Каждый знает об английском скелете в шкафу,

и еще о 2-3 миллионных жертвах Пол Пота

в 70 годах прошлого столетия на глазах

у демократического мирового сообщества

 

Двадцать лет прошло с момента опубликования в газете «Правда» (4 марта 1993 года, №43 (26997), стр. 3) в рубрике «Размышление без покаяния» статьи Александра Терехова «Памяти Сталина». Загляните в интернет, должны найти эту статью, если не найдете ее в библиотечных подшивках старых газет. Как сложилась судьба автора этой статьи, не знаю. Но знаю одно, самобичевание рано или поздно приведет к гибели. Говоря словами знаменитого Василия Макаровича Шукшина - «Надо бы жить…», а ради этого надо знать историю, поэтому предлагаю прочитать статью и осмыслить ее

 

Ну вот, кажется, к нынешнему году истлевшие останки Иосифа Сталина «псам перестройки» надоело глодать на каждом углу, и их забыли где-то в близости от мусорного бака - гулянка кончилась. Конец! - сказал отец, и дети ложки побросали.

 

В прошлом не вспомнить еще одного такого похода грамотных войной в народную память. Да, таскали за виски вокруг Ивана Грозного, трещали лбы у подножия Великого Петра - но все в кружках грамотеев, все с «философической» стороны, до личностей не доходило и до гробов не копали. Да не было такого, чтоб спустя век после кончины государя с каждой телеги вдруг понесли его бранью и пеняли народу за слепость, рабство и короткую память о «кровавом тиране и палаче» и тут же переписывали мир на «бойких», «сочувствующих» и «тайных» сталинистов, и чтоб клейма эти засветились даже среди тихих провинциальных пустырей и кромсали судьбы, - сия дурь улыбнулась лишь нам.

 

Сталин прекратил жить сорок лет назад. Значит, наши дедушки и бабушки, которых почти уж нет, лишь младшие современники последнего русского императора. Племя наших родителей, чьи одногодки сейчас прибрали вожжи к рукам, «Из Сталина» запомнили лишь похороны и отчаянное свое детское горе: «Как же теперь?» Мы же вообще набрались паспортного возраста точно к брежневской смерти. Прибавьте: современные сорок лет по «весу» тянут на век, полтора прошловекового течения, и стучать по нашим затылкам большой берцовой костью Иосифа Виссарионовича все равно, что накануне русско-японской войны выстроить на выгоне деревни Зенькино мужиков, баб и ребятишек и высечь их за неверное представление об императоре Павле.

 

Сорок лет - время, по истечении которого слово «обвинение» и слово «оправдание» теряют силу. Не по нашему великодушию, а по природе своей - не перелетают они этот срок.

 

Оттого я, как и все посредственные люди, личных отношений к Сталину не имею: прописка разная, по разному ведомству служили, разминулись в веках. Я к нему никак не отношусь, я равнодушен так же, как равнодушен к Ивану Грозному, Петру I или даже Фридриху Великому, - ко всем, кого Бог посылал на землю зачем-то до нас.

 

Отношений нет, впечатления есть, да невеликие: суровый, кровавый царь могучей державы, выстроивший ее на костях, победитель в войне, снижатель цен - вот и все, если не считать сопутствующих бессмысленных баек, подслушанных в пивных: нашел Сталин в американском самолете колорадского жука и велел самолет отправить назад - потому и не было у нас жуков! И все впечатления - они не лично мои, а общие, деревенские, «улишные», какие были, такие и остались после восьми лет антисталинистского завывающего похода, а поход-то непременно хотел, чтоб я Сталина лично возненавидел. И не собираюсь. А с чего мне его лично ненавидеть? Мне вовсе не кажется, что Сталин прищучил «моих» и теперь судьба доверила мне поквитаться. В советские времена я хвалился «советскими» подвигами предков - строили и шашками махали, получали ордена и копили партийный стаж - и стыдливо ладошкой прикрывал срам антисоветские сроки и смерти в ссыльных эшелонах моих же предков, теперь мне предлагают срам поменять, ладошку переставить и проблеять: «Ах, и мы пострадали, и в этом ужаснейшем государстве нету ни капельки нашего труда и любви, тьфу!»

