Б.В. Сумашедов. «Распятый в дебрях», 2015 г.

Третий отрывок из второго издания выходящей в Москве повести Бориса Сумашедова о жизни и деятельности В.К. Арсеньева «Распятый в дебрях» (см. I отрывок «Визит в хабаровскую Лубянку»; II отрывок «Владимир и Анна Арсеньевы. История их жизни и развода»).
 
В начале 2015 года эта художественно-документальная повесть о В.К. Арсеньеве выходит в свет в издательстве «Известия» в «рамках» благотворительного проекта. БОльшая часть тиража  будет рассылаться автором в библиотеки школ, которые в 2013 году оказались в районах амурского наводнения.
 
ОТ АВТОРА.
Читатели «Дебри-ДВ» уже познакомились с отрывками из моей книги, в которых рассказывалось о хабаровском периоде жизни главного героя.
 
Ниже вы прочтёте о  новой любви Владимира Клавдиевича и втором браке, который длился всего немногим более десяти лет, неизвестных фактах из жизни дальневосточных «Мастера и Маргариты»,  рассказанных мне племянницей жены Арсеньева и найденных в  московских архивах. Прослежены годы жизни Маргариты Николаевны после неожиданной смерти мужа.
 
С Хабаровском были, оказывается, связаны трагические страницы недолгой жизни второй жены Арсеньева: здесь её судили в начале 30-х годов, а в 1938-м вскоре после второго ареста расстреляли. Трудно сложилась судьба их дочери Наташи, поселившейся в 1960 году в городе на Амуре вскоре после освобождения из ГУЛАГа...
 

Фрагменты из книги Бориса Сумашедова «Распятый в дебрях»

Фрагменты из книги Бориса Сумашедова «Распятый в дебрях»

 

КРУТОЙ ПОВОРОТ

 

Маргарита и Владимир Арсеньевы

...Когда осенью 1918 года Владимир Клавдиевич на транспорте «Якут» возвращался во Владивосток с Камчатки, где в «ранге» комиссара по инородческим делам находился в экспедиции, он уже знал - в Хабаровск не вернётся. Комиссар Камчатки, некто К.П. Лавров, поставленный там верховодить ещё, видимо, Временным правительством, не сошёлся с местной властью во взглядах на будущее полуострова и решил организовать во Владивостоке Управление рыбными промыслами Дальнего Востока. Кому уж они тогда подчинялись, Бог весть.
 
Он уговорил Арсеньева пойти работать в его ведомство.
 
Совсем недавно Владимир Клавдиевич, по-видимому, не думал, что в его биографии произойдёт столь крутой поворот. По крайней мере в письме, отправленном им 20 июля с Камчатки заведующему переселенческим районом Б.Н. Клепинину, он, подробно рассказывая о своих планах, просит увеличить состав его экспедиции, «чтобы летом 1919 года можно было обследовать восточную часть Камчатки», напоминает «глубокоуважаемому Борису Николаевичу», что ещё в Хабаровске они с ним пришли к одному и тому же выводу, что обследование Камчатки надо вести всестороннее».
 
Далее, правда, следует не совсем ясный оборот: «Если мне в этом году нельзя будет отойти в сторону (подчёркнуто мной. - Б. С.), то я очень просил бы на будущий год предоставить мне полную возможность заняться изучением этого района». Кончается письмо с того же «если»: «Если смета на дальнейшие изыскания на Камчатке будет утверждена новым правительством и деньги Вы добудете, поставьте нас в известность».
 
У какого нового правительства надо будет просить денег, не ведал, наверное, и сам Б.Н. Клепинин. И ответа, видимо, не дал.
 
Тогда Арсеньев согласился на предложение Лаврова.
 
Арсеньев знал, что сейчас многие эмигрируют. Не раз об этом думал, гамлетовский вопрос поворачивал и так и эдак. Правда, «не быть» он представить себе не мог.
 
Если быть здесь, то кем, с кем и как?
 
Если тоже быть, но там, то...
 
Незадолго до смерти Владимир Клавдиевич напишет довольно искренне, но обтекаемо о тех своих терзаниях - уезжать из России или остаться. Он хорошо понимал, что его советским биографам да и читателям нужно будет именно такое «признание»:
 
«В 1918 году я мог бы уехать в Америку, а в следующем, 1919 г. - в Новую Гвинею, но я уклонился от того и другого предложения. Мог уехать совершенно легально, но новые власти в известной степени всё-таки расценивали бы мой поступок как побег. Мне было тогда уже сорок девять лет. Я должен был бы поставить крест на всю свою исследовательскую работу на Дальнем Востоке и заняться совершенно новым для меня делом среди чужого народа, который в лучшем случае терпел бы меня в своей среде только как бесправного эмигранта. Мои родные, друзья и знакомые находились в бедственном положении, а я вместо того, чтобы как-нибудь помочь им, бежал, бросив их на произвол судьбы. Революция - для всех - в том числе и для меня! Я не долго раздумывал и быстро решил разделить участь своего народа».
 
Выделяя чёрным шрифтом два последних предложения, арсеньеведы утверждали, что Владимир Клавдиевич радостно приветствовал революцию. Однако вчитаемся внимательно в им написанное. Оптимизма в его словах немного (разве что восклицательный знак). Арсеньев не написал, как футурист Маяковский: «Моя революция!» У него по-другому: «для всех».
 
Значит надо по-христиански «разделить участь своего народа».
 
Участь! А какова она будет - кто тогда знал?!
 
Однако в настроении Арсеньева появилось свойственное довольно большой части тогдашней русской интеллигенции и невесть откуда взявшееся наивное чувство (или вера?), что эта «эпоха со всеми её жестокостями и насилиями» (помните запись в его дневнике за 1 января 1918 года?) скоро закончится и наступит иная, обещанная из Петрограда большевистской властью.
 
Эпоха, где восторжествуют «liberte, egalite, fraternite» (провозглашённый французскими буржуа в конце XVIII века лозунг: «Свобода, равенство и братство!»).
 
Совсем невеликую должность предложил Арсеньеву повстречавшийся ему на Камчатке человек. Документ от 1 ноября 1918 года: «Согласно прошению, Владимир Клавдиевич Арсеньев с сего числа определяется на должность младшего инспектора рыболовства при управлении.
Управляющий Лавров».
 
Вот тебе и креатура... Вспомнилось, как 18 лет назад по прибытии на тот же брег ему, новоиспечённому поручику, приходилось начинать с подобных «малых» должностей. Теперь же ещё следовало забыть, что он остаётся подполковником в отставке.
 
Заметим попутно, что о дореволюционных его званиях в документах тех лет нет-нет, да и упомянут (но до прихода красных). Например, в «послужном списке», составленном 1 июля 1919 года в том же управлении, и в паспортной книжке, выданной 28 июня 1921 г., В.К. Арсеньев назван «коллежским советником». В расписке о получении им извещения о разводе, написанной в 1919 году, сказано, что он подполковник.
 
В одном из удостоверений, подписанных Лавровым (уже после рождения дочери Наташи, т.е. не ранее 20-го года), написано: «Дано сие... полковнику В.К. Арсеньеву...» (даже повысили! - Б.С.). Это же звание стоит напротив его фамилии в списке, затребованном из некоей организации в январе 1922 г. на служащих в управлении Рыболовства, бывших ранее военнослужащими, и добавлено: «В войнах 1904-1905 и 1914-1917 не участвовал». Опросный листок, заполненный в 1919 г.: «В.К. Арсеньев - потомственный почётный гражданин Петрограда».
 

