В. Ларин

По мнению автора, понятия «Азиатско-Тихоокеанский регион» и «Тихоокеанская Россия» не являются чисто географическими, а имеют в большей степени геополитические и геоэкономические очертания. В этом толковании АТР включает в себя страны Восточной Азии, выходящие «лицом» на Тихий океан (от Китая и Японии на севере до Индонезии и Сингапура на юге), а также США, Австралию, Новую Зеландию и Индию, которые сегодня имеют с этим регионов особые связи и питают к нему особый интерес. Тихоокеанская Россия – территории нашей страны к востоку от озера Байкал (Дальний Восток и Забайкалье), тяготеющие к Тихому океану.

Российскому политическому, экспертному и научному сообществу доказывать и объяснять роль и значение Азиатско-Тихоокеанского региона или Восточной Азии в современном мире нет необходимости. В то же время актуальность полнокровного присутствия России в этом регионе очевидна не для всех. Ещё сложнее дело обстоит с восприятием Тихоокеанской России, о миссии которой существуют полярные мнения. Одни отводят ей роль спасителя отечества, другие считают обузой на пути приобщения российского государства к европейскому цивилизованному миру. Не удивительно, что реакция на действия, предпринимаемые в последние годы руководством страны по развитию Дальнего Востока и «интеграции России в Азиатско-Тихоокеанский регион», различна: от верноподданнического восторга до жесткой, хотя и осторожной критики.

Мотивы, которыми руководствовались лидеры государства, принимая решения по Дальнему Востоку и политике России в АТР, обозначены достаточно чётко. Они вытекают из их понимания национальных интересов и  угроз безопасности России и представлений о будущем мира и российского государства. При этом очевидно, что нынешнее решение Москвы об укреплении тихоокеанского вектора российской внешней политики и развитии Тихоокеанской России – вполне осознанный и продуманный ход, который вполне укладывается в традиционную российскую систему культурных ценностей и мировых координат и отражает незавершенность процесса самоидентификации России и россиян.

Главных причин, которые заставляют сомневаться в успехе затеянного предприятия, две. Первая – ракурс восприятия российским обществом и государством Восточной Азии и собственной азиатской периферии. Вторая – отношение к России в Восточной и Юго-Восточной Азии, той самой, которая определяет будущее Азиатско-Тихоокеанского региона и всего мира. Сегодня речь пойдет о первой из этих проблем.

Тенденции

Строя и предлагая руководству страны планы интеграции России в Восточную Азию и АТР, российское экспертное сообщество нередко опирается на спорные посылки и выводы, выдавая желаемое за действительное. Самая первая из таких спорных посылок – представление об интеграции стран Азиатско-Тихоокеанского региона как едином и всеобщем процессе, в котором и России обязательно найдется местечко, прежде всего по причине её богатого и столь нужного региону ресурсного потенциала.

Но в реальности нет ни общерегиональной интеграции, ни ковровой дорожки, расстеленной для России.

Идеи азиатско-тихоокеанской интеграции, действительно, выдвигаются и активно обсуждаются, в том числе через создание единых транспортных и энергетических сетей. Но реальная интеграция идёт сегодня лишь по линии соглашений о свободной торговле (На сегодняшний день в мире подписано около 150 соглашений о свободной торговле. Япония имеет такие соглашения с АСЕАН, Сингапуром, Мексикой, Чили, Малайзией; Южная Корея – с АСЕАН, США, Чили, Сингапуром; Китай – с АСЕАН, Гонконгом и Макао. В последнее время активно обсуждается вопрос о заключении подобного соглашения между КНР, Японией и Южной Кореей.), к заключению которых пока не готовы ни Россия, ни её восточные соседи. И в обозримом будущем российские шансы на «интеграционную смычку» со странами Северо-Восточной Азии и АСЕАН, особенно при сохранении нынешних подходов к региону, мизерны.

Стихийные интеграционные процессы на региональном уровне происходили в последние полтора десятилетия в приграничных районах России и Китая. Однако эти процессы скорее пугают, чем вдохновляют центральную власть. Последние действия российского правительства – прессинг против китайских торговцев и рабочих, российских челноков и «помогаек» – скорее разрушают, чем укрепляют эти пусть не идеальные, но реально существующие интеграционные модели.