 

«Мои» - они разные. И они все умерли. Не догонишь что-то поправить. Они ушли с миром, сумев в пределах жизни своей прийти к окончательному согласию с временем и между собой, и всем простили, и Сталину простили, стерпели и его, и нету во мне, как и во всем советско-русском народе козлиного задору навостриться «задним умом» и высокомерно копнуть их прах, усомниться в их покое, безопасно и мелко мстить, «расплатиться» - они умерли, закончив взаимные расчеты, их Бог рассудит.

 

А мы попробуем - нас время не простит.

 

Тем более что я в отличие от рубак-антисталинистов вовсе не уверен, что «будь я в те самые годы», что печатал бы на гектографе антисоветские листовки, и это просто Сталину повезло, что я припозднился с рождением - а вдруг как скрипел бы портупеей, пил воду из графина и играл бы бровями на несчастного подследственного (иного выбора, судя по песенкам антисталинистов, вовсе не было) - черт его знает!

 

Да, ну конечно, еще бы - народное впечатление Сталина не совпадает с холодной исторической оценкой и больше смахивает на пристрастный пересказ ее для детей.

 

Оттого антисталинисты и ломанулись ордой в народное впечатление, на фотокарточки генералиссимуса на лобовых стеклах, чтоб покарать! - за неправдивость. Оттого «роль товарища Сталина» из важной темы тихих исторических книжек и лекций академиков вдруг превратилась в знамя нравственной гражданской войны - самой настоящей: со слезами и жертвами, с пленными и провокациями, с перебежчиками и с отдаленными последствиями. Воевали не за историческую правду, тогда не унижались бы до мелочей и грязи, до бредней: «Сталин специально затягивал снятие блокады Ленинграда, чтобы вымерло побольше жителей оппозиционного города» - воевали против неверной народной памяти. Дров наломали и проиграли. Почему?

 

Народное впечатление - незыблемо.

 

Оно создается народным чувством, а не цифрой, и цифрой его не изменить. И надрывной моралью - главным орудием антисталинистов - также не поправить. И нечего врать, что народное впечатление неправдиво. Кто мы такие, чтоб «охуждать» народ? Правда только и есть в народной памяти, а не в толстой книжке: что запомнили, кого и как - это звенья цепочки, которая держит нашу землю, это - неумолимая судьба, ее поневоле любишь, и любить обязан, даже если пару раз скатал за рубежи и глянул с налету чужую судьбу и уже воешь от отечественной неизбежности - и неизбежность родную полюбишь, если не хочешь в чужие писаться.

 

Законы народного отбора единственно справедливы, хоть смертному и непостижимы. Иван Грозный в душу «запал» сильно, яркой краской, а находчивого, дальновидного преобразователя Годунова еще при жизни стоптали, сжевали и плюнули. Сталин остался навек «Хозяином», а Никита Хрущев - герой грамотеев - так и осел в глазах улицы деревенским дурачком и краснобаем. Царь Николай II и по историческому суду, и с высот надрывной морали - правитель ничтожный, залитый кровью с макушки до пят Ходынским полем, кровавым воскресеньем, погромами, расстрелами в Костроме, Златоусте, Иваново-Вознесенске, на Лене, двумя военными бойнями и двумя революциями, и даже гражданскую войну легко списать можно на него же (не стесняемся же списывать «на Сталина» посмертные сорок лет) - а что же народ?

 

А народ оплакивает царя-мученика и верно двигает его к церковной канонизации.

 

«Отбор» православных святых загадочен также: из подробных житий и подкрепляющих их летописей порой выступает личность малодостойная и непонятная нашему верхоглядству - а выбрали ведь. Ведь молятся!

 

Храбрые антисталинисты не сочли сил перед походом, они ехали на брань с жалкими остатками культа личности, с плодами советского скудоумия, взросшего на невежестве темного народца - а вышло, что все восемь лет царапали ногтями гранит, и он не шелохнулся.

