. Да и, простите меня, а кто назначать-то будет губернаторов, мэров?
- Ну как кто? Президент, премьер, по согласованию с Думой, Советом Федерации.
- А почему Дума, Совет должны определять судьбу территорий? Это совсем неправильный подход.
- Но разговор-то ведется о чем. Вот наша дума краевая, она готовит кандидатуру кандидата на должность губернатора, затем согласовывает ее с президентом, председателем правительства...
- А вам не кажется, что это будет два шага назад? Почти по Ленину?
- Тогда такой вопрос. Ваш прогноз по кампании вокруг фигуры Березовского? Чем дело закончится?
- Я думаю, что оно ничем не закончится. Это возня, опять-таки политическая. Думаю, что Борис Абрамович останется олигархом. От политики ему давно надо было отойти самому, нечего ему там делать. А насчет того, что готовится его арест, прочитал в какой-то газете - по-моему, это полный блеф. У нас еще ни одного серьезного денежного человека никто не арестовал. Особенно много знающего. Олигархи копили не только богатства, они копили главным образом информацию, ту, что называют компроматом. Кто, когда и что выдаст? Этого все боятся. Это круговая порука. Это паханство самое настоящее...
- Говорят, что вы будете баллотироваться в этом году в Государственную думу?
- Кто-то упорно распускает эти слухи. Причем так, как о уже принятом мною решении... Я это уже проходил, когда совершенно неожиданно меня выдвинули кандидатом в народные депутаты СССР. Не приехать на то собрание я не мог. И когда увидел битком набитый зал людей, многие из которых помнили мои публикации, в своих выступлениях возлагали на меня надежды, дал согласие. Тогда, вы помните, у всех была большая вера в изменения в стране. В четыре тура шли выборы. На первых я шел с большим отрывом от Литвинова. Потом прошел второй, третий тур голосования, где я опять победил. И на последнем этапе вдруг Литвинов меня обошел на пустячное количество голосов. Мне звонили, говорили о нарушениях закона на отдельных участках, можно было что-то оспаривать. Но я ничего оспаривать не стал.
И после этого каждые выборы, как только начиналось выдвижение кандидатов, у меня раздавались звонки с разных предприятий, просто от хабаровчан с предложением выдвинуться. Я отказывался. Теперь подобные предложения возобновились. Никакого решения я пока не принял.
И тогда моя жена сказала: «Как хочешь, а в спальню я их не пущу»
- Ну, домыслов, естественно, хватает вокруг вашей личности. Наверно, поэтому многие звонившие нам перед этой встречей выражали искреннее беспокойство за вас, просили передать, чтоб вы как-то поостереглись от мести «героев» ваших разоблачений.
- Да, интересный поворот... Вы знаете, что меня однажды «заказали»? Был такой человек, фамилию называть не буду, он уже мертв. Он вышел незаконно из тюрьмы, что стоило ему, как я выяснил потом, сто миллионов «старых» рублей. Еще сидя в камере, он решил расправиться со мной. Ко мне тогда прибежали люди, сообщили о «заказе».
Руководители правоохранительных органов решили, что меня надо охранять. Я, наивно полагая, что пришлют двух-трех мальчиков в гражданском, дал согласие. И представляете мою реакцию, когда через десять минут в корпункте раздается звонок и вламываются в масках, бронежилетах, с автоматами дюжина молодцов, а несколько машин устанавливается под окнами. Потом, если кто-то приходил ко мне, звонил в дверь, меня - в сторону, открывают дверь, при этом автомат упирался в грудь посетителя. Красивая картинка?!
Дома у каждого окна дежурило по омоновцу. Моя теща, Вера Федоровна, пекла блинчики, варила сосиски ребятам. В общем, и смех, и грех с домашними. Правда, жена тогда сказала: «Как хочешь, а в спальню я их не пущу». Так что в спальне было единственное окно, где не было омоновца. Неделю я все это терпел, а потом попросил начальников: будь что будет, снимайте охрану...
- А угрозы есть?
- Угрозы поступают перманентно. Когда напишешь какую-нибудь острую статью, часто бывают. Я даже храню пленку с матюгами, угрозами. Записывает автоответчик. Это стало уже неотъемлемой, привычной частью профессиональной жизни.
- Раз уж о настроении, самочувствии зашла речь, то расскажите немного о себе, личной жизни, что душу греет, какие искушения бывают, как любите отдыхать?
- Насчет отдыха говорить, тяжело, я 12 лет не был вообще в отпуске. Не знаю, что это такое. И не потому, что мне не хочется отдохнуть, а, наверное, я плохой организатор, не могу оставить газету без какой-то информации. Когда я куда-то уезжаю, на неделю даже, мне кажется, что что-то случится, а меня нет на месте, нехорошо это.
Моя жена Лена, которая работала всю жизнь в газетах, то в Учительской газете», то была собкором «Советской кой культуры», «Московских новостей», в связи с кризисом в СМИ плюнула на все и зарабатывает теперь на семейную жизнь в туристическом агентстве. Дочь моя Ксения - 31 марта ей будет 20 лет -учится на третьем курсе педуниверситета, изучает японский, английский. С нами живет мама жены - Вера Федоровна, которая держит на себе весь дом.
Дачник, рыбак и охотник - я так себе, хотя в одном из сел на Амуре мы имеем деревенский маленький домик и земельный участок. Сначала я было загорелся, а потом понял: не мое это - копаться в земле. Укрепился в этой мысли особенно после одного случая. Поскольку копать залежи нашей дачи лопатой было невозможно, я у деда-соседа взял мотоблок и, как говорится, все потеряв, кроме чести, когда мне его врубили, ходил за ним исправно до обеда. После чего меня шатало и водило из стороны в сторону. И когда теща, пораженная моим трудовым энтузиазмом, преподнесла мне рюмку, мне пришлось, как Лебедеву в кино (помните, алкаша играл?) приближать ее, родимую, полотенцем. Дня три-четыре я не мог после этого вообще писать, руки тряслись, как у больного. Так что субботу и воскресенье я предпочитаю проводить на корпункте, где, как правило, в выходные мало звонков, и можно заняться работой.
- А дома над вами не смеются по этому поводу?
- Ну как вам сказать? Жена время от времени спрашивает: «Зачем тебе это все нужно? Сколько портишь крови всякими разоблачениями. Денег тебе это не приносит, зато неприятностей - выше головы».
Что ж, видно такая наша журналистская доля...
Подготовила Нина Римшина,
«Тихоокеанская звезда», № 38, 26.02.99.
---------
см. также из архива 1999 г. Да не судимы будем...