Более того, России пока не может добиться заметных успехов во взаимодействии со странами региона. Наибольший прогресс достигнут в отношениях с Китаем, но только благодаря активности и настойчивости самого Китая, которому нужны сегодня дружественная Россия, её сырьё и поддержка в мировой политике. Несмотря на долгие разговоры, так и не сформирована стратегия России в Восточной Азии в целом, основы ее политики в отношении ключевых стран региона. Все строится спонтанно, зачастую на ощупь, отталкиваясь от благих желаний, смутных представлений и каких-то личных симпатий и интересов.

Главная причина всех неудач России на Востоке – это отсутствие в государстве критической интеллектуальной массы для подготовки, принятия и – самое главное – реализации адекватных политических, социальных и экономических решений в отношении как всего Азиатско-Тихоокеанского региона, так и восточных районов России. Кроме того, столичная бюрократия в массе своей лично не заинтересована в укреплении восточного вектора российской политики.

Традиционная и естественная западная (европейская) ориентация российской политической и экономической элиты (и не только московской, но и местной, дальневосточной) усугубляется (а в части и определяется) незнанием, непониманием и неприятием реалий конфуцианского Востока. Сегмент академического сообщества России, ориентированный на изучение современной Восточной Азии, столь мал, что не может оказывать заметного влияния ни на формирование и принятие политических решений в отношении этого региона, ни на восприятие его населением страны.

Незнание и непонимание реалий далеких от Москвы окраин, как Дальнего Востока, так и Восточной Азии в целом, но осознание необходимости каких-то действий влекут за собой принятие популистских решений¸ которые стоят России времени, денег и репутации. Такое реагирование оборачивается непоследовательной и противоречивой энергетической политикой на Востоке, которую зарубежные эксперты оценивают как «контрпродуктивную», углубляющую недоверие к Москве в странах Азии и «только разрушающую более важные геостратегические цели России».

Аналогичным образом решаются ключевые проблемы восточных районов России. Наконец-то осознав, что депопуляция Дальнего Востока является угрозой безопасности государства, правительство включило его южные районы в Программу переселения соотечественников из-за рубежа. Однако переселенческая программа провалилась, и прежде всего потому, что «интересы государства и иммигрантов при выборе мест нового вселения кардинально расходятся».

Наконец, последний, но важный симптом: в Концепции национальной безопасности России 2009 г. Азиатско-Тихоокеанский регион вообще не упоминается. Единственное исключение – обстановка на Корейском полуострове как один из тревожных факторов мировой политики. Нет угроз – нет и проблем? Однако все главные внешние угрозы национальной безопасности России, упомянутые в документе (политически нестабильные территории, дисбаланс в энергетических возможностях и потребностях, распространение ядерного оружия, терроризм, трансграничная организованная преступность), легко обнаруживаются и в Восточной Азии.

Все это ещё раз подтверждает наблюдения некоторых зарубежных экспертов, что основой для принятия политических решений об активизации политики России на Востоке, сближения с Китаем и Индией стали не идеи евразийства или стремление стать частью Азии, а новый виток конфликта с Западом, стремление установить с ним равноправные отношения и сохранить особое место России в мире.

Чрезмерный европейский крен во внешней и внутренней политике России может обернуться для нее рядом неблагоприятных последствий, главное из которых – большая вероятность опоздать на Евразийский поезд, который уже набирает скорость и устремляется в будущее. Хотя бы потому, что творцы этой политики не могут чётко определить, в каком направлении и с какой скоростью идёт этот поезд. Опоздание грозит консервацией периферийного статуса Тихоокеанской России и дальнейшим пребыванием её на окраине как европейского, так и азиатского экономического и культурно-цивилизационного пространств.

При этом ситуация в последние годы не улучшается. Решение Совета безопасности РФ об ускоренном развитии Дальнего Востока – чисто технократическое и не означает принципиального изменения отношения политической и экономической элит страны, так и основной массы населения к Восточной Азии в целом и к ее российской составляющей, в частности. Более того, европейски ориентированное и консервативное общественное мнение России не поспевает за стремительными переменами, которые демонстрирует сегодня Восточная Азия. Самый яркий и уже хрестоматийный пример – это кардинальное изменение облика Китая, за которым стоят многочисленные новые нюансы в мировоззрении, психологии и политике руководства страны. Япония, на которую привыкли смотреть как на эталон постоянства и стабильности, меняет и свое глобальное политическое позиционирование, и подходы к стратегии обеспечения национальной безопасности. Огромный демографический и экономический потенциал Юго-Восточной Азии и Индии в России также практически оставлен без внимания.