 

И не шелохнется, нет, как бы солоно это ни приходилось, - я раз аж посинел от злости, обнаружив в социологическом опросе, что перечисление «русских героев» до революции народ заканчивает Степаном Разиным, Емельяном Пугачевым и декабристами: не полководцами! не царями! не ученым! не землепроходцами! не купцами! не писателями! А двумя разбойниками всероссийского размаха и пятью повешенными декабристами, чьи могилки мы так хотим найти для отдания почестей, как-то не заботясь вспомнить: а где же нашли покой от 80 до 1300 (по разным сведениям) русских мужиков, которых эти гвардейцы-герои прямым обманом вывели на Сенатскую площадь и поставили под картечь? И где вымерли оставшиеся, разосланные по боевым полкам, в самое пекло?

 

Какая память - такая и судьба.

 

Еще оплошали антифашисты с выбором оружия. Спору нет, надрывная нравственность, «слеза ребенка» очень годится для увещевания русской толпы и многих способна раскошелить. Но только на свежую голову! Время течет, история стареет, происходит, по-мудреному говоря, релятивизация - и никакие златые перья, никакие кричащие факты и миллионные цифры, никакие опытные кликуши не заставят нас переживать, страдать, живо почувствовать ужас сталинщины, как наяву, - сие и невозможно, и малоблагородно: неужто кто-то сомневается, что наших предков эта чаша миновала и время гладило по головке? Посему большинство «антисталинистов» торговало залежалым товаром, а то и промышляло фальшивой монетой.

 

Объясняли наши «банкиры» необходимость отмотать полвека назад неслыханностью Сталина. Дескать, Сталин - вдруг покаравшее Россию мировое, чужеродное зло, сатана, Антихрист, много хуже Гитлера, бес, и его смертоносное дыхание оскверняет и далекое потомство и всю душу земли на века, если мы не покаемся и не выжжем памяти о нем, каленым-каленым железом! Народное впечатление на это плюет, никто каяться не собирается. Когда Горбачев на юбилее Победы похвалил Главнокомандующего - ему ответил гром аплодисментов!

 

Советская история смотрит кисло, имея на руках десять веков по-коммунистически понятой русской истории и век, никак не понятой, коммунистической, - при таких заботах и влажном дыхании антисталинистов над ухом беспристрастного приговора Сталину дождутся наши внуки.

 

Но, глянув за спину, легче легкого убедиться: ничем ослепительно новым, «чужеродным» Сталин в череде «хозяев» земля русской не заблистал, и он тютелька в тютельку помещается в кипарисовый гроб, сколоченный Соловьевым «под великого человека».

 

Правитель совершал «необыкновенное движение», народ пребывал в «полной страдательности» и неведении, а «человека, начавшего это движение, совершившего его; человека, по имени которого знают это время потомки, такого человека называют великим».

 

Сталин - великий, и если б догадался в предсмертные десять лет «мягко спланировать» к успокоению и милости, как это изящно сотворили Пиночет и Франко, то и в Мавзолее бы до сих пор лежал, и к памятникам бы цветы носили, а лагеря бы скостили на суровость времени. Но недотянул он до гения!

 

Забавно еще думать: а как бы величали сейчас Гитлера в Германии, коли бы он взял да остановился в 1939 году и Германия (без единого выстрела!) включала в себя Австрию и Чехословакию с общего согласия и одобрения. Ведь отцом нации окрестили бы и расовые грешки бы запудрили, и на концлагеря наложили б ладошку - разве не великое дело в считанные годы? Второй Бисмарк! Забавно, верно?

 

Сталин «чужероден», ежели наблюдать его усы из швейцарской душистой равнины.

 

Сталин «чужероден» наивным коммунистическим идеалам, но кто ж нам когда доказал их основательность?

 

В русской истории император Иосиф - родной

 

Он беззаконен? Да! - как и всякая русская власть, совершенно неподсудная с язычества, с правил дружинной службы, ни на миг не усомнившаяся в праве своем «жаловати есмя своих холопов волны и казнити волны же». Сталин огнем и мечом исполосовал землю? Но чего ж новенького и удивительного?