Юнкер Петербургского юнкерского пехотного училища Владимир Арсеньев

Уже при советской власти в бумаге, подписанной начальником Дальрыбы и самим В.К. Арсеньевым, где говорится, что «коммунистическая ячейка» даёт ему рекомендацию «в благонадёжности», рукой Арсеньева написано: «полковник в отставке, с 1917 г. переименован в надворные советники».
 
Тогда ещё не боялись скрывать такие факты дореволюционной биографии.
 
Наш герой был укоренён в почву, которую перепахали революция и гражданская война. Теперь предстояло сохранившимися корнями врастать в так изменившийся «пейзаж».
 
Продолжать жизнь в новой реальности.
 
Но пока старый «багаж» не востребован, остаётся держаться, как за якорь, за ту работу, на которую согласился пойти ещё на Камчатке. Сколько он будет ею заниматься, не знал. На сохранившейся в архиве папке с названием «Личное дело заведующего отделом морского зверя при Управлении Дальрыбы В.К. Арсеньева» после строки «Начато 1 ноября 1918 г.» новая надпись появится только через семь лет: «...кончено 15 апреля 1925 года».
 
Почти семь лет.
 
Что Арсеньев отнюдь не пескарь, а рыба куда крупнее, К.П. Лавров, конечно же, знал и наверняка говорил ему: «Владимир Клавдиевич, ради Бога, потерпите чуток, работа есть, жильё я вам устроил, я, как человек зависимый, жду-с, какая завтра власть будет... Вы пока решайте с разводом, а я обращусь с челобитной...»
 
Холостяцкую квартиру ему дали прямо в здании Управления, точнее, одну комнату, зато 30-метровую (скоро в ней заживут двое, потом трое, четверо, пятеро человек!). Трехэтажное, построенное в начале прошлого века в классическом стиле, это здание до сих пор стоит на Корабельной набережной.
 
Шёл тогда наш герой по своей тропе, но наощупь. Мгла кругом. Туман, гарь, осыпи. Шаг вправо, шаг влево, оступишься - покатишься в бездну. Но, может быть, рисковал, как, например, в те же годы в Крыму, помогая и белым, и красным, поэт Максимилиан Волошин. Владимир Клавдиевич был тогда уже не молод и не мог, как владивостокский юноша, русоволосый Саша Фадеев, принять одну сторону. Не поступил и противоположным образом, как Николай Гумилёв, выбравший себе верную смерть, когда решил участвовать в заговоре против большевиков.
 
Ни в какие заговоры «играть», ни в какие партизаны идти Арсеньев не думал. Он ждал наступления в родной стране порядка и твердой власти, которая позволила бы ему заниматься любимой наукой, путешествовать, писать, издаваться...
 
Скоро такая власть придёт.
 
Он по мере сил примет её «правила игры».
 
Одним из первых, кого он навестил, приехав во Владивосток, был старый товарищ Николай Матвеевич Соловьёв. Так позней осенью 1918 года Владимир снова встретился с его дочерью Маргаритой. Не пройдёт и года, как они пойдут под венец.
 
...Из далека-далёка смотрят с фотографий милые лица. С Верой Николаевной Красевой, двоюродной сестрой Наташи, дочери Владимира и его второй жены, листаем в её московской квартире семейный альбом. В нём сохранилось много снимков, на которых изображена Рита-Рита-Маргарита, а ещё звали её близкие и Маргошей, и Маргариткой, и Мэри, и, конечно же, Марго, а мама - Мэг.
 
Красивое, литературное, роковое имя...
 
Наташа ошибалась, когда в 1966 году писала одной из родственниц: «Хочу тебе сообщить, милая, что… много маминых фото было в семейном альбоме у Красевых. Наверное, в 37 году с перепугу всё уничтожили. Надо сказать, что мама очень редко фотографировалась. Считала, что у неё лицо не фотогеничное, и знакомым снимки никогда не дарила».
 
Фотографии Красевы сохранили.
 
…Вот семейный снимок, сделанный ещё в Польше. Мэг - совсем малютка. Другой: немногим старше, с сёстрами, мамой и папой, уже во Владивостоке. Рита - в Москве, совсем взрослая...
 
Фото Марго в юности. Открытый взгляд, пышные волосы зачёсаны назад... Смотрим другие снимки. Она с сёстрами, мамой и подругами на прогулке. Одета по тогдашней моде: в белую воздушную блузку с рюшами, светлую длинную, в широких складках юбку, сапожки. А здесь Маргарита в широкополой светлой шляпе, украшенной цветочками. Полуулыбка, напоминающая джокондовскую, куда-то мимо нас глядящие глаза. Будто бы хочет сказать: «Вот такая я девушка, ничего особенного».
 
После замужества, судя по снимкам, она похудела, изменилась прическа. Но глаза...
 
Глаза остались прежними.
 
До наших дней о второй жене Арсеньева дошло мало вещественных следов, воспоминаний... Поэтому интересно каждое. Вот как вспоминала о «разлучнице» его первая супруга Анна Константиновна. Скажем сразу: облик Маргариты, если прибегать к сравнениям с рисованными портретами, она «писала углём», поэтому он немного шаржирован. Но как подробен словесный «рисунок»:
 
«Лицо у Маргариты было длинным, нос орлиный, подбородок острый, почти синие глаза, как миндалины, египетский разрез. Не мазалась: Володя не любил «писанок». Высокая, почти как Володя ростом. Гладкая грудь. У неё были слабые лёгкие. Ходила, извиваясь, властный голос, точная речь… Губы тонкие, волосы очень тёмные, красива. Хорошо и богато одевалась, со вкусом. Косу заплетала на затылке узлом».
 
Да, такая, веришь, могла легко увлечь серьёзного, уже известного человека, на двадцать лет её старше...
 
Вера Николаевна о тёте рассказывала так:
 
- Была она яркой натурой, какая-то вся озарённая. Но и задумчивая. Не знаю, каким образом, но притягивала к себе лиц противоположного пола. Редкий из них, увидя её на улице, на неё не заглядывался.
 
Маргарита часто влюблялась, только всё почему-то в женатых. И всё неудачно. Её связь с морским офицером, обрусевшим поляком Карчевским получила огласку (не он ли один из тех двух офицеров на том групповом снимке?). Маргарита забеременела. У неё случился выкидыш. Пыталась покончить с жизнью. Травилась, но её отходили. Из невесть как оказавшегося у неё дамского пистолетика (по утверждению Анны Константиновны из «ружья Монтекристо») стреляла в висок. Пулька ударила в кость, застряла в подкожных тканях. Шрам на виске прикрывала локоном. Уже после смерти мужа она, будучи в Москве, пойдёт к хирургу, и он тот злосчастный кусочек свинца, столько лет просидевший где-то у её уха, вынет.
 
Георгий Пермяков, ссылаясь на воспоминания родных Арсеньева, писал автору этой книги так: «Да, она была красива, стройна, умна, бойка, образованна, полиглотна... После истории с Карчевским она стала невестой «второго плана», да ещё и здоровьем не блистала. Женщины, которым уже за двадцать пять, производят на пожилых мужчин сильное впечатление... Арсеньев, по свидетельству своего младшего брата Александра, имел большую половую силу. Так она его и покорила».
 
Тоже не очень лицеприятная характеристика, однако, похоже на правду.
 
Как встретили Соловьёвы Арсеньева? Услышав звонок колокольчика, дверь ему открыла Юлия Николаевна. Не удивилась неожиданному появлению. Обняла, повела в дом. Обменялись крепкими рукопожатиями с Николаем Матвеевичем. Вышли дети, снова объятия, поцелуи, вопросы, ответы.
 