Вызовы и угрозы

В разных сферах жизни АТР формируется несколько критических областей напряженности, которые способны взорвать мир. Отметим только те, что лежат вблизи российских границ.

Первая область – финансово-экономическая. Бурный экономический рост уже превратил Восточную Азию в один из главных мировых центров (наряду с США и Европейским союзом) производства, распределения и потребления, главного держателя золотовалютных ресурсов, мирового инвестора. Стабильность мировой финансовой системы во многом определяется поведением Пекина. Как Азия распорядится этим ресурсом, учитывая её непростые отношения с Европой?

Вторая область – цивилизационная. Существует серьезное противоречие между выборами глобализации и стремлением государств и народов к сохранению национальной идентичности. Проявлениями этого противоречия становятся рост государственного национализма (Китай, Япония, Южная Корея), экстремизма во внешней политике (КНДР), внутреннего сепаратизма (Китай, страны ЮВА).

Третья сфера – военно-технологическая: нарастание военных потенциалов до критической отметки, чреватой взрывом. Пять стран региона (Россия, КНР, США, Индия, КНДР) уже обладают ядерным оружием. Ещё три (Япония, Южная Корея, Тайвань) способны обзавестись им в любой момент. Все стремятся к преимуществам, которые дают высокие технологии в военной области. Необъявленная война идёт за контроль над информационным пространством.

Четвертая сфера – экологическая. Нагрузка на природную среду со стороны быстро развивающихся экономик растёт с каждым годом.

Пятая сфера – техногенная. Последствия реализации крупных или опасных технических проектов не всегда поддаются просчетам, как и результаты человеческих ошибок, неблагоприятного стечения обстоятельств или конъюнктурных политических решений.

Шестая сфера – геополитическая. Борьба держав и военных союзов за лидерство и сферы влияния в регионе продолжается. Антикоммунизм, торговый меркантилизм, этнокультурный шовинизм не ушли со сцены, а лишь обрядились в современные одежды.

Каждая из этих сфер «накрывает» Тихоокеанскую Россию. И в большинстве случаев Россия выглядит не более как пассивный участник процесса, имеет минимальные возможности влиять на формирование политического ландшафта и экономическое развитие Восточной Азии. Причиной тому не только её слабое экономическое присутствие в регионе, чему есть вполне объективные основания. Есть и основания более фундаментальные: европейская цивилизационно-культурная «самость», образ, унаследованный от советской внешней политики, неуверенные, а порой и неуклюжие шаги в сфере азиатской политики.

России есть и ещё долго будет игроком второго, если не третьего эшелона в азиатско-тихоокеанских делах. Вырабатывая собственную политику, она вынуждена будет принимать во внимание интересы и комбинации региональных лидеров: Китая, США, Японии, стран АСЕАН.

В то же время вблизи тихоокеанских границ России вызревает целый комплекс угроз её интересам и её безопасности. Отмечу некоторые.

1. Критический уровень зависимости – технологической, сырьевой, продовольственной – от отдельных стран и крупных транснациональных компаний.

Сегодня Россия заимствует технологии уже не у Японии или Южной Кореи, а у Китая, который сам не так давно приобрел их на Западе. Для Тихоокеанской России это чревато не только усилением ее технологического отставания, технической зависимости и отсталой экономической структуры, но и неспособностью (в силу технологической отсталости) подключаться к экономической кооперации стран региона, невостребованностью и оттоком интеллектуальных ресурсов как в европейскую часть России, так и за пределы страны. Следствием такого отставания будет дальнейший рост дисбаланса в социально-экономическом и культурном развитии приграничных территорий России и КНР, и уже не в пользу России.