 

Иван Грозный перерезал всех армейских вождей и почти всех средних офицеров, из дворянского ополчения в тридцать тысяч легли под топор семьсот боярских детей (не считая родных). При населении страны в шесть - восемь миллионов, при от силы трехстах тысячях горожан опричники убили четыре тысячи душ - это столько запомнил сам Грозный для поминовения, - никто не ведает, сколько зарублено в опричных набегах, погибло в ссылках и тюрьмах. И охват знакомо широкий: казнили с женами, детьми, родственниками, крестьянами, слугами - без обвинения, без следствия, без суда.

 

После опалы и смерти А. Адашева в могилу легли тесть, брат Данила с двенадцатилетним сыном, три брата жены, родственник с женой и двумя дочерьми - вы прочли «и двумя дочерьми» и даже не сморгнули, верно? И душа ненавистью не клокотнула, верно? И сии цветочки облетели, завязи налились сочком, созрели по смерти Грозного чудовищным голодом - в одной Москве закопали сто двадцать тысяч, а смогли закопать в Москве не всех - куда там Сталину!

 

И все это сведано и сочтено, летописи слезами сочатся - душа стынет, но нисколько не помешало Карамзину обнаружить в правлении Грозного «славные дела», а Соловьеву - «глубокий государственный смысл», «а всем прочим утвердить: без крутости Ивана Грозного не явился бы подвиг Петра (а кто ж знает, вдруг и Сталин через век аукнется неслыханным благом?) – не напитало ненавистью народную память, не испортило впечатление, а напротив: всплывает в поздних песнях порыв разнести «царскую могилушку»: «Ты встань, восстань, батюшка ты Грозный царь».

 

Сталин судил слепо? А кто когда смотрел? Тысячами ложились под топор. Расстреливали «кого-нибудь»? Так и во время Медного бунта «тишайший» царь велел для начала повесить человек двадцать - и среди немедленно восемнадцати вздернутых - ни один никакого отношения к бунту не имел.

 

Сталин карал безумно? Наши телеидиоты даже выражение соответствующее придумали - «жертвы необоснованных репрессий» - дескать, если б «обоснованные» - тогда ладно, прощаем уж. Но современные историки давно оспорили осмысленность опричной войны, нелепость утверждения, что Грозный высекал сепаратистские шалости родовой знати - нет! Рубили и жгли безумно, лишь бы власть удержать. А со стороны «удержания власти» зачем же нам отказывать в здравом расчете императору, дожившему до глубокой старости в почете и уважении и оплаканному миллионами верных сограждан подданных, - ему видней, он выиграл, единственный из русских царей не допустив открытых бунтов и крестьянских войн, а насколько было ему тяжелей - грузину, сыну сапожника, да без церковного благословения!

 

Сталин ссылал народ? - да проживи он хоть еще сорок лет, ему все равно даже рядом не стоять с ссыльным размахом Российской империи, веками ссылавшей крепостных за кудыкину гору за кроткую жалобу или по сытой прихоти - за пять лет (с 1768 по 1772 г.) сослано 20 515 душ в одну Тобольскую губернию, в один Енисейский уезд! При населении державы в тридцать всего миллионов.

 

Скажете: Иван Грозный удобен для битья, но разве не прямая родня Сталину большой ценитель Грозного, баловень русской истории, зацелованный и засюсюканный Европой, всеми воспетый железный истукан - Великий Петр, пример которого увлажняет завистью глаза любого нынешнего вождя и подпаска народного стада.

 

Сталину пеняют личной мерзостью, разбоем в семье - но Петр насильно постриг в монахини первую жену ради гулящей немки, заправоторил в ссылку отца и брата супруги, а единственного сына, которому, безусловно, обещал жизнь, засекли насмерть кнутом в застенке, а папаша лгал заграничным министрам про «приключившуюся ему жестокую болезнь», «подобно апоплексии» - и кто из нас, добрых и слезливых, не сжимал кулачки у известной картины - ах, какой же безвольный и подлый этот царевич!

