Наталия Николаевна Хаютина-Ежова (1932-2016). Фото: МАУ «Рассвет Севера», Ольский городской округ Магаданской области.
Наталия Николаевна Хаютина-Ежова (1932-2016). Фото: МАУ «Рассвет Севера», Ольский городской округ Магаданской области.
Несколько лет я не решался прикасаться к этой теме. Хотя она никогда и не оставляла меня - с того момента, как я узнал, что дочь печально известного наркома внутренних дел Н.И. Ежова живет где-то недалеко от Магадана.
 
Первые сведения, со ссылкой на работницу библиотеки пос. Певек, были едва ли не легендарными, да и фамилия называлась неуверенно. Потом случайно встретился сотрудник Магаданского УКГБ, к которому Н.Н. якобы приходила лет пятнадцать назад в том же Певеке посоветоваться: не помешает ли ее дочери, учившейся тогда, кажется (я сейчас уже не очень твердо помню рассказ майора), в каком-то торгово-кулинарном училище во Владивостоке, не помешает ли девушке по имени Женя ходить в загранрейсы то обстоятельство, что у нее такой вот дедушка. Майор, а тогда, наверное, капитан или даже старший лейтенант, сказал, что у него никакого компромата ни на нее, ни на ее дочь нет. Он-то фамилию Н.Н. запомнил правильно.
 
Далее было несложно - через адресное бюро установить, где живет Н.Н. И бывая в том самом поселке по разным съемочным делам Магаданского телевидения, я не раз думал: а что если сейчас завернуть к ней? что она скажет? спрячется, выставит за дверь или все-таки согласится поговорить?
 
Профессиональной смелости мне бы хватило (больше всего я не любил эту профессию за присвоенное ею право вламываться в чужие жизни - но что поделаешь, если для работы это необходимо?) - останавливало другое: не повредит ли мой визит Н.Н.? не будет ли он способствовать огласке ее проживания именно в этом поселке?
 
Ведь наверняка Н.Н. не афиширует свои семейные связи с Н.И. Ежовым по соображениям собственной безопасности. И живет она здесь под другой фамилией.
 
Между тем московский журнал «Русская виза» в 1993 году опубликовал очерк «Дочь наркома». Его автор, Геннадий Жаворонков, основываясь, прежде всего, на дневниках Н.Н., пусть фрагментарно, но впервые, не таясь представил парадоксальную, нелегкую, трагическую судьбу этой женщины.
 
Там было и безмятежное, счастливейшее детство, оборвавшееся в 1938 году, когда героине было лишь шесть лет (или около того - точную дату своего рождения, равно как и настоящих родителей, Н.Н. не знает: супруги Ежовы взяли ее совсем маленькой из детского дома), и последовавшее затем новое, куда более жестокое, потому что было уже осознанным сиротство - детские дома, ремесленное училище, и как счастье превеликое - поступление в музыкальное училище...
 
После его окончания (по классу баяна) Н.Н. в 1958 году вполне добровольно оказалась на Колыме - сама себя сослала, спряталась вместе с казалось бы тайной своего детства (а с портретом Н.И. Ежова, вырезанным из какого-то издания прежних лет, не расставалась, пока не отбирали, а потом искала и находила еще один) сначала в Ягодном, потом на прииске им. Горького. Судьба не раз жестоко била ее, отбрасывала снова на материк и возвращала на Север, теперь уже на Чукотку: Айон, Валькумей, Певек...
 
Во всех этих превратностях можно было бы и усомниться - не придумано ли? Но вот Г. Жаворонков называет человека, который вызвал Н.Н. в свой кабинет чуть ли не на другой день после ее приезда в Ягодное - подполковник Жалков.
 