Показалась Маргарита. Как и мама, чуть прижалась к нему грудью, поцеловала в щеку. Сказала с лёгкой усмешкой, без смущения:
 
- Какими судьбами? Сбежали от жены?
 
Мама укоризненно посмотрела на дочь. Сейчас, подумала Марго, она произнесёт: «Это же моветон!» Но та отвела глаза.
 
Засиделся Владимир Клавдиевич у Соловьёвых чуть ли не до полуночи.
 
Когда прощались, Марго подошла к нему у вешалки:
 
- Среди ваших проводников ни разу не было женщин-дикарок? Вы не будете против, если я вас провожу? Вдруг заблудитесь?
 
Его холостяцкая квартира была не очень-то далеко...
 
А может быть, происходило совсем наоборот? Она стеснялась его, смотрела молча, недоверчиво. Он же зачастил к ним, увлекал на прогулку вдоль берега Золотого Рога, тащил на сопки, всё время что-то ей рассказывал, обнимал, прощаясь, пытался её поцеловать. Приглашал к себе. Она, слушая его комплименты, признанья, замыкалась, торопилась домой.
 
И совсем не сразу он сумел увлечь её в свою постель.
 
Только стены старых домов помнят, как всё было…
 
В один из дней весны 19-го года Владимир шёл по владивостокской улице с Маргаритой к её родителям. Возможно, ярко светило солнце. Или всё потонуло в тумане. Да пусть хоть камни падали с неба, они всего этого не замечали. Шли два счастливых человека, как во все погоды, времена года и века бывают счастливы люди, решившие соединить свои сердца.
 
Когда их встретила за порогом чета Соловьёвых, Владимир Клавдиевич сказал:
 
- Я прошу Вас благословить меня и вашу дочь Маргариту Николаевну на брак наш. Я уже попросил у неё руки и сердца. Она согласна.
 
Скоро все со слезами на глазах крепко обнимались.
 
В предыдущей главе приводились некоторые документы о его разводе с Анной Константиновной. Продолжим её рассказ о тех событиях.
 
«Я заметила, что с середины 1918 года Володя частит во Владивосток. Потом переехал туда. «В чем дело?» - спросила я. «Служба. Там больше заработок». Вот и в апреле 1919 приезжает оттуда и как мечом по шее: «Я женюсь на Маргарите Николаевне Соловьёвой»… Я… её отца и мать хорошо знала… Слова Володи больно ударили по мне. 22 года вместе, и вдруг разрыв! «Мы не виноваты, - сказал Володя. - Так надо».
 
И дальше приведём только отдельные отрывочные строчки, полные боли и ревности: «…она бесстыжа - разбила семью»… «она поймала Володю, простака»… «Не могу точно сказать, когда Маргарита покорила моего Володю»… «Когда Володя объявил мне, что уходит к Маргарите, я была страшно рассержена и ничего из вещей ему не дала… начинай новую жизнь в том, что на тебе, дала ему только портфель. Он уехал. Потом мне стало жалко его, и я постепенно вернула ему: письменный стол красного дерева, дорогой, шикарный, китайской работы, и часть картин»…
 
«В 1920 году примерно мы встречаемся, и Володя говорит: «У меня родилась доченька, Наташа», да так ласково и радостно. Я поздравила его, но с горечью. Роди я ему дочь, он не ушёл бы от меня»… «…Я послала ему на свадьбу ядовитую телеграмму: «Поздравляю с очередным законным браком… Маргарита мечтала о женихе-монархисте, а получила не то. Она хотела молодого, а получила старика на 20 лет её старше. Маргарита была против советской власти, а Арсеньев в 1918 году советскую власть принял полностью».
 
Рассказ этот, напомним, был записан в 1958 году. Прошло 20 лет после расстрела Маргариты в застенках НКВД, 40 лет со времени, когда Владимир Клавдиевич «с одним портфелем» уехал к новой жене… А сердце семидесятидевятилетней Анны Константиновны по-прежнему щемило, старые душевные раны не давали забыть всё, что тогда случилось… Объективности, естественно, от её признаний трудно было ожидать. Но всё же, согласитесь, они представляют интерес.
 
Оказывается, все годы пристально следили глаза покинутой жены за той, к которой ушёл «её Володя». До смертного часа: «Я когда узнала, что Володя умирает, пошла к нему домой. Стояла Маргарита, высокая, красивая, спокойная. Мы обнялись».
 
До этого дня, горького для обеих женщин, оставалось не так уж много лет.
 
Расторгнул брак Арсеньева с первой женой Владивостокский епархиальный совет 27 мая 1919 года (только 14 мая 1920 года в Советской России официально отменят церковную регистрацию рождений и браков). Решение совета вошло в законную силу 4 июня. 25 июня оттуда направили бумагу в Управление рыбными промыслами за подписью протоиерея Д. Шерстенникова и ещё двух лиц - и. д. секретаря и делопроизводителя. Так что порядок в церкви, слава Богу, пока блюли.
 
В тексте говорилось, что брак «обоих православных и первобрачных», повенчанных в 1897 году причтом церкви Рождества Богородицы на Песках в гор. Петрограде, «расторгнут на основании 523 стр. Уст. Дух. Конс. - по прелюбодеянию Владимира Арсеньева, с разрешением Анне Арсеньевой вступить в новый второй брак, если она ещё не преступила предельного возраста для сего, с преданием ответчика за прелюбодеяние, в силу 20 прав. Анкирского пом. собора, семилетнему церковному покаянию, с сокращением сего срока, в случае искренности раскаяния виновного - до двух лет и с разрешением также и ему, Владимиру Арсеньеву, 46 лет, вступить в новый второй брак, но лишь по выполнении им эпитимии».
 
Сообщая о вышеизложенном определении Влад. Епарх. начальства, Епарх. Сов. просит сделать распоряжение об учинении в паспортной книжке и других гражданских документах Владимира Клавдиевича Арсеньева (ул. Петра Великого, Управление рыбными промыслами) отметок о расторжении его брака».
 
Сохранилась расписка в получении Арсеньевым этого извещения.
 
Неизвестно, как он уговорил, а может быть, и каким-то другим образом склонил батюшку небольшой церковки в пригороде Владивостока соединить их, несмотря на то, что Арсеньеву разрешалось епархией бракосочетаться лишь после «выполнения эпитимии».
 
В «послужном списке» В.К. Арсеньева ещё в бытность его работы в рыбном ведомстве есть запись о бракосочетании:
 
«16 июля 1919 г. причтом Владивостокской Свято-Николаевской на Второй речке (б. 3-й Сибирской стрелковой артиллерийской бригады) церкви повенчан с дочерью действительного статского советника девицей Маргаритой Николаевной Соловьёвой, православной, 27 лет, вторым браком, акт записан в метрические книги вышеозначенной церкви под № 12, с печатью. Протоиерей Иоан Шалин».
 
Свадьба была скромной.
 
О ней Анне Константиновне рассказала Вера Яковлевна, жена Александра, младшего брата Арсеньева: «Народу в церкви собралось мало. На Маргарите было светлое платье, на Арсеньеве чёрный костюм… Были шаферы и священник, хора не было. Потом дали обед для самых близких… Посидели за столом, Арсеньев был хмур, Маргарита оживлена и весела».
 
Бывшая жена от себя, конечно же, не могла не добавить едкое замечание: «Была свадьба в мае, чтобы «маяться». Но, как следует из вышеприведённого документа, бракосочетание состоялось в середине июля. Память престарелую женщину всё же подвела.
 