Растущий интерес стран Восточной Азии к сибирским ресурсам также вызывает немалые опасения. Более всего тревожат игры, которые ведут на энергетическом поле правительства и крупные компании России и стран региона, их намерение использовать эти ресурсы «в интересах народов России и всего мира», как провозглашает новая концепция стратегии развития Дальнего Востока, и, вполне возможно, в ущерб населению самого региона.

Опасность чрезмерной зависимости России от энергетического рынка КНР уже не раз обсуждалась в научных и политических кругах и повлекла за собой решение Правительства РФ о конечной точке маршрута нефте- и газопроводов. Но угроза такой зависимости пока не устранена. Список ключевых проектов сотрудничества, приложенный к подписанной в октябре 2009 г. в Пекине Программе сотрудничества между регионами Дальнего Востока и Восточной Сибири и Северо-Востока КНР на 2009 - 2018 годы, ещё более усиливает эти опасения. России отводится роль добытчика сырья и его первичной переработки, китайской – доведение его до кондиции, нужной потребителю. Помимо этого, на российской стороне не упоминается ни один объект, который можно было бы отнести к области высоких технологий.

Усиление позиций иностранного капитала в экономике региона грозит потерей контроля над частью национального богатства (исходя из существующей чиновничьей практики выдачи лицензий на его использование), ростом коррупции и разложением госаппарата, созданием новых экологических проблем.

2. Рост военного потенциала и модернизация вооруженных сил стран Восточной Азии.

Китай, как показал военный парад по случаю 60-летия КНР, активно модернизирует свои вооруженные силы. Хотя некоторые военные эксперты достаточно скептически оценивают возможности оборонно-промышленного комплекса КНР, однако эйфория руководства страны от «достижений в военной области» может существенно повлиять на внешнеполитические воззрения китайской политической элиты и её подходы к решению международных проблем.

Япония восстановила Министерство обороны, активно обсуждает вопрос об использовании вооруженных сил за пределами страны и строит свою систему противоракетной обороны (что в России тревожит, пожалуй, только МИД и военных) и по-прежнему рассматривает Россию в качестве вероятного противника.

США создают систему ПРО на Аляске, проводят совместные с Японией испытания противоракет и держат внушительные вооруженные силы не так далеко от российских берегов.

Пхеньян готовится к проведению третьего испытания ядерного заряда, продолжает запуски ракет среднего и дальнего радиуса действия, модернизирует инфраструктуру для этих испытаний.

Южная Корея и Тайвань закупают новые виды американского оружия.

Последствия для России многомерны.

Первая – утрата практически единственного аргумента, который предъявлял миру Советский Союз, позиционируя себя как Тихоокеанскую державу. Изменение военного паритета не в пользу России, её неспособность самостоятельно противостоять военным угрозам на Востоке порождают чувство собственной уязвимости, стремление к восстановлению баланса сил, наращиванию военного бюджета (в ущерб гражданскому) и поиску сильных союзников. И хотя вероятность военно-политических угроз России со стороны Тихого океана сегодня весьма мала, российская политическая и военная элита ощущает морально-психологический дискомфорт своей беспомощности, «страх остаться один на один с Китаем и Японией» и отсутствие веры в собственный экономический, культурный и политический потенциал в этом многонаселенном, динамичном и культурно далеком регионе» (Rozman Gilbert. Japan – China Relations in the Russian Shadow // Japan’s Relations with China. Ed. by Lam Peng Er. London and N.Y.: Routledge, 2006). Всё это – опасный синдром, который является мощным стимулом к предприятию каких-то, возможно даже не вполне адекватных ситуации, действий.

Вторая – нарастание напряжённости у границ России вследствие возможного обострения отношений между её соседями. Самым серьезным вызовом для Москвы будет её позиция в случае обострения конфликта вокруг Тайваня.

Третья – угрозы территориальной целостности страны, обусловленные потенциально возможными попытками будущих лидеров соседних государств решить спорные территориальные вопросы с помощью силы.

3. «Азиатизация» Азии.

Проявляется, с одной стороны, в усилении государствами региона акцента на традиционных национальных культурных ценностях в своей внутренней и внешней политике, с другой – в стремлении укрепления их позиций в мире, с третьей – в их борьбе с ценностями западной (американской) политической и массовой культуры. Во всех случаях Россия остается пассивным наблюдателем и её ожидают:

- «Культурная экспансия» с Востока. Китай уже сегодня достаточно умело навязывает российскому политическому руководству своё видение будущего мира, политическую терминологию, модель двусторонних отношений. В настоящее время Пекин прилагает титанические усилия по созданию благоприятного имиджа страны по всему Земному шару. Россия пока не в состоянии противопоставить адекватную политику по сохранению и распространению собственной национальной культуры.

