 |
| Геннадий Крылов/ Фото: Мария Эйсмонт/PublicPost |
|
|
- Как Вы стали судьей?
В 1970 году, 13 декабря, меня избрал народ народным судьей Жуковского городского народного суда. Единогласно. Я был кандидатом от блока коммунистов и беспартийных.
- Это была совсем чистая формальность, или все же Вы что-то для избрания предпринимали?
А как же, была предвыборная борьба в то время
- Были другие кандидаты?
Не было альтернативы, я был единственным кандидатом от блока коммунистов и беспартийных.
- А с кем тогда была предвыборная борьба?
Да ни с кем! Я просто народу рассказывал, как я буду работать. Я еще сам не знал, как я буду работать, - я только диплом получил. В судах я бывал, но только в качестве зрителя, или архивы разбирал. Сейчас много идет разговоров, что было «телефонное право». За 9 лет моей работы никто не позвонил мне: ни первый секретарь, ни второй секретарь обкома, ни из области - никто не позвонил. Хотя были такие дела, которые требовали вмешательства, я чувствовал.
- Какие это были дела, которые, по-Вашему, требовали вмешательства?
Да разные.
- Ну, например?
Ну, например... Да я уже их и забыл.
- Странно, обычно судьи помнят свои первые дела.
Первое дело я помню, но оно никого не интересовало. Это было дело по развратным действиям. Его никто не хотел брать - и мне его передали. И чтобы мне его (подсудимого) разоблачить, мне пришлось куклы покупать и приносить (в суд) - девочке (жертве) было 3 годика. Но там ничего «такого» не было: подсудимый просто показывал ей свои органы. Ну, я ему 6 лет вкатал.
- Какой был у Вас самый суровый приговор?
У меня планка была - свыше 15 лет я не мог давать. Или 15 лет, или смертная казнь.
- У Вас был смертный приговор?
У меня - не было. У меня 15 лет было. К смертной казни приговаривали больших расхитителей, убийц одного и более человек. А у нас убийств на город - одно-два в год, и то на бытовой почве. Мы работали буквально по 16 часов. Раньше компьютеров не было - все ручечкой писали. И зарплата была (это если говорить о нашем городе) почти ниже средней. И еще мне приходилось исполнять обязанности председателя суда - все то же самое, только зарплата на 15 рублей выше.
- Сколько у Вас под началом было судей?
Нас всего двое было - я и еще один.
- Вы были председателем суда, который состоял из двух судей? То есть Вы были начальником того, второго судьи?
Конечно, кто-то же должен был быть председателем. В Серебряных прудах один судья был - он же и председатель.
- У Вас бывали оправдательные приговоры?
В то время оправдательных приговоров не было и не могло быть. Но у судьи, у которого была совесть - как, например, у меня, - была отдушина: мы имели право отправлять дело на доследование, и оно там в недрах следствия потом пропадало.
- Как это пропадало?
Когда отправляли на доследование - давали столько поручений, сколько следователи не могли выполнить. А поручения суда были обязательны к исполнению. Вот, например, у меня было одно дело, когда надо было выносить оправдательный приговор.
Суть дела такова: у нас в то время холодильник был стратегический - в нем хранились запасы на всякий случай «Ч». И пришел туда новый начальник технологического цеха, кандидат в члены партии. И как раз было большое поступление масла из Франции, им были все емкости забиты. И одна женщина, которая была там товароведом (я их называл «товароворами»), решила спереть масло. Охрана была - бабушки-старушки. И она решила не сверху пачку спереть, а снизу, и вся эта гора (там масло в больших пачках было) на нее свалилась, и она получила тяжкие телесные повреждения. Это статья 140 - «Нарушение техники безопасности». И как раз перед этим была статья прокурора области об усилении борьбы с нарушениями техники безопасности. В результате привлекли начальника цеха - а он не при делах, все там вечером случилось, он что, круглосуточно должен был там сидеть? И я сразу увидел, что состава преступления не было никакого. Но пришлось рассматривать дело в суде, допрашивать свидетелей.
Я посмотрел: человек молодой, 26 лет ему было, кандидат в члены КПСС. Там лишением свободы не пахло, но любой приговор - значит, исключение из партии, а это значило бы, что ему с карьерой начальника цеха пришлось бы расстаться. И я отправил дело на доследование, и оно там пропало. Вот так - все по-человечески.
