 |
| Акира Куросава на съёмках в Приморье. 1974 год |
| |
Кино и японцы
«Дерсу Узала» - второе произведение, написанное Владимиром Арсеньевым для широкого читателя. В нем описаны экспедиция 1907 года по Приморью, попытка Арсеньева поселить ослабшего глазами старика у себя в Хабаровске, уход и гибель Дерсу.
Куросава был знатоком и ценителем русской классики: снял «Идиота» по Достоевскому и «На дне» по Горькому, использовал мотивы толстовской «Смерти Ивана Ильича» в фильме «Жить», примерялся к «Тарасу Бульбе» и «Запискам из мертвого дома»…
Выбор Арсеньева не столь очевиден. Переводить его прозу на язык кино непросто: пространные описания, латынь, термины… Однако японский художник и философ чутко уловил спрятанное между строк. Замысел снять фильм по Арсеньеву появился у него еще в 40-х. Тогда Куросава думал о съемках на Хоккайдо. Потепление отношений между Японией и СССР позволило снять фильм в Советском Союзе. Позже Куросава признавал: «На Хоккайдо такой фильм по-настоящему не мог бы получиться. Там иные, не похожие на Уссурийскую тайгу масштабы природы. Там не мог бы жить такой человек, как Дерсу Узала. Эту картину нужно было снимать на русской земле, но тогда, 20 лет назад, это было невозможно».
Куросава в начале 70-х переживал творческий кризис. Его фильм «Под стук трамвайных колес» провалился, режиссер пытался покончить с собой. И вдруг - приглашение снять кино на «Мосфильме»…
Причудливы переплетения мирового кинематографа: сначала «Семь самураев» Куросавы вдохновили Джона Стёрджеса на «Великолепную семерку» с Юлом Бриннером в главной роли - уроженцем Владивостока и оскароносцем. А потом уже сам Куросава едет в Приморье и снимает кино, которое получает «Оскар».
Нерест в русской реке
Сценарий цветного двухсерийного фильма написали сам Куросава и писатель Юрий Нагибин. Вторым режиссером выступил Владимир Васильев, оператором - Асакадзу Накаи, которого называли «глазами Куросавы».
Непростым вопросом был выбор актера на роль Дерсу - гольда, то есть нанайца. В советском фильме «Дерсу Узала» 1961 года заглавную роль исполнил казах Касым Жакибаев. Куросава видел в этой роли японского актера Тосиро Мифунэ, с которым много работал, но тот был занят. Пробовали нанайца Кола Бельды (исполнителя песен «Увезу тебя я в тундру», «А олени лучше» и т. д.) и бурятского танцовщика Цыдена Бадмаева. В итоге Дерсу сыграл, и великолепно, тувинский актер Максим Мунзук. Хотя к его внешнему сходству с Дерсу были претензии - грузноват, широколиц, тяжеловат на ногу…
На роль Арсеньева Куросава взял Юрия Соломина, высоко оценив его работу в «Адъютанте его превосходительства». Жену Арсеньева сыграла Светлана Данильченко, китайца Чжан Бао, с которым Арсеньев боролся против хунхузов, - киргиз Суймонкул Чокморов.
В небольшой роли одного из арсеньевских стрелков снялся Владимир Сергияков - тогда студент Дальневосточного института искусств, а ныне народный артист РФ, актер краевого театра имени Горького, глава Приморского отделения Союза театральных деятелей.
Самыми необычными членами съемочной группы были молодой тигр Артем (у него менялись зубы, и зверю пришлось доставать дефицитную мякоть), медведица Рита и изюбриха Катя. Диких кабанов сыграли выписанные из Михайловки хряки, которых выкрасили черным.
Экспедиция базировалась в Арсеньеве. Его градообразующие предприятия - «Прогресс» и «Аскольд» - работали на оборону, а капиталистическая Япония была востоком в смысле лишь географическом, но никак не идеологическом. Тем не менее «добро» было получено - на каком-то высоком уровне. Арсеньевские власти расценивали помощь «Мосфильму» как государственную задачу. Подключали заводы (вольер для тигра сварили на «Прогрессе»), воинские части, автотранспортное предприятие, совхоз, молокозавод, мясокомбинат. В ответ актеры проводили творческие встречи с жителями. У гостиницы «Таежной», где жили гости, собирался чуть не весь город. Включая девятилетнюю школьницу, будущую актрису театра имени Горького Ларису Белоброву.
