Заместитель мэра Хабаровска Светлана Шевченко: «…Объяснения бывшего начальника внутренней тюрьмы НКВД по ДВК не являются архивными документами»

-  Были сказаны правильные слова,  но они воспринимались, пожалуй,  как очередная порция неискренности. Ведь больше пяти власти Хабаровска всячески противятся установлению памятной  доски на улице Волочаевской. Там размещалась тюрьма,  в которой в годы «сталинского» беззакония были расстреляны тысячи дальневосточников, - говорит член правления  хабаровского краевого движения  «Мемориал» Олег Колесников.                                        

…Документов не составляли   

   Если  с улицы Муравьева-Амурского свернуть на улицу Волочаевскую и двигаться к  Уссурийскому бульвару,  нельзя не заметить старинное строение из красного кирпича. Оно было построено в 1912 году, в нем размещались гостиница и ресторан. В Гражданскую войну тут квартировали то красные, то белые, то интервенты.  В 1923 году, когда Хабаровск официально  стал центром Дальнего Востока,   дореволюционная постройка была передана ОГПУ - объединенному главному политическому управлению.  Его возглавлял Дзержинский,  предшественницей ОГПУ была всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК), преемником ОГПУ стал народный комиссариат внутренних дел (НКВД),  созданный в 1934 году.

   Трех этажей и  цоколя оказалось маловато для растущего чекистского аппарата,  и вскоре был надстроен четвертый этаж. Тогда же во дворе, который выходил на улицу Шеронова,  появилась пристройка. Это была так называемая внутренняя тюрьма управления НКВД по Дальневосточному краю.  

    «…набили нас в камеры как селедки в бочки. Деревянные нары в три яруса - и везде полным-полно. Человек восемьдесят горемычных впихнули в небольшую комнатку. Бабоньки лежали на боку и поворачивались по команде. Тяжелее всех было тем, кому место доставалось на цементном полу. Каждое утро надзиратели выносили несколько трупов из камеры. Дело-то было зимой, - так рассказывала о пребывании в тюрьме на улице Волочаевской Татьяна Ивановна Попова-Тучина. - Я запомнила продавца хлебного магазина Лиду Монастыршину. Ее тетка жила во дворе японского консульства. Бедняжку объявили японской шпионкой…»

    Воспоминания Поповой-Тучиной, муж которой,  работавший в речном порту, был расстрелян в 1937 году, записал журналист Александр Сутурин. Они были включены в книгу «Дело краевого масштаба», выпущенную Хабаровским книжным издательством в 1991 году. Книга о политических репрессиях,  основанная на рассказах переживших годы «сталинщины» и материалах архивов, вряд ли была написана и напечатана, если бы не горбачевская перестройка. В 1989 году бюро Хабаровского крайкома КПСС, основываясь на принятых в Москве решениях,  определило меры для увековечивания жертв  беззакония. Тогда же силами общественности была возведена часовня на городском кладбище,  где в 1937-1938 годах  во рвах закапывали расстрелянных.

Сутурин А. С. Дело краевого масштаба. - Хабаровск: Кн. изд-во, 1991. - 304 с.

    По сведениям Лавренцова, в Хабаровске с июля 1937 года по октябрь 1938 года было расстреляно от девяти до одиннадцати тысяч человек.  Более точная цифра не приводится, поскольку судебно-следственные дела на военнослужащих отправлялись в Москву, откуда возвратить их не удалось даже в пору реабилитации.

    Кабинеты следователей, как и камеры предварительного заключения,  размещались во внутренней тюрьме управления НКВД.  Выездная сессия Верховного суда СССР располагалась в соседнем здании. Там рассматривали дело, после чего секретарь относил расстрельный вердикт в полуподвал тюрьмы,  где отдавал ее исполнителям приговора. Это был поток, как формовка кирпича, как приготовление колбасного фарша.

   В одной из бумаг значится: заседание выездной сессии Верховного суда начато в 12.30, закончено - в 12.40, приговор приведен в исполнение - в 12.45. Четверть часа - и нет человека. В ходу тогда была аббревиатура ВМН, что расшифровывалось как высшая мера наказания. «Лично расстрелял за 1942-1943 годы 1344 человека», - написано от руки на пожелтевшем от времени листке. И у палачей есть  собственная гордость… В 1989 году в Одессе был опрошен бывший начальник внутренней тюрьмы управления  НКВД по Дальневосточному краю.  «…по захоронению расстрелянных лиц мы никаких документов не составляли», -  свидетельствует его признание. Однако оно не помешало установить на городском кладбище поклонный камень и надгробье,  часовню и пилоны с фамилиями репрессированных.  Почему же устройство доски на улице Волочаевской превратилось в нескончаемую волокиту?

Сталинская пятилетка

   - В думу Хабаровска мы обратились еще в 2007 году, -  напоминает член правления  «Мемориала» Колесников. - Вот предложенный нами окончательный вариант текста: «Здесь, во дворе этого дома, во Внутренней тюрьме УНКВД по ДВК в годы «сталинских» репрессий были расстреляны тысячи безвинных граждан. Светлая память погибшим».