Но то, что «молодым» пришлось помаяться - чистая правда. Арсеньев официально обязался выплачивать жене и сыну по 550 р. в месяц. А в том же году начальство Рыбпрома ходатайствовало об увеличении инспектору Арсеньеву оклада с 550 р. до 700 р.!
 
Поселились молодожёны на тридцати квадратных метрах его служебной квартиры. Из Петербурга родственник Маргариты П.П. Гнедич писал молодожёнам: «Радуюсь, что вы нашли друг в друге взаимность, что представляет самое дорогое в земном существовании, особенно в наше смутное безвременье».
 
Маргарита забеременела, и у Арсеньевых 26 августа 1920 года родилась дочь Наталия, православная. Такая запись сохранилась в «послужном списке» отца: «Метрика о рождении дочери Наталии выдана за № 75 11 марта 1921 г. Причтом Владивостокского Кафедрального Успенского собора». (Новые правила регистрировать детей через загс тоже пока не вступили в силу.)
 
Стало в арсеньевской квартире жить да поживать трое. Но скоро пришла и четвертая жилица - сестра маргаритиного отца - тётя Маня. Она нянчила Наташу, так как родителям надо было зарабатывать на хлеб насущный.
 
У сестры Маргариты Ольги, что была всего на год её моложе, муж Моллер воевал на германском фронте, скоро пропал без вести. На руках Ольги осталась дочка, названная по имени матери. Вдова отправилась работать в геологоразведочную экспедицию на Северный Сахалин. Брать пятилетнюю дочку туда было бы безумием. Владимир Клавдиевич сказал: «Оля поживёт у нас». Так у Наташи появилась двоюродная сестричка, пятый член семьи.
 
Это подтверждает страховая книжка В.К. Арсеньева - аналог нынешней регистрации жильцов (запись № 11503 за 1924 год): «В.К. Арсеньев, 52 г., М.Н. Арсеньева, 32 г., дочь Наталья, 4 г., Мария Матвеевна Соловьёва, 65 л., Ольга Моллер, 7 л.».
 
Много лет спустя, Ольга Моллер, приехав из Москвы на очередные арсеньевские торжества, посетит ту самую их квартиру, вспомнит, как они в ней жили: «Дядя Володя перегородил комнату двумя массивными шкафами - платяным и книжным. В одной половине была спальня Маргариты Николаевны и Владимира Клавдиевича. Но там стояли ещё два стола: письменный и обеденный. Днём это была наша столовая. В другой - на большом сундуке спала я, а позже на раскладной кровати. Рядом еле помещались кровати Наташи и Марии Матвеевны. Тетя Маша, она была горбатенькая, вела всё домашнее хозяйство».
 
Впереди события будут, как льдины на реке в половодье, мчаться, крутясь в мутной воде.
 
Налезать друг на друга, раскалываться...
 
Рассказывая о судьбах Владимира и Маргариты, как не вспомнить роман «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова, который он задумал и начал писать первый вариант в конце 20-х. Пришла даже такая мысль: а не узнал ли каким-то образом литератор об истории любви некоей девушки из Владивостока по имени Маргарита и известного исследователя Уссурийского края, книги которого издают в Берлине?
 
Оказалось, что эта «версия» уже была озвучена на Арсеньевских чтениях во Владивостоке в 2000 году. Цитируем одно место из доклада молодых учёных А. Запорожец и Ю. Яроцкой: «...Теоретически встреча Булгакова и Арсеньевой могла состояться в Москве, где Маргарита Николаевна останавливалась у своих родственников Гнедичей и вращалась в кругу литераторов».
 
Мол, жена Арсеньева натолкнула писателя на сюжет. Авторы этого сообщения в рамках «документального театра» даже поставили в стенах Владивостокского мемориального Дома-музея В.К. Арсеньева композицию о Владимире и Маргарите. Рассказ о ней они сделали на основании воспоминаний и документов. Пытались, как они говорили в своём сообщении на Чтениях, разобраться: «Была ли Маргарита Николаевна Арсеньева Маргаритой? (т. е. чуть ли не двойником булгаковской героини.- Б. С.). Или в судьбу мастера вошла случайная, корыстная, чужая, честолюбивая женщина?»
 
И далее, пересказывая воспоминания о Маргарите, по сути дела второй вопрос сами же опровергли. А возник-то он лишь потому, что, оказывается, невестка младшей сестры Арсеньева Вера говорила о Маргарите разные нехорошие слова: она, мол, такая-сякая, эгоистичная, любит купаться в роскоши и т. п. Другие утверждали, что это был вовсе не брак по любви, а мезальянс. Далее мы ещё и более сильное «свидетельство», а по сути донос на Маргариту в карательные органы приведём.
 
На любой роток не накинешь платок.
 
Опускаем мнения критиков романа Булгакова. Некоторые из них (например, зарубежный исследователь Альфред Барков, с эпатажной точкой зрения которого можно познакомиться в интернете), булгаковскую Маргариту и мастера вовсе не считают идеальной парой. Не о литературных героях речь.
 
О реальных.
 
Почему постановщики музейного спектакля вспомнили о героях романа, ставшего для миллионов читателей чуть ли не культовым? Листаем книгу и невольно удивляемся некоторым поразительным сходствам того, что придумывал Михаил Афанасьевич, с реальными фактами из жизни Владимира и Маргариты.
 
То, что Арсеньев для дочери Соловьёва в тот год, когда их так потянуло друг к другу, был мастером - нет сомнения. Она хорошо знала его биографию, его военную карьеру, получившие в научном мире резонанс его работы, ту же поездку в Петербург и встречу с царём, со знаменитыми исследователями, знала, что он пишет повести, и, вероятно, ещё до замужества, горячо уговаривала отца помочь Владимиру Клавдиевичу с их изданием. А когда в 1918 году Арсеньев приехал во Владивосток, то сразу же своим женским чутьём поняла: он так одинок, несчастлив и ждёт, пусть не показывая вида, помощи.
 
И конечно, новой любви...
 
Удивительно и то, что булгаковский герой, автор «неизданного романа», был по профессии историком, работал в музее. Как Владимир Клавдиевич, заведовавший в Хабаровске музеем, тоже был автором неизданной книги. Совпадает и отчество реальной Маргариты с той, что в романе - Николаевна. Ничуть не счастливее складывалась её жизнь...
 
Фразу из «Мастера и Маргариты» «столкнула их сама судьба» вполне можно отнести и к встрече Арсеньева с его будущей второй невестой-женой. Ещё одна фраза из романа: «Меня поразила не столько её красота, сколько необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах». Невольно эти строки приходят на память, когда рассматриваешь фотографии Маргариты Соловьёвой.
 
А вот (продолжаем цитировать Булгакова) мастер думает и разговаривает с повстречавшейся и так поразившей его женщиной:
 
«Она жила с другим человеком, и я там тогда с этой, как её...
 
- Вы были женаты?
 
- Ну да... на этой...»
 
При встрече с Маргаритой Арсеньев мог бы сказать, ну слово в слово, как говорил булгаковский герой: «Не надо задаваться большими планами… Я вот, например, хотел объехать весь земной шар. Ну что же, оказывается, это не суждено…».
 
Фраза о «больших планах» - крылатое выражение. То, что она принадлежит перу Жана Батиста Поклена де Мольера, Михаил Булгаков, автор пьесы об этом французском гении под названием «Кабала святош», конечно, знал. И вставил в признание героя «Мастера и Маргариты» своей любимой.
 