- Взятки брали в судах при советской власти?
Взяток тогда не брали.
- Совсем?
За всех не могу поручиться, но у меня руки чистые - это все могут подтвердить. Со мной здороваются те, кого я судил, - например те, кто по малолетке велосипеды угонял. Когда такие попадались - их сразу арестовывали, а я при подготовке дела к слушанию им изменял меру пресечения. Некоторые из них потом учеными стали - а если б я их отправил туда? Конечно, были недовольные, так я же не грамоты раздавал. Хотя недовольных было сильно меньше. Сейчас в суд любой зайдешь - стоят охранники с автоматами. Кого охранять? Лохудр этих? Дур этих? Ты разбирай дела по закону, и больше ничего от тебя не требуется, никто тебя пальцем не тронет. Люди возмущаются, когда решения выносят вопреки закону. Все прогнило. Я уж могу сравнивать. И мне хотелось бы знать, кто сегодня занимается разработкой закона о статусе судей.
- Вы хотите предложить внести в него изменения?
Пора, уже назрело. Потому что суда у нас нет - есть только такое учреждение, которое называется «суд». И я хочу, чтобы вы подчеркнули: судья - венец юридической карьеры. Человек, чтобы достигнуть ее сияющих вершин, должен пройти все ступени. Он должен поработать следователем, ну, или помощником прокуратура, поработать в народном хозяйстве, адвокатом - обязательно. В любых так называемых цивилизованных государствах если ты не был адвокатом, тебя судьей просто не назначат. Потому что адвокат - человек, который переживает за судьбу своих подзащитных, даже преступников. А у нас сейчас какое положение: посидела секретуткой - и вот, она уже федеральный судья. Если судья (у которой она была секретарем) - воспитанная и умная, значит, она чего-то наберется, а если судья - хабалка, и вообще - человек темный и необразованный, то и секретарь станет потом так же отправлять правосудие, а на самом деле - творить безобразия. Она будет зависима от всех, потому что у нее знаний маловато, образования - ноль, газет она не читает, но умеет пользоваться компьютером. Ну, сейчас компьютером все умеют пользоваться. Судья должен быть независим: достойная зарплата, но никаких бонусов! Так и передайте разработчикам закона. Бонусы - это покупка представителей судебной власти и возможность держать их на коротком поводке. На самом деле, надо, чтобы судей выбирал народ. А у нас назначают, и все - секретари.
- И в чем главный недостаток их образования?
Надо, чтобы судьи знали, что существует в любом кодексе презумпция невиновности. Вот ему говоришь - тому же (судье) Паше (Сидорову) (мировой судья из Жуковского Павел Сидоров сначала оправдал несколько участников протестных акций, однако после отмены всех приговоров начал выписывать штрафы и сутки ареста даже при полном отсутствии каких-либо доказательств - PP), что не должен невиновность свою нарушитель доказывать, а наоборот - должны его вину доказать. Он (Сидоров) - нормальный парень, но, извините, «чего изволите?» - когда позвонят из области или из ментовки.
Вот академик, который абсолютно невиновен (речь идет о недавно осужденном на штраф за сопротивление сотрудникам полиции активисте движения в защиту Цаговского леса - РРost), - он свидетельские показания представил, а судья пишет (приговор), опираясь на показания мента, который ради пресловутой палки на все что угодно идет.
- Они Вам как-то объясняют такие свои приговоры? Вы же общаетесь.
Да всех я их знаю как облупленных! Никак не объясняют. Сидоров говорит: «Что мне, писать заявление об уходе?». А я говорю: «Пиши».
- Неужели нет ни одного судьи, который бы плюнул на бонус и хорошие отношения с областью ради честной работы?
Ну, нет у нас сейчас Матросовых! Не дай бог война начнется - амбразуру никто не будет закрывать.
- А в Ваше время были Матросовы? Ведь тогда, в советское время, приходилось судить по статьям, которых сейчас уже нет в Кодексе - измена Родине, незаконное предпринимательство или, например, мужеложество. У Вас такого не встречалось?
Нет, такого не было. Изнасилования были. Они были вообще интересные - с той точки зрения, что теперь девушка может забрать заявление, а раньше не могла: написала - и все.