 

Восемь лет народу втемяшивали картинки пьяных гулянок Политбюро - надо же: Микояну под зад помидорку клали! - но так далеко сталинским загулам до кощунственных «сумасброднейших, всетупейших и всепьянейших соборов» Петра с насильственным «питьем штрафа» до посинения, до спаивания целых собраний, до пьяной орды, трясущей столицу!

 

Цена сталинских преобразований оплачена кровью? стоном? рабством? А разве не те же багровые пятна на всех деяниях Петра? Разве не рубил Петр стрелецкие шеи, разве не трудились без устали в застенках Преображенского приказа страхолюдные Петр Толстой, Скорняков-Писарев, Ушаков, князья Иван Федорович Ромодановский и «изобретательный зверь» Федор Юрьевич? Завертывали руки на вывих и подымали на дыбу - секли кнутом, опускали, чтобы вправить руки и обратно поднять - так острее чуется, жали в железных тисках руки и ноги, натирали веревкой голову и каплей долбили в бритый затылок, пока узник «в изумление» не приходил, вешали за ребро, закапывали в землю, умертвляли «копчением» на медленном огне, колесовали, казнили «с вычуром». Кого не успевали - приносили в гробу, чтоб кровь «сообщников» лилась на мертвого.

 

Только в 1727 году из столицы убрали каменные столбы, на которых раскладывали в назидание гниющие останки - только после смерти великого преобразователя, поднявшего Россию на дыбы, а народ - на дыбу.

 

Чем оплачены города, гранитные набережные, просвещение, корабли, победы и прочие подвиги гения и исполина?

 

Казнями за «злые слова». Казнями за недоносительство. Казнями за позднее доносительство: «хотя и доносить будет, да поздно». Беглого солдата - повесить. Виноватого таможенника на месте промаха - повесить. За срывание правительственного указа - каторга или смерть. За жалобу царю на решение сената - смерть. Умысел (лишь умысел!) против государя - четвертование. Кликуш за «смущение покоя» - на дыбу. Раскольника - сжечь и пепел развеять. «За непринятие присяги» - колесовать. За «измену и шатость» - живым на кол. Голову с отрубленным языком - на кол. Отрубленную голову - псам на съедение. За совращение в магометанство, еврейство, идолопоклонничество - смертная казнь с последующим возложением на колесо. Жену виноватого в ссылку - если не сама, конечно, донесла. Донесший об «оскорбительном письме» награждался двумя тысячами, имением и навечно владел деревней злодея. Каралась ошибка в титле самодержца. За подделку монеты - отсекали левую руку и обе ноги.

 

Ни суда, ни следствия, ни состава преступления - лишь донос, «слово и дело!» - а на дыбе любой запоет.

 

По империи горели срубы с раскольниками, падали замертво собираемые закованными рекруты, пушки тысячами трупов усмиряли мятежи, переселялись народы, десятки тысяч бежали из России вон, сотни тысяч русских людей умерли с голоду и от непосильных тягот вдоль петровских каналов, легли в основание империи. Одна таганрогская верфь сожрала триста тысяч жизней, без устали умертвляли гребцов каспийские галеры, разве стоит жалеть «подлый» народ?

 

Но в точном знании Петр - величайший исторический деятель.

 

Но в народном впечатлении Петр - Антихрист, а стоило подсохнуть свежим следам - все сгладилось. Все простилось, но доброй славы все равно нет. Не пытаюсь поставить рядом Петра и Сталина, но лишь потому, что они не поставлены рядом народным впечатлением - народу видней.