Но знал эту фразу и Владимир Клавдиевич. С небольшим изменением её употребил в... газетной корреспонденции ещё в 1912 году.
 
Во время второго этапа «секретной» экспедиции он по просьбе редактора хабаровской газеты «Приамурье» писал в неё с маршрута письма. Публикации эти приведены в книге М.К. Азадовского «Жизнь и приключения в тайге». Арсеньев в одной из этих корреспонденций, давая советы местным жителям, прежде всего образованной её части - топографам, землемерам, учителям, священникам и, конечно, чиновникам, как сохранять памятники старины, писал:
 
«Не надо задаваться большими задачами. Следует только обстоятельно изучить ближайшие окрестности, свой район»...
 
Этому правилу следовал, как мы уже знаем, и сам наш герой. Он был куда бóльшим реалистом, чем литературный герой Михаила Афанасьевича. Но что касается путешествий... Может быть Владимир Клавдиевич тоже мечтал объехать земной шар? Только вряд ли говорил об этом своей Маргарите...
 
«Бывают странные сближенья», - написал некогда гениальный поэт. Может быть, поэтому так хочется всё нанизывать и нанизывать фразу за фразой из знаменитого романа. Вспомните, что болтал Коровьев Маргарите о «вопросах крови». Мол, она прапрапраправнучка одной из французских королев. У Маргариты Соловьёвой в жилах тоже текла французская кровь. Снова какое же совпадение!
 
Жаль, что мы ничего не знаем о её далёких предках...
 
Как объяснить подобные сближенья? Вероятнее всего автор романа, до сих пор будоражущего читателей, как утверждает критик Барков, описал коллизию личной жизни самых разных реальных персонажей того времени.
 
А время-то было не приведи Господь!..
 
Маргарита взвалила на себя большую ношу. Может быть, не корректно сравнивать её с первой женой, но как тут не сказать, что Анна Константиновна никогда не работала и нужды заниматься этим не испытывала. В её распоряжении были денщик мужа-офицера, домашние работницы... Маргарита Соловьёва зарабатывать на жизнь стала, когда лечилась от туберкулеза: нанималась присматривать за ребёнком. Не имея, увы, законченного специального образования, трудилась во Владивостоке на небольших должностях в фирмах и учреждениях как до советизации Приморья, так и после.
 
Приморский изыскатель В.А. Ярмолюк в газете «Дальневосточный геолог» (№ 6. 1992) вспоминал: «Когда я узнал, что в геологоразведочном тресте работает жена Владимира Клавдиевича, то специально пошёл туда, чтобы её увидеть. Это была стройная изящная женщина, средних лет и среднего роста. Молчаливая, спокойная, с редкой, но хорошей улыбкой. Последний раз я её видел в коридоре треста весной 1933 года».
 
В той же газетной публикации приводится отрывок из письма историка Б.П. Полевого, сына директора Дальгеолкома: «Маргарита Николаевна Арсеньева была приглашена в ДВО Геолком моим отцом: он хотел этим материально помочь семье В.К. Арсеньева, который в это время остро нуждался в деньгах. Первоначально М.Н. стала вести всю иностранную переписку, занималась библиографией и картотекой выявленных месторождений, из которых и образовалось бюро учёта и статистики».
 
Да, дома по хозяйству Маргарите помогала тетка, но она была инвалидом от рождения. Требовали забот Наташа и Оля. Муж, как и прежде, не вылезал из своих дел. Скоро, как мы увидим, она стала ему настоящей помощницей.
 
Знал ли Владимир Клавдиевич о романе её с Карчевским? Не мог не знать. Правы А. Запорожец и Ю. Яроцкая, говоря, что «не только любовь, но и сострадание были основой этого союза».
 
Но вот Г.Г. Пермяков, ссылаясь опять-таки не воспоминания Александра Владимировича Арсеньева, утверждал, что об истории адюльтера (правда, добрачного, так что это слово тут применимо с натяжкой) Владимир Клавдиевич узнал «от добрых людей» после рождения прелестной малышки Наташи.
 
«При посредстве дяди Шуры, - писал мне Пермяков, - состоялся разговор «по душам». Рита призналась и, стоя на коленях, просила прощения. Арсеньев простил, но скоро уехал в Хабаровск и там жил почти два года, чтобы перемолоть всё это в душе. Только Наташа, слёзно просившая папу вернуться домой, заставила его покинуть наш город».
 
Владимир Клавдиевич действительно с октября 1924 до осени 1926 года работал в Хабаровске. Но было ли это вызвано только личными мотивами?
 
Причины были другие...
 
Нельзя согласиться и с утверждением Пермякова, что Маргарита не редактировала повести Арсеньева, т. к. якобы плохо знала русский язык. Далее мы подробно процитируем отрывки из целого ряда её писем, посвящённых издательским делам мужа, и из них станет несомненно ясно: она в литературном ремесле разбиралась довольно хорошо и русский прилично знала.
 
Один из владивостокских старожилов, знакомый с семьёй Арсеньевых, вспоминал: Владимир Клавдиевич любил, когда на его столе стоял букет синих цветов. Он хорошо знал, кто их поставил. «Они сияют, как твои глаза», - говорил он Рите. Не это ли - самый простой, но верный признак большой любви?.. Маргарита старалась, чтобы в их квартире всегда была чистота, порядок. Не только: любила красивые вещи и знала им цену. А в какие элегантные костюмы она одевала мужа, какую модную шляпу, галстуки он стал носить - это видно по его поздним фотоснимкам. Сама тоже всегда старалась одеваться, как настоящая леди.
 
Далее свидетельства В.Н. Красевой. «Я супруга писателя, которого знают даже за границей», - гордо говорила Маргарита. И не очень-то её волновало, что кто-то прошипит нехорошие слова ей вслед... Когда после смерти супруга она приехала в Москву и её родные уговаривали остаться, Маргарита им ответила : «Лучше быть первой во Владивостоке, чем в столице затеряться в толпе».
 
Может быть, её и сгубила излишняя самонадеянность?
 
Следующий рассказ Веры Николаевны:
 
- Маргарита на своём умела настоять. С дядей Володей спорила, даже порой голос на него повышала. А он цитировал ей в ответ строчки из Алексея Константиновича Толстого. Подождите, сейчас вспомню: «Не брани меня, мой друг, / гнев твой выразится худо, / он мне только нежит слух, / я слова ловить лишь буду. / Как они польются вдруг, / затрепещут словно чудо, / будто падает жемчуг / на серебряное блюдо». И они тотчас же мирились. Тётя дядю Володю очень любила, готова была жизнь отдать за него.
 
Ещё одна деталь из воспоминаний Веры Николаевны:
 
- Письма, записки когда ему писала, всегда подписывала «Вся твоя Маргарита». Знаете почему? У француженок так было принято и у русских дворянок. Помните, в «Евгении Онегине» Пушкин пишет об альбоме, «что все подружки измарали с конца, с начала и кругом», и с иронией цитирует из этого альбома одну строку по-французски и подпись: «t.а.v. Annete». В переводе - Вся ваша Аннет.
 
До нас дошло лишь одно, так подписанное её письмо к мужу:
 
«...Без тебя тоскливо, милый. Зло берёт, что никогда нам не дадут проститься как следует, вечно мешают. Ещё не было случая, чтобы мы с тобой перед отъездом вдвоём провели последние часы. От этого ещё тоскливее на душе. Посылаю тебе письмо, которое пришло на твоё имя. Я сама бы ответила на него, но не могу разобрать фамилию. Кин, что ли? Ему надо выслать все твои брошюры и книгу «По Уссурийскому краю». Напиши ему, а мне напиши чётко его фамилию, я вышлю книги.
 