Был такой случай. Солнечный день, лето, сидит девушка, и мимо идет дембель - только что из армии. Не хулиган был, работяга, но парню-то представляться надо, а она молодая, ей только исполнилось 17 лет. Он спросил: «Ты что делаешь вечером?» Она: «Ничего». Они встретились, он взял гитару. Выпили, конечно, не без этого. И в теплый день прямо на скамейке совершили свое приятное дело. Потом пошли к столовой (она была там, где сейчас мэрия), там как раз были выборы, избирательная комиссия заседала, они зашли туда в сад, он говорит: «Мы еще не пробовали на бревнах. Ну, молодость, Вы же понимаете.
- Понимаю.
И вот, я это все слушаю (на судебном заседании) - и говорю: «Ну-ка, расскажите, как было на бревнах, поподробнее». Она рассказывает. Я ее спрашиваю: «Вы испугались?». Она говорит: «Да чего пугаться? Тишина, нормальная погода». Я говорю: «А что же Вы не кричали? Там же милиция рядом - охраняет этот избирательный участок». То есть в суде она забыла, что ее навострили в прокуратуре, и рассказывает правду. Потом они продолжили в подъезде, вышла матушка, увидела все - и возникло это заявление. Девушка говорит: «Он оказал на меня психологическое давление». А я спрашиваю ее: «Может, оно называлось любовью, влюбленностью?». Она говорит: «Может, и так». Никаких телесных повреждений - то есть насилия никакого не было, но все физиологические доказательства есть. И у меня дилемма: что делать? Я не помню, к чему придрался, но не мог я его осудить и отправил дело на доследование. Потом его раменцы (судьи из Раменского) судили, дали 5 лет.
- Вы отправили дело на доследование, а оно не затерялось?
Не могли его прекратить, хотя следователи со мной были все согласны. Девушка уже говорит: «Мы будем замуж выходить». Я говорю: «Замуж Вы теперь, девушка, выйдете, когда он выйдет с зоны. Раньше надо было думать». Я не мог взять на себя ответственность (и вынести ему обвинительный приговор). Но и по-другому тоже было никак.
- То есть оправдать было нельзя?
Нельзя оправдать было, понимаете?! Органы у нас не ошибаются, понятно?
- Это было Вам кем-то сказано или где-то написано - что нельзя оправдывать?
Никто ничего не писал - вот видите, какие вы идеалисты. Неписаные правила - они более устойчивые, чем писаные.
- Но по закону тогда можно было оправдать?
По закону все можно. У нас самая передовая Конституция была в 1937 году, между прочим, самая демократическая. Да, можно было, можно... Но у меня маленький ребеночек был - сейчас он большой начальник. Я не хотел, чтобы он страдал.
- А что бы с Вами было?
Ну отозвали бы, может, к чему-то бы придрались. Нашли бы, не беспокойтесь. Это у нас быстро делают. Да, можно расценить это как трусость, но я не считаю это трусостью: я принципиально не стал судить, и отправил на доследование.
- В таком случае Вы должны понимать судью Сидорова. У него тоже ребенок, он тоже не хочет отзыва, не хочет отмены своих приговоров.
Пашу Сидорова я не понимаю. Им сейчас никто не запрещает выносить правильные приговоры. Время тогда было другое - тогда существовала КПСС, членом которой был ваш визави. Он (Сидоров) все может сделать. Раньше была партия. Партия сказала бы, что я не придерживаюсь линии, - и все, и говорить больше ничего не надо. А сегодня существует корпоративный сговор между судом и полицией, которая борется за палочную систему.
- Так что делать с сегодняшними судьями?
Сначала провести аттестацию. Во-первых, профессиональную. А еще можно попросить население, которое должно доверять суду, дать оценку конкретным судьям - можно заказать, например, социологический опрос. Вот, гражданка Петрова, видите, народ высказался: за то, что Вы хамка, - 50 процентов опрошенных, за то, что Вы дура, - 90 процентов опрошенных. Спасибо, гражданка Петрова, что Вы работали, идите теперь поработайте в народном хозяйстве.
Вот они все из секретарей сразу попадают в федеральные судьи. Это огромная власть, но властью нужно еще уметь пользоваться. И власть - они должны это понимать - дело временное. Сегодня ты ее имеешь, а завтра нет. Сколько мы знали правителей (уж какие были правители), но все изменилось - и кирдык!
Мария Эйсмонт,
«PublicPost»,