- Территориальные претензии на основе роста национализма и реваншизма в странах Восточной Азии. Острые отношения, чреватые политическими и вооруженными конфликтами складываются между самими странами региона (преимущественно вокруг спорных островов и нефтеносного шельфа), но и к России у них есть претензии, как открытые (Япония), так и «отложенные».

- «Азиатский сепаратизм». Один из возможных путей его проявления в Тихоокеанской России – демографическая экспансия стран Востока через создание национально-культурных автономий. В обозримом будущем при дальнейшем сокращении численности славянского населения региона это может произойти. Второй канал – рост этнического самосознания представителей коренных народов Дальнего Востока, осознание их причастности к «великой общности азиатских культур», на которой могут играть эмиссары из соседних государств.

К этому перечню следует добавить те общемировые и региональные угрозы, которые у всех на слуху и которые не могут не затрагивать Россию: глобальное изменение климата и деградация окружающей среды, распространение оружия массового поражения, международный терроризм и организованная преступность (особенно – крупномасштабная контрабанда), неконтролируемая миграция и массовые эпидемии.

Нынешняя российская система обеспечения безопасности к восприятию и парированию этих угроз не готова. По мнению Д.Тренина, нынешние российские системы борьбы с угрозами рассчитаны не на новые угрозы в международных отношениях, а на те, которые существовали в 90-е годы и до этого.

При этом если комплекс угроз безопасности России с западного и южного направлений Москвой, в целом, воспринимается и осознается (адекватно или нет – это вопрос отдельный), то из всего «букета» угроз с Востока воспринимается только одна – перспектива потери контроля над Дальним Востоком с последующей утратой этой территории.

Непреодолимым пока барьером к осознанию угроз России на Востоке, реальной внутренней угрозой интересам и безопасности России в АТР остается сохранение европоцентризма в мышлении россиян в целом и в политике российского правительства, в частности. Эта угроза проявляется как в хронической недооценке значимости АТР и Восточной Азии для судьбы России, так и в приверженности большей части политической и деловой элит страны идее колониальной эксплуатации ресурсов Сибири и Дальнего Востока, в восприятии этих территорий как колониальной периферии, как сегмента европейского административного пространства, призванного служить интересам метрополии.

Следствием таких взглядов является перманентное игнорирование нужд и интересов населения Тихоокеанской России, которое остро ощущается в этом регионе и может иметь для него самые катастрофические последствия: дальнейший отток населения, утрату чувств патриотизма и привязанности к родине, аполитичность, космополитизм и моральную деградацию оставшихся.

Совокупность внутренних и внешних факторов создаёт серьезные предпосылки для вымывания Дальнего Востока из общероссийского культурного пространства и, по большому счету, – угрозу общероссийской идентичности, осознанию жителями региона принадлежности к общему историческому и культурному пространству, объединенному в понятии «Россия». В последнее десятилетие прежде твердая уверенность жителей Дальнего Востока в своей российской идентичности подвергается всё большему давлению извне (как со стороны зарубежья, так и собственной столицы) и внутренней эрозии изнутри.

Главная угроза общероссийской идентичности на Дальнем Востоке – её инфраструктурная оторванность, которая в последние 18 лет значительно усилилась. Отчуждение от европейской прародины усиливается ощущением своей ненужности и заброшенности, что вызывает чувства недовольства и озлобленности. Крайне опасный синдром: почти половина жителей Приамурья и Приморья считает, что главные угрозы интересам России в Восточной Азии представляют не рост мощи Китая, конфликт на Корейском полуострове или спор с Японией из-за Курильских островов, а неправильная политика Москвы и отношение центра к Дальнему Востоку.

