Алексей Махинов

Почему нас постоянно топит Амур, грозит ли реке экологическая катастрофа, отчего случился Бурейский оползень, когда и где упал метеорит в Ванино и даже где стоял Ачанский городок Хабарова – на все эти вопросы знает ответ доктор географических наук Алексей Махинов. Он – гидролог, геоморфолог, геоэколог, заместитель директора по науке Института водных и экологических проблем ДВО РАН, председатель Хабаровского краевого отделения Русского географического общества. Одиннадцатого апреля ученому исполнится 70 лет.

В канун юбилея Алексей Махинов нашел возможность (а работает он даже по выходным!) встретиться с нашим корреспондентом, рассказать о своем жизненном и научном пути, об открытиях и достижениях.

– Алексей Николаевич, в 1975 году вы окончили Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова (МГУ) и приехали работать на Дальний Восток. И почти полвека занимаетесь гидрологией, геоморфологией в крае. Почему ваш выбор пал на далекий от Москвы Хабаровск?

– Тогда в СССР была система распределения выпускников – молодых специалистов по всей стране. Я с отличием окончил университет и имел право выбора из тех предложений, которые мне озвучили на комиссии. Их было четыре. Это Эльбрусская учебно-научная база МГУ на Северном Кавказе по исследованию экзогенных природных процессов, в Чите – геологическое управление, во Владивостоке – Тихоокеанский институт географии и в Хабаровске – комплексный научно-исследовательский институт Дальневосточного научного центра АН СССР (ныне Институт водных и экологических проблем – обособленное подразделение ХФИЦ ДВО РАН).

При желании можно было найти и другие организации, и я даже серьезно рассматривал возможность работать в одном из геологических управлений в центральной части нашей страны. К тому же я писал курсовую работу по моренам – ледниковым отложениям разного возраста (эта тема меня одно время очень увлекла) и думал: вот бы их раздраконить.

Но получилось так, что в университет из Хабаровска приехал заведующий новой лабораторией комплексного НИИ Александр Васильевич Поздняков (мы сейчас в его кабинете находимся) – набирать сотрудников. Он пришел на кафедру геоморфологии, на которой я учился, там мы и познакомились. Я загорелся новыми исследованиями на Дальнем Востоке и согласился поехать в Хабаровск.

– А о регионе, куда вы ехали работать, вы уже что-то знали?

– Да, еще будучи студентом, в 1973 и 1974 году я участвовал в Колымской экспедиции МГУ – это была производственная практика. Мы искали… россыпи золота. У нас была методика поисков, разработанная профессором С.С. Воскресенским, по которой находили то, что было пропущено магаданскими геологами.

Мы восстанавливали и отмечали на картах фрагменты древних долин, в которых могли бы сохраниться россыпи золота, потом давали предложения – где надо пробурить скважины, чтобы найти этот металл.

Так что север Дальнего Востока я знал не понаслышке. А вот юг – из рассказов отца, он здесь служил и участвовал в Советско-японской войне 1945 года.

– Почему география стала вашей профессией?

– Отец у меня был лесоводом и частенько брал меня в лес – знаменитый сосновый бор, расположенный в самом центре Воронежской области. Мы с ним и жуков считали, и деревья измеряли, и о природе разговаривали. Мне это было интересно. И в старших классах я уже решил поступать только на географический факультет и только в МГУ…

В Воронежской области, где я вырос, есть река Битюг. После 9-го класса, летом, я решил составить карту этого участка – нашего лесничества. И вот проехал вдоль всей реки на велосипеде, сделал глазомерную съемку, начертил схему. Это было мое самое первое географическое исследование.

В пойме реки изучал также озера. Придумал свою классификацию их по степени зарастания растительностью. А еще увлекался астрономией и думал, что рельеф планет можно изучать в телескоп. Я и сейчас до сих пор интересуюсь событиями в космосе.