   Комиссия при мэре, которая состоит из чиновников и общественников,  «Мемориалу» отказала. Протокол сохранил доводы выступавших. Представитель общества охраны памятников истории и культуры заметил, что «память жертв политических репрессий в Хабаровске уже увековечена мемориальным комплексом на городском кладбище и знаком на месте пересыльной тюрьмы». Короче говоря, хватит.

    Тогда почему справа от дороги в аэропорт вознесся обелиск борцам за власть Советов? К его появлению в год 50-летия окончания Гражданской войны на Дальнем Востоке город имел  знаменитую скульптуру со стелой на Комсомольской площади,  менее известный памятник молодым защитникам Хабаровска у  госпиталя Дальневосточного военного округа. А еще  обелиски в сквере Амурской военной флотилии и парковой зоне завода «Дальдизель» с фамилиями павших тогда же, в гражданскую.

    Знатоки истории подскажут: обелиск борцам за власть Советов,  который сегодня чаще называют памятником партизанам, воздвигнут на месте оврага, где белогвардейцы и интервенты  расстреливали жителей города. Негоже высчитывать поштучно мемориалы и памятные знаки,  когда речь идет об увековечивании места мученической смерти соотечественников. Но почему этот, безусловно, справедливый  подход приемлем к жертвам атамана Калмыкова и его японских покровителей, но категорически неприемлем к жертвам «сталинщины»?

   Еще один довод упомянутой комиссии: по словам депутата гордумы, «текст, предложенный «Мемориалом», вызывает негативные эмоции».  Если следователь депутатской логике,  с дома №63 на улице Калинина, где располагается управление по делам ГО и ЧС городской администрации,  пора снять доску, уведомляющую,  что в этом здании «белогвардейские палачи и иностранные интервенты замучили несколько сот советских патриотов». Ведь текст «вызывает негативные эмоции».  

   Впечатление такое, что решение не в пользу «Мемориала» было уже принято,  а членам комиссии оставалось его поддержать. Который год власть год не меняет  позиции, требуя от «Мемориала» доказательств,  что во внутренней тюрьме на улице Волочаевской  действительно расстреливали. Что это, если не верх цинизма?

   Выходит, признание бывшего начальника внутренней тюрьмы   что «массовые расстрелы репрессированных происходили в 1937-1938 годах в Хабаровске», что «расстреливали лиц, приговоренных к высшей мере наказания, в самой тюрьме», - не аргумент?

   Когда на улице Шеронова, за остановкой трамвая и,  можно сказать,  у стен  упомянутой тюрьмы,  началось возведение высотки,  Александр Павлович Лавренцов, полковник государственной безопасности в отставке,  пришел туда с «мемориальцами».  Стройка вторгалась на территорию, которая три четверти века оставалась неизменной. Они успели взглянуть на скудный пейзаж, который видели из окон тюрьмы приговоренные к ВМН - высшей мере наказания. Потом Лавренцов рассказывал, что расстреливали и утром, и днем, и вечером. Были партии по восемьдесят человек и по двести… Чтобы выстрелов не было слышно,  заводили трактор, стоявший во дворе тюрьмы. Но и то, что знает Лавренцов,  изучивший множество архивных материалов, встречавшийся с исполнителями приговоров,  получается,  тоже не аргумент?

   А  упомянутая книга Александра Сутурина «Дело краевого масштаба»,  подготовленная с использованием судебно-следственных дел, материалов краевого управления государственной безопасности, документов государственного и партийного активов,  - и она не убеждает?

   -  Вот надпись для мемориальной доски, предложенная городскими властями. «В здании по улице Волочаевской 146 в годы «сталинских» репрессий (1935-1939) находилась внутренняя тюрьма»,  - цитирует Олег Колесников. - О расстрелах ни слова…

   Похоже, в представлении хабаровских чиновников и депутатов означенные годы были замечательными.  С киноэкрана пела Любовь Орлова. Сталинские соколы покоряли необъятные просторы. В Комсомольске-на-Амуре строились судостроительный и авиационный заводы, в Хабаровске - им. А.М. Горького и им. С.М. Кирова. А вместе с заводами - спортплощадки и клубы,  детсады и поликлиники. Враги социализма от отчаяния и злобы придумывали небылицы про расстрелы. «…Объяснения бывшего начальника внутренней тюрьмы НКВД по ДВК не являются архивными документами», -  информирует «Мемориал» заместитель мэра Хабаровска Светлана Шевченко. В общем, без бумажки ты букашка. Не было расстрелов на Волочаевской, 146. А значит, не вывозили в кузове «ЗИСа» тела, не закапывали их ночами на кладбище во рвах. Тогда кого поминают на молитве в часовне,  чьи фамилии  на пилонах?..

   Шесть томов с перечислением жертв политических репрессий в Хабаровском крае увидели  свет под единым названием - «Хотелось бы всех поименно назвать». Это первая строка известного стихотворения Анны Ахматовой.  Во второй строке следует поразительное по своей прозорливости уточнение: «…да отняли список, и негде узнать». Великая поэтесса будто предвидела демарш «сталинистов» в Хабаровске.

Михаил Карпач,

«Приамурские ведомости», 28.11.12