Крепко целую, милый.
                           Вся твоя Маргарита».
 
Она всю себя посвятит делу мужа и примет мученическую смерть, потому что носила фамилию Арсеньева.

 

ЕСЛИ БЫ ОНИ ЗНАЛИ, ЧТО ИХ ЖДЁТ

 
Лето 21-го. Российская республика Советов, которой пошёл всего четвёртый год, отгорожена от Дальнего Востока полыхающим валом Гражданской войны. По забайкальским долинам и взгорьям катится он, чтобы, как потом запоют, «с боем взять Приморье, белой армии оплот».
 

Владимир Арсеньев с дочерью Наташей в гостях у брата Анатолия Арсеньева, капитана теплохода «Трансбалт», 1928 г.

 
На Кавказе и в Крыму полгода назад воцарилась власть красных, солнце печёт немилосердно. А на той же широте, во Владивостоке, не может пробить облака, над океаном туман. Но если говорить о «политической погоде» в белом Приморье, то она была пожарче, чем в Крыму при последних месяцах врангелевского правления. Мародёрничали каппелевцы, семёновцы. В таёжных дебрях продолжалась партизанская война.
 
Но жизнь продолжалась.
 
В один из дней августа Владимир Клавдиевич спешил в частную типографию «Эхо», где наконец-то решили издать его повесть «По Уссурийскому краю (Дерсу Узала)». Вчера владелец газеты «Голос Родины» господин М.Н. Вознесенский, выпускающий и книги, сообщил Арсеньеву, что повесть уже брошюруют, а её первый экземпляр он подписал «В свет!».
 
Нет слаще для автора разрешения, чем это.
 
Идёт по улице наш герой быстрой походкой, но ему кажется: он летит и всё внутри поёт: наконец-то выходит его творение на свет божий.
 
Сколько же рукопись у него провалялась в Хабаровске и тут! Стучит сердце: спасибо, спасибо всем, кто верил в меня, поддержал, помог. В первую голову - Соловьёвым, любимой Маргарите моей, Вознесенскому, господину З. Ивадо, владельцу типографии, другу Н.А. Спешневу - без его посредничества вряд ли книга вышла бы так скоро, И. Шкуркину, написавшему необходимое предуведомление.
 
...Первые дарственные надписи на выданных ему в издательстве бесплатных экземплярах. Первые отклики друзей, просто знакомых и незнакомых, но знавших его по выступлениям на публичных встречах, в музее, в университете. Не утерпел, пошёл по книжным лавкам, посмотрел, покупают ли его книжицу. С огорчением узнал: плохо расходится. Горожанам, издёрганным, напуганным, насмерть уставшим от всей творившейся катавасии, не до книг о каких-то там таёжных скитаниях капитана и его проводника.
 
Маргарита успокаивает:
 
- Володя, милый, не нервничай. Да, первая ласточка весны не делает. Давай быстрее готовить к печати вторую книгу. А там и власть переменится, и, я уверена, тебя заметят. Твой опыт, твой характер, работоспособность, талант обязательно будут востребованы! Но, - продолжила, чуть с улыбкой, - помнишь, как говорят французы l’appetit vient en mangeant? (перевод пословицы: аппетит приходит во время еды).
 
- К чему ты клонишь?
 
- Я навела справки о Пеппеле, с которым нас недавно познакомили на приёме в немецком консульстве. Его тут все зовут Евгением Ивановичем. Немецкий подданный. У него приличный капитал, в Германии - хорошие связи.
 
- Да, слышал о нём, весьма культурный малый. Начитан. Спрашивал о моей книжке...
 
- Вот, вот! Он страстный любитель литературы именно с твоим уклоном: история, географические открытия, природа.
 
- Ты хочешь, чтобы я...
 
- Да, ты должен обязательно, во-первых, подарить ему свою книжку и ещё... Только не ругай меня, милый, пожалуйста. Я с ним встретилась, поговорила о том, о сём. И вдруг узнаю, что он хочет, веришь - нет? - заняться издательским бизнесом. И не у нас, а, - сделала паузу, - в Берлине! Я рассказала ему, насколько ты одарён, что последняя твоя книга - нарасхват (Арсеньев покачал головой, но слушал, не перебивая). И если её перевести и издать на западе, научный мир Европы ахнет. Для них наш край ещё более неизвестен, чем Австралия или Африка! Ещё я ему сказала, что тебя знает сам Нансен, и это его сразило.
 
- Он заинтересовался? - недоверчиво, глядя в глаза жены, спросил Арсеньев. - Или это всё пока твои...
 
Маргарита прикрыла его рот ладонью:
 
- Всё очень серьёзно, милый. Это не мои mensonges (фр. - ложь, выдумки). Он ждёт тебя на днях. Вот его визитка.
 
Лишь месяц прошёл со дня выхода арсеньевской книги, а на столе предпринимателя Е.И. Пеппеля лежал напечатанный в трёх экземплярах Договор от 28 сентября 1921 года. Он был заключён между совладельцем сибирского Горнопромышленного Акционерного общества «Пеппель и Озмидовъ» (Петроград - Владивосток) и В.К. Арсеньевым. Документ заверен нотариусом А.Л. Гесс-де-Кальве. Указан его владивостокский адрес и сколько взыскано сбора: «золотом два рубля за то, что договор заключён, и два рубля - в доход города».
 
Ниже о том, что копия заверена тем же нотариусом. Роспись. Печать.
 
В документе (для Арсеньевых - историческом) одиннадцать пунктов. 1-й - главный: «В.К. Арсеньев передаёт Е.И. Пеппель исключительные права на перевод на иностранные языки, на издание и опубликование полностью или частями по усмотрению Е.И. Пеппель следующих своих сочинений: а) «По Уссурийскому краю»… б) «Дерсу Узала» - из воспоминаний о путешествии в Зауссурийский край… в) «Китайцы в Уссурийском крае»… г) «Уссурийский край до прихода русских».
 
Е.И. Пеппель взялся за рисковое дело. Где Владивосток, а где - Берлин? В России ещё идёт Гражданская война, Германия переживает поражение в Первой мировой. А некий господин (правда, богатый), живущий у краешка Тихого океана в доме на Набережной, обещает господину Арсеньеву, что через год его книги кто-то возьмётся на Западе издавать, а потом у них там найдутся читатели.
 
Рассчитывает и прибыль получить.
 
Но Евгению Ивановичу сопутствовала удача. Правда, не через год и не через два, а лишь в самом начале 1924 года из Берлина, куда, неизвестно какими путями уехал Пеппель, пришла на адрес Арсеньева телеграмма. Сохранился ее оригинал. На бланке, мало отличающемся от сегодняшних, простым карандашом, путая кириллицу с латиницей, написаны русские слова и довольно чётко, так что разобрать и через почти век можно:
 
«Влд Vladimir Arseneff Museum из Beplin принято 28.01.1924 г. Подана 27.1.6 час. Счет словъ 9 Perвой dogowor saklutschil posdrawlaju Peppel». Первый договор заключил поздравляю Пеппель.
 
Можно лишь добавить русское «Ура!»
 
Владимир Клавдиевич и Маргарита «прорубили окно» в Европу!
 
Результаты превзошли все ожидания.
 
В том же 1924 году в книжных лавках Берлина (да и, наверное, в других городах Германии) начали продавать книгу, на которой стояло: In der Wildnis Ostsibiriens. Forschungsre isen im Ussurigebiet von Prof Wladimir K. Arsenjew. Ubers, von Franz Daniel. Bd 1. Berlin.
 
