Хабаровский художник, мастер меховых картин Николай Акишкин в шестьдесят лет решил сменить деятельность. Взял самоотвод с председателей Хабаровской краевой общественной организации Союза художников России, которой бессменно руководил с 1994 года, и уехал за вдохновением. На дачу. Теперь разводит пчел и рыбачит на Тунгуске. Здесь он вынашивает революцию в искусстве, а для этого ему нужен новый природный материал…

 

Как стать мастером?

 

Семья Акишкиных приехала на Дальний Восток после войны, в 1946 году, из Горьковской области.

 

Н. Акишкин

— Батя мой единоличником был и в колхоз идти не хотел, пошел плотником в город, его поймали и отправили вместе с матерью, Екатериной Михайловной, на поселение, на север, — вспоминает рассказы родных Николай Сергеевич. — Прибыли они по железной дороге в дремучий край и узнали, что есть здесь золотой рудник, где люди живут и зарабатывают деньги. И пошли на прииск «Октябрьский», что в Зейском районе Амурской области, а это от станции еще 90 километров - по марям и болотам. Осели и стали трудиться…

 

Такая настойчивость и целеустремленность передалась потом от родителей и к сыну. Родился Николай Акишкин на прииске «Октябрьский» в 1949 году. А как пошел в сельскую школу, стал рисовать: старательно и упорно.

 

— Все предметы мне давались с трудом. А по пению у меня вообще всегда двойки были. Отец, Сергей Иванович, тогда работал на прииске шлиховщиком, а до этого еще на финской воевал (1939-1940), фронтовик, блокадник был; так вот, успел он закончить лишь один класс церковно-приходской школы, но меня заставлял учиться, а за двойки даже порол ремнем, - говорит Николай Акишкин.

 

Он так наловчился рисовать, что решил поступать после школы в Благовещенское педучилище, на худграф. Но сдал непрофилирующие экзамены еле-еле на тройки. «И то меня взяли, потому что среди девчонок я один был», — рассказывает Акишкин. С пятерками окончил первый курс и перевелся в Хабаровск, в пединститут.

 

— У меня по живописи в институте были отличные оценки, но если бы я пошел традиционным путем, как многие мои однокурсники, то обрек бы себя на неизвестного художника, — говорит Акишкин. — Я теперь иногда на противоположной стороне своих картин забываю подписать фамилию, отправляю на выставку, и референт в Союзе художников РФ в Москве мои картины сразу узнает. Никто такие картины не делает. Поэтому в столице мои работы не потеряются, если не подписанные - все знают, что это из Хабаровска, Акишкина.

 

Шкурный интерес

 

Он утверждает, что прирожденный охотник - охотничий билет ему выписали в 16 лет. А декан на худграфе, когда в начале учебного года всех студентов отправляли на картошку, командировал его в лес, на охоту, за чучелами для наглядных пособий факультету, там он освоил и таксидермию. Учителей по выделке и обработке шкур у Акишкина не было.

 

Меховой ковер с костяными подвесками

Свои эксперименты со шкурами он ведет с 1972 года, с тех пор, как закончил художественно-графический факультет педагогического института в Хабаровске. Именно на преддипломной работе он пошел на конфликт с преподавателем и вместо традиционных изделий из шкур зверей (сумок, халатов, ковриков) сшил картину в раме…

 

На худграфе ХГПИ, 1972 г.

— Мои картины путают всегда с искусством национальных художников Нижнего Амура — нанайцев, ульчей, негидальцев, которые тоже работают по коже и меху, — объясняет Акишкин. — Но у них они плоские. А я нашел свой стиль, абстрактные формы. Стиль этот словами не объяснишь. Я стал буквально «резать» пространство - стал заворачивать мех в картины, делать его объемным, «живым», в рамы заправлять, стал соединять мех с костью, с деревом, с металлом.

 

Русское равнодушие

 

— Главное, за что мне обидно, так это за то, что за десять лет Дальневосточный художественный музей купил у хабаровских художников лишь пару картин по самой низкой цене. А китайцы в Харбине скупили (на 2 млн руб.!) большинство наших картин на выставке, когда мы там впервые выставились в 2006 году, в год России в Китае, — констатирует Акишкин.