Точечными действиями, такими как введение льготных билетов для молодежи и пенсионеров, это проблему не решить, тем более что заявления и реальные действия правительства, направленные на развитие региона, раз за разом дезавуируются решениями, которые, может и являются малозначимыми с точки зрения Большой Политики Государства, но для жителей региона имеют качественно иное значение и оказывают серьезное воздействие на их сознание и последующие решения. Примерами служат действия правительства против ввоза в Россию праворульных машин, перманентный рост таможенных пошлин на японские подержанные автомобили, а также борьба против «челночного» бизнеса, который кормит немалую часть населения приграничных с Китаем районов. Теоретически правильные и обоснованные, эти меры были предприняты в пору экономического кризиса, оставили без работы сотни тысяч жителей Дальнего Востока и не сопровождались созидательными действиями, чтобы компенсировать этим гражданам России потерю источника их существования.

В первом случае интересы дальневосточников принесены в жертву российскому автопрому. Во втором – крупным торговым компаниям. В обоих случаях экономические обоснования принятых решений – если таковые и существовали – общественности представлены не были. Их социальные, политические, психологические последствия, в том числе авторитет власти, если и рассматривались, то были сочтены не заслуживающими внимания.

В то же время, значительное укрепление и развитие экономических и гуманитарных связей Тихоокеанской России с приграничными территориями КНР, Японии, Южной Кореи ведут к более активному восприятию дальневосточниками их экономической, политической, деловой и бытовой культуры.

Происходит абсолютное и относительное сокращение численности той части населения Дальнего Востока, которая идентифицирует себя как россияне. Они не только уезжают – при малейшей к тому возможности – на историческую родину. Они едут работать в Китай, Корею, Японию, они всё чаще покупают квартиры в Китае и переезжают туда на постоянное жительство. За пределы региона в массовом порядке выезжает наиболее образованная и динамичная часть молодежи.

Общероссийской идентичности на Дальнем Востоке угрожает не только численное сокращение, но и внутренняя эрозия и качественная деградация. Ухудшается качество трудоспособной группы населения за счёт исхода молодых, квалифицированных, работоспособных и притока малоквалифицированных мигрантов, возникает реальная угроза национальному генофонду Тихоокеанской России. На высоком уровне находятся молодёжная смертность и травматизм (авто-травматизм), происходит интеллектуальная деградация молодежи (падение качества образования, агрессивное давление суррогатной культуры). Введение ЕГЭ еще более усилит отток талантливой молодежи из региона.

Второй серьёзной внутренней угрозой интеграции России в АТР является гигантизм замыслов и неумение сочетать их с решением массы менее заметных, но не менее значимых вопросов, используя весь ресурс немногочисленных возможностей для самоутверждения в регионе.

Внешним проявлением европоцентризма в российской политике является её формальное участие в интеграционных структурах АТР, и то только на высшем уровне. Уже на уровне комитетов АТЭС России не видать.

Требуют серьёного анализа вызовы и риски, обусловленные будущей привязкой российского энергетического сектора к Восточной Азии, куда Россия планирует поставлять до 30% своих энергоресурсов. Есть три реальных потребителя российских нефти и газа: Китай, Япония и Южная Корея. Сегодня они соревнуются между собой. Завтра могут объединиться и выставить единые условия. Общность их экономических интересов куда сильнее, чем существующие политические и исторические разногласия.

Шансы

Как бы ни формулировались сегодня цели и задачи России в Азиатско-Тихоокеанском регионе, они объективно должны быть нацелены на решение трех задач:

1. Обеспечить достойную жизнь населению тихоокеанского побережья России.

2. Гарантировать защиту национальных интересов и национальной безопасности государства на его восточных рубежах.

3. Сформировать пути и механизмы использования огромного экономического и политического потенциала АТР для нужд и интересов развития России.

Ясность и очевидность этих задач не свидетельствует о простоте их исполнения. Во-первых, ни одно государство в мире не имеет достаточных средств и возможностей, чтобы разом решить все три. Во-вторых, уже расстановка приоритетов требует мужественного и ответственного политического решения, которое неизбежно бросит вызов замшелым догмам и стереотипам. Самая большая опасность в том, чтобы в борьбе за «великие», но совсем не бесспорные «идеалы России» не были принесены в жертву интересы нескольких миллионов россиян, проживающих на её восточных рубежах. Не меньшие усилия потребуются для определения, утверждения и декларации целей, принципов и ориентиров российской политики на Тихом океане, убеждения многочисленных скептиков в безошибочности этой политики. Наконец, необходима разработка долговременной стратегии России на Востоке, как на собственной территории, так и за её пределами.