 

Но ничего неслыханного Сталин не придумывал, и он нам родной - потому цифры и ужасы, упорно воскрешаемые антисталинистами, народную память не тронут. Кстати, Петра, Грозного и Сталина объединяет еще общая участь: безбожное завышение жертв современниками. На Сталина вешают до 66 миллионов человек. Число одновременно сидевших в лагерях блуждает от границы до границы, изменяясь лишь в одну сторону - 5, 8, 11, 16 миллионов, а по документам же вышло, что никогда не сидело больше 2 561 351 (с уголовниками) в 1940 году - боже упаси вас, читатель, понять меня, что это «немного» или «не так уж много» - я говорю лишь о традиции видения русских правителей. Даже поношенную шинель Сталина выводили из коммунистического двуличия, хотя стоило оборотиться назад - и вот он, истертый воротник шинели, укрывшей всемогущего императора Николая I и дырявые его домашние туфли, вот они, стоптанные башмаки и штопаные чулки Петра.

 

Переворотом, Советской властью верховодили товарищи, искренне искавшие причины горестной судьбы не в себе, а в русской традиции, желавшие «все наоборот», и народ, выходит, в какую-то минуту захотел того же - раз они победили, а земля не простила бегства, и легко уложила краснознаменное безумие в чугунный оклад очередного русского строителя-тирана на троне, точно продолжив повторы через два века - Грозный, Петр, Сталин.

 

Сталин! - и тот не устоял, и как забавны потому наши потуги «устоять», выдумать опять что-то «наоборот» и презрение к собственному дому: чем больше наврем против традиции – тем большей кровью отольется.

 

Все вышесказанное не к тому, чтоб подбелитъ бока усатому тирану, а чтоб приговорить: покушение антисталинистов на впечатление народа от Хозяина совершенно бессильно, понятно и преступно.

 

Понятно: антисталинизм оказался золотой жилой для бойкой дружины старателей, которым не на чем было еще разгуляться в самом начале свободы: язвы кормили, антисталинизм покупали, «любили смотреть», публика бежала на выступления: «Всего лишь один вечер проездом!» - и, конечно, они поддерживали моду на себя, рыская в охоте на противников, сводя счеты через сорок лет. Все это жутко смахивало на провинциальный спиритизм и столоверчение, и проку от мародерского таскания по улицам мертвых костей не вышло никакого: ни одной ямы по пути к свободе мы еще не обогнули, а общество совершенно сонно моргает на трагедию беженцев, нарождающиеся деспотии, тысячи трупов, пытки, отрезанные уши заложников, вспоротые животы беременных и разгул уголовников - то есть не только с надрывной, но и просто с моралью туго, как на Руси всегда.

 

В эстрадном антисталинизме изначально запевала некоторая безнравственность: все диктаторски-обличительные гастроли опирались на убеждение, что народ пострадал неравномерно и посему есть люди, имеющие исключительное право на обличение, что глупость. По правде, моя бабушка такая же жертва сталинизма, как и родственники сталинских наркомов и теоретиков социализма, с единственной разницей, что мой прадед не писал пламенных писем грядущим партсъездам о своей чистоте перед социализмом и не кричал перед казнью: «Да здравствует Сталин!», - но поэтому ни единая душа на свете (ни единая!) не имеет права выступать передо мной «от имени жертв» - случай уделать это личное счастье, а не право «спросить с живущих» и разъяснить конечную правду.

 

Какое нравственное возрождение сверкало в речах куплетистов-антисталинистов? Очень жалкое. Реабилитация, увековечение памяти, отмщение.

 

Что это за люди, которые, выходит, за сорок лет так и не догадались о невинности своих близких и теперь просят от казнившего государства справочку с печатью? Что это за люди, за сорок лет не успевшие похоронить и увековечить в душе и памяти семьи прах своих близких, отпустить их с миром и теперь требующие очередной гранитный истукан «В память жертв»? Что это за люди, способные почувствовать себя счастливей, оторвав каменную башку Феликсу Дзержинскому? Какое надо иметь представление о собственном народе, чтобы надеяться, что эта жалкая программа способна невероятно пробудить народ к нравственному очищению?

 

Потрясающий моральный капитал «разоблачения сталинизма» до копеечки подобрал еще Хрущев, и гораздо ярче, на невыносимом контрасте, а что тогда недоговорили, недокопались, упустили - чья же вина? Время не воротишь безобидно.