Так в свет вышел Арсеньев уже за границей. Скоро под тем же названием: «В дебрях Восточной Сибири» - появился следующий том, содержащий перевод второй повести о Дерсу Узала.
 
Представил В.К. Арсеньева немецкоязычным читателям Западной Европы в своем предисловии нобелевский лауреат Фритьоф Нансен. «Я надеюсь, что интересный и ценный труд проф. Арсеньева найдёт много читателей», - писал он. Скоро откликнулись на выход книги и другие светила западной географической науки - Свен Гедин, Георг Швейнфурт, Альфред Вегенер.
 
Как было не радоваться Владимиру Клавдиевичу и Маргарите.
 
Подумать только: безвестный гольд из Уссурийской тайги Дэрчу Очжал, погибший от руки бандита в 1908 году и оживлённый пером Арсеньева в образе идеального охотника-следопыта, дошагал со своим автором-капитаном от озера Ханка до берегов Эльбы. Такое путешествие можно с полным правом называть не только самым большим по расстоянию, но и самым успешным из всех, совершённых Арсеньевым в своей жизни.
 
И ещё: не припомнить, кому из русских путешественников такое удавалось сделать.
 
Скоро сумка почтальона, носившего корреспонденцию в дом Арсеньевых, заметно потяжелела. Стал он приносить письма всё больше с наклеенными на них иностранными марками. Потом пошли из Берлина и другие марки - немецкая валюта - гонорары...
 
Во многом изменится с тех пор жизнь Арсеньевых...
 
Войска народно-революционной армии перешли в решительное наступление на, как тогда в газетах писали, «белую земскую рать» 4 октября 1922 года. 9 октября штурмом был взят г. Спасск, 15-го - Никольск-Уссурийск. Армия вошла 25 октября 1922 года во Владивосток без единого выстрела, колоннами, с развернутыми красными знамёнами. Их тоже с красными флагами встречали рабочие толпы. Вооружённые силы Российской Советской республики «на Тихом океане свой закончили поход».
 
...Маргарита и Владимир перед приходом красных смотрели, как торопятся в порт юнкера, офицеры, городская «белая кость»... Не так ли шептала тогда мужу Маргарита, как, помните, в финале чеховской пьесы говорила Маша, когда три сестры провожали уходящий полк:
 
- Уходят наши. Ну, что ж... Счастливый им путь! (Мужу) Надо домой... О, как играет музыка! Они уходят от нас... Мы останемся одни, чтобы начать нашу жизнь снова. Надо жить... Надо жить...
 
В городе творилось невероятное. Царил хаос куда больший, чем пять лет назад в Петрограде. Ибо Владивосток за последние годы превратился в полностью интернациональный город, где, как в Ноевом ковчеге, собралось «каждой твари по паре». Скажем только, что у военного коменданта города зарегистрировалось более 5 тысяч военнослужащих белой армии, в том числе 34 генерала, 2067 офицеров и военных чиновников.
 
Был среди них и Владимир Клавдиевич Арсеньев, полковник (так стали его величать в ту пору) в отставке, хотя во всех анкетах он писал: «В белой армии не служил».
 
Что было правдой.
 
20 июня 1925 г. пришло Арсеньевым письмо из Берлина на русском языке, отпечатанное, возможно, собственноручно Евгением Пеппелем на пишущей машинке со старым шрифтом:
 
«Согласно нашему договору от 28-го сентября 1921 года, позволяю себе передать Вам мой нижеследующий отчет за время до 1-го апреля... Продано - первого тома - 2346 экз., второго тома - 923 экз. (он вышел в декабре минувшего года. - Б. С.). Приход...» Далее в колонках марки, марки... Сколько всего получено, сколько чистой прибыли, сколько осталось «в мою пользу согласно §8 нашего договора» и наконец: переведено на счёт Арсеньева в Харбинский банк г-ну Розенфельду 1015.00 марок.
 
Оказывается, гонорары шли через Харбин. Запомните это...
 
Многие письма из Берлина во Владивосток начинаются с обращения «Frau Arsenieff». Чаще всего Пеппелю отвечала Маргарита. Самое раннее сохранившееся в этом архиве её письмо датировано 1926-м годом, а последнее - 1936-м, когда она уже в Москве расторгала договор от 1921 года. Так что жена взяла на себя секретарские обязанности. А в 1927 году Владимир Клавдиевич официально предоставил Маргарите право вести переговоры и заключать договоры по изданию его литературных трудов, а также получать гонорары по заключённым договорам.
 
Так что из-за границы Арсеньевы получали солидную прибавку к своим небольшим заработкам.
 
...Итак, немецкие марки поступали через Харбин. Вряд ли это прошло мимо бдительного ока власти. Можно с большой долей уверенности предположить, что их переписку перлюстрировали. Конечно, не за то, что получал через Харбин «сребреники», объявили Арсеньева «врагом народа», но не успели арестовать - умер. И Маргариту арестовали не за то.
 
Но и это «лыко», думаем, скорый и неправый «суд» тащил в обвинительную строку.
 
Недаром уже в первом «деле» о «контрреволюционной деятельности М.Н. Арсеньевой» (1934 г.) среди нелепых обвинений сохранилось и такое «лепое»: «Заявление жителя Охи Д.Н. Трегубова».
 
Этот «товарищ» привозил Маргарите письмо с Сахалина от сестры Ольги. В доносе чёрным по белому было написано, что М. Арсеньева «фыркает на Советскую власть», «пренебрежительна к коммунистам и соцстроительству», не ходит на субботники...
 
Наконец, у неё - вот она, улика! - «много серебряных вещей. Возможно есть и золото. Часто посещает Торгсин».
 
Какого же мерзавца вдова Арсеньева ещё и чаем поила из стакана в серебряном подстаканнике!
 
Но он же от сестрёнки с острова весточку привёз.
 
Ольгу расстреляют почти одновременно с Маргаритой.
 
Осенью 1930 года осиротели «мой рай и утешение» - так назвал незадолго до смерти Владимир Клавдиевич в письме Ф. Аристову жену и дочь. Отмечали ли тогда 9 и 40 дней? Наверное в узком кругу родных отмечали... Но, судя по дошедшим архивным документам и письмам, Маргарита Николаевна всё же быстро собралась с духом.
 
Жить-то надо и, значит, надо действовать, продолжать дело усопшего.
 
Она стала собираться в Москву.
 
Вера Николаевна Красева рассказывала мне, что «по-моему, тётя Рита у нас была дважды». Действительно, Маргарита Николаевна после того, как Красевы в 30-м переехали в Москву, приезжала два раза. Но в 29-м ещё была в столице по дороге из кавказского санатория.
 
О подробностях этого пребывания Маргариты Николаевны в Москве автор повести узнал уже после выхода её первого издания. И о других ранее неизвестных фактах её жизни в последние годы. Помог благоприятный случай, который свёл меня с Татьяной Глебовной Раутиан, вдовой сына Ивана Игнатьевича Халтурина, талантливого книжного редактора, работавшего в 20-е - 60-е годы в московских издательствах и журналах. В свой последний приезд в столицу Арсеньев не только близко познакомился с этим, тогда молодым человеком, но и связала их, увы, ненадолго, взаимная симпатия. У Татьяны Раутиан сохранился большой архив Ивана Халтурина.
 