В детстве мы сами построили телескоп. Сначала с ребятами написали письмо на Ленинградский оптико-механический завод (ЛОМО), чтобы нам прислали хотя бы бракованную линзу. Но нам не ответили. И тогда мы сами смастерили рефрактор, смотрели спутники Юпитера, фазы Венеры, кольцевые горы на Луне. Хотя наш телескоп был даже слабее бинокля. Потом занимался наблюдением метеоров. Я описал их более двух тысяч – наносил на звездную карту путь полета и делал краткое описание каждого метеора (скорость, цвет, яркость), составил каталог.

Прочитал все книги и статьи про наш Сихотэ-Алинский метеорит, но, к сожалению, на месте воронок так и не удалось пока побывать. У меня есть желание найти другие! К примеру, метеорит в районе Ванино. У него даже кратер известен…

– Вы были участником экспедиции по поиску Ачанского городка Ерофея Хабарова. Что там удалось выяснить и почему до сих пор ученые так и не пришли к однозначному выводу?

– Меня всегда интересовала история. Достал я отписку Хабарова 1652 года, внимательно читал, как он шел от Албазина, от верховьев вниз по Амуру, прикидывал скорость реки и их маршрут.

Читаю в отписке, что они прошли высокий утес – это Малмыж. Потом еще плыли несколько дней и 29 сентября 1651 года «наплыли улус на левой стороне…» Я смотрю по карте – да это же село Нижние Халбы! Это место и похоже на Албазино, там есть вал, крутой склон, овраг, но все уже заросло и заплыло. Там надо копать, но пока этим не заинтересовались.

А ученый секретарь Приамурского филиала Географического общества СССР Андрей Александрович Степанов в 70-х годах попал под впечатление наших местных писателей и считал, что все события проходили у мыса Кадачан, в районе озера Болонь. В селе Ачан даже установили камень с надписью: «Отряду землепроходцев Ерофея Хабарова, стоявшему в Ачане. 1651–1652 гг.». Но это было не здесь.

– В 2018 году вы первым из ученых высадились на берегу реки Буреи, где сошел оползень. Долгое время изучали это явление и даже получили награду от Минобороны РФ – «Участнику ликвидации последствий чрезвычайной ситуации на реке Бурея». Так что там случилось?

– Это классический оползень (тот, который рисуют в учебниках). Он свалился и полз по дну реки. А энергии было столько, что по инерции достиг противоположного склона, вытеснил гигантское количество воды и со дна реки, как лопатой, выгреб гальку, выбросил ее далеко в тайгу. А по времени это событие продолжалось всего несколько десятков секунд!

Образовалась высокая волна цунами, которая поднялась по долине притока, расположенного на противоположной стороне водохранилища реки Средний Сандар, на четыре километра и вернулась, перехлестнув оползень.

Строение этого оползня и его последствия изучали не только хабаровские ученые: мы работали вместе со специалистами по динамической геологии из МГУ им. М.В. Ломоносова, с известным исследователем цунами из Новосибирска и с наиболее авторитетным экспертом по оползневым и обвальным процессам геологом-сейсмологом Александром Стромом…

– Какие еще открытия в науке вы сделали? Что нового узнали о регионе?

– О больших открытиях говорить не скромно. У меня больше ста публикаций в научных журналах, поэтому, можно считать, что сто открытий есть…

Одно из первых и специфичных: как формируются педименты – основания склонов (а в геоморфологии как раз об этом спорят уже почти сто пятьдесят лет). В своей кандидатской диссертации я пришел к выводу (перекопал уйму шурфов!), что образуются такие площадки путем отступания склона и одновременного его выполаживания.

В докторской – рассмотрел последствия аккумуляции отложений в реках, и оказалось, что формирование поймы, бичевников (наклонные площадки вдоль русел рек) и перераспределение стока воды по рукавам тесно связаны с процессами отложений. Чем интенсивнее их аккумуляция, тем ярче все выражено.

– Вас можно назвать главным специалистом по Амуру?

– Такого четкого деления в науке не существует. Просто Амур – это мой главный объект исследования.