Чекист Жалков - фигура на Колыме известная: это он десятью годами раньше оформлял здесь на вечное поселение вышедшего из лагеря австрийского шпиона Петера Деманта, ныне живущего в Москве литератора, автора книги «Зекамерон XX века», а за год до встречи с Н.Н., в 57-м, неукротимый подполковник оформил дела первых колымских диссидентов (или последних контрреволюционеров?): в Магадане и Ягодном были арестованы художник Яков Высоцкий (тот самый Яков Антонович, который будет работать впоследствии на магаданской телестудии - боксер, отец знаменитого Игоря Высоцкого) и киносценарист, колымский сиделец по приговорам 1937 и 1944 годов Аркадий Добровольский. Они обвинялись в антисоветской пропаганде.
 
Наверное, это было последнее чекистское деяние подполковника, потому что уже осужденному по этому делу Добровольскому удалось с освобождавшимся украинцем-западником передать весточку о своей судьбе в Киев - поэту Максиму Рыльскому, а тот, пользуясь своим высоким статусом депутата Верховного Совета СССР, нашел возможность рассказать о ягоднинском деле самому Н.С. Хрущеву. Последовала команда разобраться, дело было прекращено, а его инициаторы, по слухам, поплатились своими должностями.
 
О знакомстве с Н.Н. мне рассказала летом 1996 года и ветеран Севера, бывшая заведующая клубом прииска им. Горького В.А. Козина - в этом учреждении Н.Н. работала музыкальным руководителем. Но и после этого подтверждения я все еще не считал себя вправе что-то писать о судьбе дочери сталинского наркома.
 
В этом смысле мне буквально развязала руки самая недавняя (в № 4 за 1998 год) публикация «Реабилитируют ли Ежова?» в ежемесячнике «Совершенно секретно», потому что не этому - отчасти риторическому - вопросу она посвящена, а судьбе Н.Н. - Наталии Николаевны Хаютиной, и сообщает о ней такие сведения, что узнают ее, учитывая популярность издания, и на нашей колымской земле - многие. Да и как не узнать, если публикацию предваряет коллаж, на котором - на переднем плане - Н.Н. собственной персоной, снимок, видимо, совсем свежий.
 
Из того, что я уже рассказал, по-моему, совершенно явственно следует, что Н.Н. не очень и берегла свое «инкогнито» - знали ведь о ее родословной и в Певекской районной библиотеке, знала В.А. Козина и, наверное, еще какие-то люди на прииске, знал и тот майор, к которому она обращалась - сама! - с вопросом о будущей работе дочери. Да и публикации в столичных изданиях в 93-м и 98-м годах, конечно, не обошлись без ее участия. Да, не особенно она береглась, хотя, вероятно, некоторые опасения всю жизнь испытывала.
 
Но ее-то в чем и кто мог винить? Только в том, что она дочь Ежова. И мстить за это? Но такая месть бессмысленна хотя бы потому, что ни «ежовщина», ни «ежовые рукавицы» не были придуманы носителем этой фамилии - конкретный Николай Иванович был лишь проводником и исполнителем (пускай и ревностным) политики и приказов сталинского руководства.
 
Достаточно вспомнить, что вся самая страшная репрессивная практика августа 1937 - октября 1938 годов была начата и остановлена после соответствующих постановлений Политбюро ВКП(б). Вина наркома Ежова как исполнителя этих постановлений громадна (но судили его и расстреляли совсем по другим обвинениям, что дает, в принципе, возможность говорить о его реабилитации), но не было бы Ежова, был бы Медведев, Волков или Лисицын: подвластная политическому руководству страны репрессивная машина сработала бы так же или почти так же. На то она и машина.
 
Мог ли найтись какой-либо оголтелый фанатик, который покусился бы на то, чтобы отомстить дочери Ежова?
 
«Я до сих пор жду, что однажды постучат в дверь и отомстят мне за отца»
 
Цитата из очерка Эрика Шура «Реабилитируют ли Ежова?»: «В Тахтоямске она общалась с двумя бывшими заключенными. Бывшего политзека боялась, а бывшему полицаю могла бы и рассказать при отца. Ей казалось, что политзек, узнав, мог бы и убить. Ведь убили же старика, работавшего недалеко от Магадана на шлагбауме: через несколько десятилетий его нашел человек, у которого старик вырезал во время войны семью». Но это «ведь» не имеет к личности Н.Н. никакого отношения, потому что в приведенном случае месть была обращена на убийцу - бандита ли, националиста, бог несть.
 
