Памятник Мандельштаму во Владивостоке. Фото Владимира Саяпина, ТАСС

Такие даты, тем более круглые умели с размахом отмечать в не такие уж и давние советские времена. Но «отмечание» и размах гарантировались в том случае, если «виновники торжества» были, так скажем, легитимированы на официальном уровне. Тогда как минимум не требовалось доказывать грандиозность и гениальность знаменитой персоны и его произведений. И многие годы по высочайшему благоволению из самых разнообразных источников в массовое сознание широким потоком затекали великие имена и стихи. Грамотные регуляторы отводили из этого потока в небытие те «желтые» реки-страницы, которые не вписывались в тогдашнюю культурную доктрину страны, и - появлялось удобоваримое во всех смыслах «все» и во всех смыслах «наше». Из общесоветской литературной повестки напрочь стирались не только отдельные ее ярко-талантливые представители, но и целые направления развития поэтической мысли.  Среди них и такие, кому было суждено попасть в полное забвение на многие десятилетия.
 
15 января российская литературная среда отмечала 130-летие со дня рождения Осипа Эмильевича Мандельштама.
 
Он появился на свет в Варшаве, в купеческой семье, получил образование в Сорбонне, Германии и Питере, а умер от душевного и физического истощения в проклятом богом концлагере с трудно произносимым названием на Второй речке под Владивостоком. В этом городе и был впервые в России и в мире поставлен ему памятник, причем не один.
 
Мандельштам был человеком жутко странным, трудным, трогательным... и бесподобно гениальным. При том, что он в молодости в совершенстве овладел сразу несколькими языками и мог бы стать как минимум самым знаменитым и востребованным переводчиком, у него никогда не было ни дома, ни имущества. Он был талантливым бродягой, ездившим из Европы в Россию и обратно.
 
В 1934 году Мандельштам написал свое знаменитое стихотворение против Сталина.
 
«Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,
Как подкову, кует за указом указ:
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него - то малина.
И широкая грудь осетина».
 
Жизнь Мандельштама была словно предречена на последующие пять лет. Арест, ссылка, опять арест, отправка на Дальний Восток, мучительная смерть в заключении, а затем долгие годы – почти полное забвение. Точная дата и обстоятельства гибели Мандельштама были неизвестны. Только в 80-х исследователям удалось добраться до личного дела Мандельштама и установить официальную дату смерти поэта.
 
Во Владивостоке на работу его не посылали. Мандельштам читал заключенным сонеты Петрарки по-итальянски, Державина, Бальмонта, Брюсова и свои. Иногда он читал Бодлера, Верлена по-французски. Нередко он ходил по баракам и клянчил еду. С Мандельштама сыпались вши. Пальто он выменял на несколько горстей сахару. Зеки опять собрали для него кто что мог. Он тут же продал все это и купил сахару. У Мандельштама перед смертью была страшная депрессия. Он боялся, что ему хотят сделать ночью укол с ядом. Он был страшно худ, возбужден, много ходил по зоне, постоянно был голоден и таял на глазах. По одной из версий, 25 декабря 1938 года ослабевший Мандельштам не смог выйти на расчистку снега. Он был положен в лазарет 26 декабря, а умер 27 декабря. Вскрытие тела не производилось. А похоронили его уже в начале 1939 года. Всех умерших штабелями складывали у правой стенки лазарета, а затем партиями вывозили на телегах за зону и хоронили во рву, тянувшемся вокруг лагерной территории.
 
Знаменитый писатель Илья Григорьевич Эренбург, едва ли не первый заговоривший в советской печати о Мандельштаме в годы хрущевской оттепели после многих лет заговора молчания. Они и родились с Мандельштамом в один год и даже в один месяц. Эренбург, собравший огромное количество писем от бывших заключенных, называл датой смерти великого поэта 1940 год.
 
В конце 1990-го преподаватель ДВГУ, профессор Валерий Михайлович Марков заявил на весь мир, что нашел место, где погребен Мандельштам. Он рассказал, что после ликвидации лагеря во Владивостоке его территория была отдана Тихоокеанскому флоту, и воинская часть законсервировала, сберегла конфигурацию лагеря. Сохранились и все лагерные захоронения. Но, конечно, никто сейчас не будет проводить исследование и отождествление останков погибших заключенных. А может, это и не нужно? Пусть мертвые спят спокойно, где бы ни находился их прах.
 
Стоит добавить, что издевательства над поэтом во Владивостоке не закончились и через много лет после его смерти. Памятник поэту, начиная с 1998 года обливали краской, скульптуре выкалывали глаза и отбивали нос. Приморскому автору-скульптуру пришлось убрать фигуру поэта во дворик своей мастерской. Позднее появился второй Мандельштам – почти точная копия первого. Установили его на острове Русском в придворье ДВФУ. Получилось, одна, «вандальная», часть Владивостока за что-то мстила Мандельштаму, а другая как бы каялась за тех, кто неминуемо приближал нелепую смерть гения и его последующее забвение.
 
Один известный сибирский журналист Геннадий Григорьев написал такие строчки:
«От молнии, ударившей в висок,
на небесах не остается шрама.
Страну изъездив вдоль и поперек,
я не нашел могилы Мандельштама.
В ненастный день во всей моей стране,
стонали сосны на ветру жестоком.
Я не нашел ее на Колыме,
Не обнаружил под Владивостоком.
Повсюду - жесткий, как короста, наст.
Ни номера, ни даты, ни завета.
И я не смог букет военных астр
oставить у надгробия поэта.
Окрест лежали горы и поля.
И люди шли и шли вперед упрямо.
И я подумал - Русская земля!
Ты вся, как есть - могила Мандельштама».
 
Алексей Светлов, по архивным материалам программы «Реверс» радиостанции «Восток России»