 

Но концертные бригады антисталинистов требовалось терпеть: на Сталине отрабатывалась схема общего похода на социализм, и успешно, но теперь, когда этот поход победоносно осуществлен (не в пример антисталинистскому), теперь, когда «модная тема» накормила, обула, обустроила «куплетистов», - теперь, надеюсь, можно поговорить о преступности их затеи.

 

Затея «репрессировать» Сталина посмертно задумывалась подлинными революционерами, язычниками, и для успеха они, как им свойственно, не оробели даже перед временем - они уничтожили историческое время. Все, что у нас было. Их надутые фокусы взорвались неприязнью ко всему опыту России, скопом; тупыми завываниями - «хуже всех, хуже фашистов!», нравственным хулиганством, пролившим столько ветеранских слез и без толку глумящимся над стариками; дележкой власти лже дмитриями и разворотистыми «ворами»; запугиванием - «Еще все вернуться может!», потерей простейшего нравственного чутья - «Чего уж нам, коли нагрешили» - жизнь наполнили идолы - им потащили жертвы.

 

Вместо того, чтоб скрепиться, смолчать, не мешать народной памяти потихоньку, полегоньку, шаг за шажком вытеснять Сталина в чуланчик, на задворки, под осиновый кол на поживу престарелым историкам, на Божий суд - эти восковые фигуры со всей «рассейской» дурью взялись, впряглись и - воскресили Сталина! В плоти и румянце, в белом мундире, целиком - в неразделимом соединении со временем, с великой историей, в неуязвимой броне: Сталина-каторгу и Сталина-Победу, Сталина-палача и Сталина-политика, Сталина-правду и Сталина-воспоминание, Сталина-гордость и Сталина-порядок, Сталина-кровь и Сталина-надежду, Сталина - великое государство и Сталина-зверя: они разворотили землю до костей - единственное, что давало силы и веру, и тут же спалили давно вымершее чудовище вместе с соединенным с ним русским страдающим, великим веком и - оставили нас с голым задом на морозе, сведя все наше к какому-то Джугашвили, и стряхнули пепел с ладошек: «Собирайтесь в Америку!» Они перечеркнули напрочь кусок времени и даже не догадываются, отчего же так захрипела и буксует наша жизнь, отчего не везет? Оттого, что функция берется только от непрерывной кривой - не только в математике: время отомстило - свет потух.

 

Они признали никчемной русскую силу и позорным русское терпение - но это единственное, что рождалось на нашей бедной земле, это единственное, что оправдалось совершенно в судьбе - и Сталина ведь перетерпели - он мертв, а мы живем! - это единственное, что и спасало наших предков и прославило, и выволакивать народ из родной истории, - какой бы она ни была! - все равно, что выводить войска в голое поле: стройтесь заново. Нет, мои полузаграничные революционные борцы со временем, - дайте уж нам помереть поближе к своим: мы как-нибудь попроще, стерпим. Глядишь, и осилим.

 

«Слезу ребенка» Достоевский пустил в оборот подчеркнуто, обращаясь в будущее, к грядущему хрустальному дворцу, в прошлом усомниться постыдно, только мародеры копают могилы.

 

В общем, мне не кажется, что нищета и безнадежность настоящего поправимы - надо перетерпеть. Не кажется, что на сороковом году малодушные певцы перестанут бренчать чужими наградами и зубами в телевизорах и в газетах, и с трибун. Что вспомним правило: о покойных хорошо или - ничего. Мне не завиден «пьяный промысел» антисталинистов, но слышать в несметный раз, восьмой год подряд своей только единственной жизни «Сталин, Сталин, Сталин» - мне просто скучно. И раз мне нельзя покинуть этот кинозал, единственное я хотел бы знать: сколько в этой тягомотине серий? Сколько еще смотреть? И я пробую: коли напечатают мои заметки - значит скоро конец. Ежели нет - нам еще долго любоваться прахом и опостылевшим усатым привидением, которое ненасытно пожирает и мой век.

 

Борис Сухинин,

Южно-Сахалинск.

.