А она, приемная дочь Н.И. Ежова, разве кого-то убила? Кому-то причинила зло?
 
Не за что, я думаю, ей было мстить, хотя... Но в такой же степени любой из нас может пострадать от сумасшедшего, засевшего с автоматом у открытого окна. И то, что за сорок лет жизни на Колыме и Чукотке ничего с Н.Н. не случилось, только подтверждает эту мысль.
 
И еще одно суждение-опасение, высказанное в указанных публикациях о дочери Ежова, вызывает у меня сомнение: это о постоянном надзоре за ней со стороны органов госбезопасности. Документальных данных у меня на этот счет, разумеется, нет - одни сомнения.
 
И прежде всего такого вот свойства: а зачем этим самым органам нужно было наблюдать за Н.Н., с какой целью? Чтобы не допустить со стороны Н.Н. какой-либо опасной для государства деятельности? Но такую и предположить было нельзя. Чтобы охранять ее и не допустить, в случае чего, расправы над ней? Да помилуй бог, ГБ ли этим заниматься?
 
За какие заслуги ее охранять? Или ГБ сама собиралась поучаствовать в расправе над Н.Н.? И за что опять-таки? Или уж такие записные злодеи в той организации работали, что им и бессмысленное зверство в охотку?
 
Не будучи, естественно, посвященным в секреты той организации, я думаю, что если она и имела сведения о пребывании Н.Н. на обслуживаемой территории, то относилась к этому факту вполне спокойно: живет, ну и бог с ней, а нам-то что?..
 
Тем более что кого только в те пятидесятые и даже шестидесятые тут не было, и родственники Троцкого и Рыкова, например, не являлись самыми таинственными и загадочными в ряду этих фигур. Ну а распахнутые объятия подполковника Жалкова, которыми он встретил Н.Н. в Ягодном, могли быть лишь его личными телодвижениями.
 
Мне даже показалось, что в тот момент, когда я исподволь начал копить сведения о Н.Н., наша местная ГБ, если она раньше и знала о ее существовании, успела о ней основательно забыть. Впрочем, какое это сегодня уже имеет значение...
 
А что же имеет? А то, что живет на Севере человек с такой вот изломанной судьбой (чем, впрочем, Север в былые годы и удивить было трудно), живет, с малыми перерывами, уже сорок лет на земле, которая со временем сделалась для него родной. Живет и служит этой земле - слагает о ней песни, пишет стихи.
 
В 1997 году, попечением областного и районного органов культуры, у Н.Н. вышла книжка «Музыка - святое вдохновенье». В ней, среди текстов, искренних и не очень умелых, лирических, патриотических, притаилось стихотворение, которое мне хочется привести целиком:
 
Боже, скажи мне, Боже! -
Я больше терпеть не могу, -
Скажи мне, за что же, за что же
Мою искалечил судьбу?
Я, правда, в церквях не молилась -
Прости Ты мне грех этот мой.
Я мысленно только просила,
Чтоб дал мне хоть мнимый покой.
Ну сжалься, прошу Тебя, Боже!
Прости хоть немного меня.
На сорванный лист я похожа...
А жить так, поверь мне, нельзя.
Но жить все-таки надо, как это ни трудно.
 
Я увидел в областной библиотеке им. А. С. Пушкина стопку этих книжек с фамилией Н.Н. на обложке и, не веря своим глазам, спросил:
 
- Это можно купить?
 
Оказалось, что можно и даже нужно: библиотека взяла на себя миссию их распространить, чтобы помочь тем самым автору - энтузиасту художественной самодеятельности, бабушке четырех внуков, живущей на скромную пенсию бывшего работника культуры.
 
Александр Бирюков
Статья опубликована в книге А. Бирюкова «Колымские истории» (Магадан, 2003)
ИА «Весьма», 2.9.18