 

Осенью пять китайских художников приезжают в Хабаровск, в Новокаменку на пленэр (живописная техника при естественном свете и в естественных условиях). Они будут жить на базе Хабаровской краевой организации Союза художников РФ. Далее художники двух стран сделают отчетную выставку в Хабаровске, потом поедут с ней в Харбин. Это будет своеобразный отчет двух творческих союзов о дружбе и взаимопомощи. И это притом, что китайцев наши художники приглашают за свой счет, скидываются, кто сколько может денег дать, а министерство культуры края ни в чем им не помогает. У них вечно средств на культуру нет…

 

— В Китае, к примеру, художники, окончившие Пекинский институт искусств при университете Цинхуа или Пекинскую академию традиционной живописи, едут по распределению в города Китая, получают там сразу квартиру, мастерскую, краски и холсты, и всё бесплатно. Единственное условие — художники должны участвовать один раз в год во Всепекинской международной выставке, — рассказывает Николай Акишкин.

Н. Акишкин

 

— У нас к художникам и к их творчеству относятся наплевательски, а за границей на них чуть ли не молятся, — продолжает Акишкин. — Был же у нас случай, когда в 1993 году из Японии приехали бизнесмены и устроили выставку нашему мастеру пастели, декану художественно-графического факультета пединститута Евгению Фентисову. Персональная выставка проходила в японском городе Томиоко префектуры Гумма, куда пригласили и мастера. От избытка чувств в Японии он и умер…

 

— Или другой пример. Был в Хабаровске художник-график, который нарисовал на одном холсте всех губернаторов, начиная с Муравьева-Амурского и заканчивая… Ишаевым (было это еще в бытность его губернаторства). И решил продать эту картину краевому правительству. Губернатор посмотрел и сказал примерно следующее: «Все эти губернаторы владели Дальним Востоком, а я только краем». И отказался покупать этот холст. А оказалось, что художник-то был провидец, — говорит Николай Акишкин.

 

Сейчас в Хабаровском союзе насчитывается 95 художников, это меньше чем в Якутии, где их 100, и во Владивостоке — 120. Раньше по десять человек в год в Союз художников вступало, а теперь от силы по одному. Все меньше и меньше творческой молодежи. Губернаторскую стипендию молодым художникам (до 35 лет) некому давать.

 

Клюет

 

Представьте картину: под раскидистой грушей, которая дает тень на весь двор, за длинным дощатым столом сидит Николай Акишкин в пятнистом охотничьем комбинезоне и рассматривает диковинные черепа. Прямо как барон Мюнхгаузен. Да тут у него и не дача, а целый анатомический музей.

Н. Акишкин

 

— Это череп енота, — показывает нам небольшой белесый костяной слепок. — А рядом — голова медведя, точнее, то, что от нее осталось. И не узнаешь. Посмотрите, как плотно и точно подогнаны кости, ни один мастер так не повторит.

 

Задумал, было, Акишкин заняться костепластикой, но когда увидел работу природы, решил не соревноваться с ней. «Все равно так не сделаешь!» — по-доброму позавидовал мастер, откладывая черепушки. И возникла у него новая идея, для которой даже мялка уже есть. А мялка — это такие большие деревянные щипцы, между которыми шкуру мнут для мягкости.

 

— Картины из рыбьей кожи буду делать, — уточняет Николай Акишкин, у которого уже горят глаза взяться за дело. — Такого в мире еще никто не шил. Многие делали халаты, сумки из рыбьей кожи, а вот настенные полотна, да с вывертом — это нечто новое в прикладном искусстве.

 

У него уже есть шесть рецептов обработки рыбьих шкур. Теперь надо садиться за эксперименты.

 

— Моя профессия объединяет сразу несколько специальностей: скорняжника, дубильщика, портного. Все картины я шью на руках. Но мастерство, конечно, заключается в выделке шкуры, чтобы она была мягкая, податливая, долго хранилась и «жила». Но теперь мне нужна рыбья кожа, поэтому беру удочку и иду на речку…

 

Константин Пронякин

Фото Сергея Балбашова

«Хабаровский Экспресс», № 36.

--------

 

Байка от Акишкина

 

Историю фотографии под названием «Дикий поцелуй» Акишкин рассказывает всем, кто впервые бывает у него на даче и видит этот ужас. Однажды в Новокаменку он привез подраненную дикую гусыню, которую нашел на охоте. Назвал ее Дуня, и стал выхаживать.

 

Птица была сурова нравом, с первых дней поселилась в собачьей будке, выгнав оттуда хозяина — рыжую лайку Бека. Каждый день рыла яму под забором, но не сбежать хотела, а погонять дворовых собак, которые стояли с утра под изгородью, учуяв дикую птицу.

 

Перед поездкой Дуни в зоосад, когда она уже совсем поправилась, решил художник сфотографироваться с ней на память. Взял гусыню на руки, приобнял, но когда сработала вспышка, Дуня, не долго думая, раскрыв клюв, так защипнула своего спасителя, что тот долго еще орал медведем. Эта гримаса и взбешенная на руках птица и остались на фото. На память, на всю жизнь.