Нынешняя активизация восточной политики России, как и все предыдущие, обоснована геополитическими и военно-стратегическими соображениями, и это уже само по себе несёт угрозу её планам и замыслам. Хлипкий научный фундамент и отсутствие научного сопровождения этой политики – опасность не менее серьезная. «Специалистов» по Восточной Азии и лихих экспертов, готовых за оговоренные суммы, либо просто ради саморекламы сделать любые прогнозы и сочинить любые программы, развелось немало. Однако проектирование трудной, но неизбежной для России дороги на Восток, требует фундаментальных знаний и глубокого понимания региона, постоянного мониторинга и прогноза сложного комплекса вызовов и угроз, проблем и противоречий. Без этого не будет ни эффективного взаимодействия России со странами АТР, ни реального изменения положения и статуса её тихоокеанских окраин. Учитывать и прогнозировать должно и предстоит очень многое, от общих путей социально-культурной эволюции современного мира и традиций азиатской дипломатии до менталитета российского чиновника и бизнесмена.

Сложность решения этих проблем не только в их комплексности, многоплановости, колоссальной роли субъективного фактора, но и в ускоренной динамике процессов, происходящих в регионе. Это та сфера, где, в идеале, фундаментальная наука питает практику, а практика буквально повседневно обогащает науку. Накопленный опыт реального, а не декларативного обеспечения безопасности требует понимать, предвидеть и оперативно реагировать на малейшую смену, подвижку векторов мирового научно-технического прогресса (как в военной, так и в экономической, информационной или иных областях), колебания в уровне двусторонних и многосторонних отношений в регионе, изменение обстановки в конфликтных зонах (таких как территориальные споры, Корейский полуостров, КНР–Тайвань) и конфликтных ситуаций. Особая сфера – как бы скептически не относились к ней многие политики и «эксперты» Европейской России – роль и место тихоокеанского побережья в системе экономических, военно-политических и прочих координат самой России и её азиатских соседей.

Для решения всех этих грандиозных задач существующих в России научного потенциала и материальной базы (прежде всего информационной) абсолютно недостаточно. Исправить положение можно только посредством ряда принципиальных и решительных действий.

Во-первых, принятия на высшем уровне политического решения, направленного на развитие академического и практического востоковедения в России, аналогичного тому, что было принято на рубеже 60-70-х годов ХХ в., в период советско-китайского противостояния.

Во-вторых, создания системы научного сопровождения международных отношений и обеспечения безопасности в Восточной Азии. Её составляющими должны стать:

1. Специальные меры по поддержке и развитию ведущих востоковедных учреждений России, как академических, так и университетских;

2. Создание Института международных отношений и проблем безопасности АТР в системе ДВО РАН во Владивостоке;

3. Поддержка инициатив и создание благоприятных условий для развития существующих и возникновения новых востоковедческих исследовательских центров на базе академических учреждений и вузов на приграничных территориях Дальнего Востока (Хабаровск, Благовещенск, Биробиджан, Южно-Сахалинск);

4. Материальная и идеологическая поддержка постоянно действующих интеллектуальных площадок для обсуждения актуальных проблем региона с участием специалистов из европейской и Тихоокеанской России и стран АТР;

5. Развитие системы подготовки и повышения квалификации кадров в этих областях.

В-третьих, необходим постоянный и тесный диалог власти с наукой, постановка задач и использование научно выверенных и обоснованных решений по вопросам формирования внешней и региональной политики и обеспечения безопасности.

Перед российской наукой стоит задача даже более сложная, чем выжить в эпоху реформ или не отстать от передовой мировой науки. Эта задача – убедить российскую власть в необходимости изменить философию и идеологию освоения сибирских и дальневосточных территорий. Заставить её отказаться от взгляда на эти территории как на колонию, а на ее население – как на инструмент для решения каких-то государственных или частных вопросов. Убедить в том, что стратегию развития производительных сил Тихоокеанской России нужно заместить стратегией развития ее человеческого потенциала.

Виктор Ларин,

«Труд»- Владивосток, ДВ-РОСС, 23.11.09.