– В прошлом году в Хабаровске по инициативе губернатора состоялся межрегиональный форум «Амур – река жизни». Михаил Дегтярев предложил в рамках нацпроекта «Экология» в федеральный проект «Чистая вода» включить и Амур (сейчас там лишь река Волга и озеро Байкал). В крае сегодня нормативно очищается только 5% сточных вод, а 50% попадают в естественную среду практически без всякой обработки. Что сегодня требуется для спасения реки?

– Амуру много чего требуется, но экологическая ситуация на реке стала лучше. Хотя вот когда я приехал в Хабаровск в 1975 году, мы воду пили прямо из реки – неочищенную и на институтском судне использовали ее для приготовления пищи.

– Прямо как губернатор Сибири Николай Муравьев, который в 1854 году, поздравляя отряд первого сплава с предстоящим походом, зачерпнул кубок амурской воды и выпил за их здоровье.

– Да. Но в 90-е годы Китай очень сильно загрязнял Амур. А после аварии на химическом заводе в Цзилине в 2005 году они всерьез занялись экологией.

В институте постоянный мониторинг качества воды не ведется, поскольку для этого имеются соответствующие структуры. Мы проводим научные исследования: выясняем, какие химические вещества есть в Амуре, как и откуда они туда попадают, сколько их переносится. Меня больше интересуют наносы в реке – частички ила, песок, гравий, которые река переносит. Это они, накапливаясь в русле, влияют на его изменение и строение поймы.

Вот, к примеру, возьмем скорость накопления отложений. Они оседают в русле и на пойме. В Хабаровске наносов переносится водой намного больше, чем в Комсомольске-на-Амуре. Поэтому ежегодно Амур на этом участке поднимается на 1,5–2 миллиметра и становится выше.

– Но это же так мало!

– А за сто лет это 10 сантиметров, а за тысячу лет – целый метр. Процесс этот идет уже 5–6 тысяч лет. В далекие времена Амур был ниже (не глубже) по уровню воды на 6 метров! Получается, он на своих отложениях поднялся вверх.

Через тысячу лет уровень воды поднимется еще на 1 метр. Если у Хабаровска максимальный был 808 сантиметров (2013 год), то через тысячу лет может быть 908 сантиметров при таком же количестве воды в реке.

– Почему последнее время Амур стал полноводным и нас постоянно топит? С чем это связано?

– У меня вышли научно-популярные публикации в журналах «Природа» и «Наука и жизнь». И там я подробно рассказал о наиболее крупных наводнениях на Амуре и отчего они происходят. Оказывается, водность рек постоянно изменяется, что установлено во многих районах мира.

И ГЭС тут абсолютно ни при чем. С 1896 (начало наблюдений) по 1972 год (перекрытие русла Зеи) никаких ГЭС у нас не было, а пики водности на Амуре были! Просто они теперь стали амплитуднее. А за счет чего? Возможно, за счет климатических изменений.

А еще у нас перекрыта глухой насыпью пойма в районе железнодорожного моста через Амур. И получилось, что у Хабаровска на реке образовалось узкое горлышко: насыпь сдерживает воду у города, повышая уровень во время высоких наводнений на 70–80 сантиметров.

Мы посчитали, с 1896 года на Амуре было пять периодов высокой водности и четыре низкой. Но эти периоды – не синусоида. Амур питается в основном дождями, и много или мало будет воды в Амуре – зависит от количества осадков. Они приходят с Тихого океана. А откуда там они?

Есть такое природное явление Эль-Ниньо: когда с южного полушария Тихого океана в северное выбрасываются теплые воды, именно тогда активизируются циклоны, приходящие в бассейн Амура и приносящие много воды.

– В этом году чего ждать от Амура?

– Все большие наводнения определяются дождями – серией циклонов, а придут они в этом году или нет – никто заранее сказать не может. Вот поэтому и нельзя предсказать – будет наводнение, к примеру, в этом году или нет. Этого не могут сказать ни в Европе, ни в Китае, нигде в мире.

Но период высокой водности, продолжающийся с 2009 года, на Амуре заканчивается. Наступает время, когда большой воды на Амуре не будет. Хотя низкие уровни летом тоже не очень хороши для природы и жителей Приамурья.

Записал Константин Пронякин,

«Приамурские ведомости», №13