Куросава обычно был замкнут, погружён в себя, молчалив. «Сидел… нога на ногу, уголки рта опущены, с резкими и нервными движениями. Я бы сказал, с недовольным выражением лица. В этот момент даже японцы старались не беспокоить Куросаву. Если его что-то не устраивало, он ломал в руках ветку, подходил к камере, порой на повышенных тонах указывал актерам и своим помощникам. Но в то же время был предельно внимателен к говорящему, не перебивал его, и когда находил полезное в беседе, то сразу улыбался. У него была улыбка ребенка, мягкая и беззащитная, особенно когда он снимал очки, - вспоминал уроженец Арсеньева Евгений Парфёнов, работавший на съемках переводчиком. - Его скрупулёзность проявлялась в подборе реквизита. Зритель на экране никогда не заметит, что за посох держит в руках Дерсу Узала. А мастер просил чуть подержать его на огне, чтобы он приобрел натуральный вид. Или еще одна деталь - котомка Дерсу. Даже ремешки на ней были изготовлены из настоящей сыромятной кожи, как и описывал Арсеньев… Особенно трудно проходили съемки сцен, в которых главным героем становился тигр. Животному не объяснишь, как встать в кадре и куда прыгнуть. Предпринималось немало попыток, далеко не гуманных, чтобы выгнать зверя в определенную точку кадра. Куросава сидел сгорбившись, уставившись взглядом в землю, потом вскакивал, громко требовал прекратить съемку, жалея животное, но искусство требует жертв, и эти сцены наконец тяжело и нервно были закончены».
Усы и бороды у актеров были настоящими, солдатские ремни Куросава лично старил наждачной бумагой. Клал в ручей камень, чтобы течение каким-то особенным образом разбивалось об него, поправлял что-то в зарослях, подкрашивал листья, чтобы продлить золотую осень… Рассказывают, что подобный подход был у Андрея Тарковского. Сейчас, кажется, так уже не снимают.
Натурные съемки шли с мая 1974-го по январь 1975 года. Снимали в основном в окрестностях Арсеньева - в Анучинском и Яковлевском районах (однажды из Анучино приехали с претензиями - кинематографисты пустили дым, изображавший туман, и потравили совхозных пчел). Переправу через реку снимали в Ольгинском районе, на Аввакумовке. Позже, в мемуарах, Куросава назовет съемки в СССР «нерестом японского лосося в русской реке».
Философия и политика
И в книге Арсеньева, и в ленте Куросавы - размышления о человеке, прогрессе, цивилизации, экологии. Дерсу - «первобытный коммунист», живущий в гармонии с миром. Арсеньев - внимательный очарованный странник, горожанин, ставший таежником…
Этот неторопливый, медитативный философский истерн неожиданно стал событием политическим. Совсем недавно, в 1969 году, случился конфликт Китая и СССР на Даманском, и в Пекине восприняли фильм как часть «антикитайского международного заговора». «Ренегатская клика советских ревизионистов не упускает случая использовать литературу для пропагандирования своей экспансионистской политики… В сценарии не только описан ряд действий царя по оккупации китайской территории, но и обнаружилась претензия нового царя к нашей территории в настоящее время», - писали китайские СМИ.
Им не нравилось, что Дерсу в фильме ругает китайцев-браконьеров, а старик-китаец низко кланяется Арсеньеву: «Это сделано по строгому распоряжению руководителей советской ревизионистской империи, которые хотят, чтобы современный Китай так же склонялся перед СССР». В декабре 1974 года председатель КГБ Юрий Андропов даже писал в ЦК КПСС о том, что дело может вылиться в «довольно жгучую политическую проблему».
Не секрет, что в текстах Арсеньева - разведчика, государственника, офицера - присутствуют как антикитайские, так и антияпонские выпады. Но его «Дерсу Узала» - преимущественно о другом, о вечном. Вот и Куросава писал: «Это все-таки художественный фильм… Я настойчиво выступаю против того, чтобы включить политику в этот фильм». Мастер был прав: политика - штука изменчивая. Сегодня едва ли кто-то видит в фильме политический подтекст. Осталось другое, главное: человек, его место в мире, ответственность.
Премьера кино прошла осенью 1975 года. Тогда же Мунзуку и Соломину присвоили звание почетных граждан Арсеньева - «за активное участие в пропаганде отечественного киноискусства и воспитании трудящихся города». Куросаве звание почетного арсеньевца присвоили только в 2002 году, посмертно. Тоже политика.
Василий Авченко,
«Новая газета», №458, 13.9.18