Этот редактор, как никто другой, много сделал, чтобы книгу об уникальном проводнике прочли миллионы юных читателей нескольких поколений: автор доверил ему литературную обработку и сокращение уже и так сокращённой ранее «В дебрях Уссурийского края». Под названием «Дерсу Узала» (с грифом: для младшего и среднего школьного возраста) эта повесть первый раз появилась на книжных прилавках в 1932 году. А всего она выдержала более 10 массовых изданий, выходила в переводе на языки народов СССР и в других странах. Издавался в переработке Халтурина и сборник «избранных эпизодов из путешествий» Арсеньева для школьников под названием «Встречи в тайге», тоже тиражами с 5-ю нулями.
 
Татьяна Глебовна познакомила меня с архивом Халтурина, в которых оказались и краткие письма делового порядка Арсеньева и письма Маргариты Николаевны, представляющие несомненный интерес. Они дополняют и историю издания произведений дальневосточного писателя и учёного. Приведу, впервые в печати, самые важные и интересные фрагменты из них.
 
В ноябре 29-го в большом письме редактору, с которым недавно общалась в Москве, она задала несколько вопросов. В них, как и в переписке с Берлином, показала, насколько глубоко знакома с проблемами выпуска произведений мужа:
 
«...Телеграмма ваша.., что Молодая гвардия будет издавать в сокращённом виде для детей «Дебри»... мною получена». Далее задаёт несколько вопросов: о договоре на это издание, когда выйдет повесть «Сквозь тайгу», «как обстоят дела с изданием первого тома собрания сочинений В.К.»... у кого находится книга В.К. на немецком языке «Русские и китайцы на востоке Сибири»... В.К. беспокоится за эту книгу, т.к. это единственный экземпляр... Рукопись «Китайцы...» основательно переработана и дополнена новым материалом. Её следовало бы пустить в печать теперь же, т.к. она представляет в настоящее время особый интерес... Не откажите сообщить, пожалуйста, кто же остался в Молодой гвардии из сотрудников, которых я знала, и кто заведует изданием книг В.К... Муж и я шлём Вам привет и наилучшие пожелания...»
 
Ответ Халтурина неизвестен, однако тревога за судьбу рукописей заставила вдову осенью 30-го снова отправиться в столицу. Но только переступив порог недавно обосновавшейся в Москве родни, узнала, что Николай Никитич Красев, работавший в наркомате земледелия, арестован. Словно обухом по голове.
 
Только это народное присловье не годилось для Маргариты.
 
- Приезжает к нам тётя Рита, а у нас такое горе, паника, - вспоминала Вера Николаевна. - Но вы же знаете, она была очень решительная, даже до безрассудства. Говорит моей маме: я постараюсь помочь.
 
А далее процитируем отрывок из воспоминаний Николая Никитича:
 
«Моя свояченица, сестра жены, Маргарита Николаевна Арсеньева (жена писателя Владимира Клавдиевича Арсеньева) виделась со мной, когда я был в заключении (даже на Лубянку проникла! - Б. С.), и, как женщина энергичная, направилась к бывшему председателю «Дальриса» тов. Кошкарёву (под его началом Красев работал на Дальнем Востоке. - Б. С.) - приятелю Гамарника, и просила пресечь эту вопиющую несправедливость в отношении меня. Кошкарёв охотно принял это (что, он не знал об аресте Красева? Значит, нужен ему был хороший толчок?! - Б. С.) и передал просьбу Гамарнику, который позвонил начальнику ОГПУ (тогда был, кажется, Менжинский), и я был на свободе». Заключает этот «эпизод» Николай Никитич точно «в стиле» наивных интеллигентов тех лет: «Как всё просто! Чего лучше».
 
Так, конечно, думала тогда и Маргарита Николаевна, не зная, что НКВД уже «пасёт» её.
 
Чтобы было понятнее, о каких лицах тут идёт речь, дадим справку. Уже упоминавшийся Ян Гамарник знал В.К. Арсеньева хорошо. С 1929 года он стал начальником политуправления Красной Армии, а с 1930-го - замом наркома обороны и зам. председателя РВС СССР. Член ЦИК СССР, ВЦИК. Есть много доказательств, что он участвовал в так называемом «дальневосточном заговоре» против Сталина и его политики, который возглавлял командующий Особой Краснознамённой Дальневосточной армией В.К. Блюхер. Когда в 1937-м Гамарник понял, что его арестуют, застрелился. Вячеслав Рудольфович Менжинский, бывший с 1926 г. председателем ОГПУ, ушёл с политической авансцены раньше - в 1934-м. Как утверждали, умер своей смертью.
 
Встречалась Арсеньева и с Халтуриным, была и в издательстве «Молодая гвардия». Дело с изданием трудов мужа двигалось медленно...
 
С тяжёлыми предчувствиями возвращалась Маргарита во Владивосток. А может быть, мы ошибаемся, и у неё в голове роились какие-то всё новые и новые планы?
 
Последнее предположение подтверждает письмо, отправленное в декабре 32-го Халтурину:
 
«Дорогой Иван Игнатьевич! Посылаю Вам рукопись Вл.Кл. для детского издания и доверенность на переговоры с издательством. Если нужно, вышлю снимки, которые найду... Кроме детского издания можно будет издать серию рассказов... Впрочем, Вам виднее... Попросите издательство поторопиться с высылкой книг (речь об изданном только что «Дерсу Узала» под редакцией И.Халтурина. - Б.С.). Здесь в продаже книг нет, а спрос на неё огромный».
 
Ниже пишет о том, что её тогда волновало. Впрочем, волновало, да ещё как, не только её:
 
«Здесь у нас все живут в ожидании паспортизации, говорят, это очень страшно. Одни уверяют, что будут высылать всех, приехавших сюда до 1929 года. А другие - наоборот, что будут выселять всех приехавших после этого года».
 
Через три месяца Халтурину приходит из Владивостока новое письмо: Маргарита спрашивает, получил ли он рукопись «В горах Сихотэ-Алиня», которую она просила передать ему с уехавшей в Москву сослуживицей, добавляя с оттенком сомнения: «На что можно рассчитывать в смысле издания её?»
 
Книга выйдет лишь в год её второго ареста - в 1937-м, а вскоре будет повторное издание, рецензию на которое напишет большой русский писатель Андрей Платонов. Она будет опубликована в журнале «Вокруг света» незадолго до начала войны с фашистами...
 
В августе 33-го Маргарита рассказывает в письме Халтурину о «возмутительном предисловии т. Волынского» к выпущенной издательством «Молодая гвардия» книге В.К. Арсеньева «По Уссурийскому краю»:
 
«Вы вчитайтесь в это предисловие, чтобы почувствовать всю его подлость. А главное, тип, изображённый Волынским, совершенно непохож на В.К. Его отношения к туземцам, к китайцам, спутникам-солдатам явно и преднамеренно искажены. Слава богу, Вл. Кл. знает весь край, подлинное население его, и как относится это население к В.К., как до сих пор вспоминает оно его - это тоже всем известно, в том числе и т. Волынскому, который был на Дальнем Востоке... и знал самого В.К., во всяком случае встречался с ним».
 
Трудно сегодня как-то комментировать эти строки. Только и хочется воскликнуть: дорогая Маргарита, зря Вы перед фамилией автора этого предисловия поставили букву «т.»: какой он «товарищ» - этот низкий человек!
 
Конец сентября 33-го. Иван Халтурин читает письмо от Маргариты, сообщившей, что её мама собирается ехать в Москву и передаст ему снимки для книги «В горах Сихотэ-Алиня», но «она очень задержалась здесь». Просит помочь «Н.Н. Красева в ведении моих издательских дел, в которых он совершенно неопытен».
 
Значит и отец Веры Николаевны помогал Маргарите...
 
Последние строки этого письма: «Если дела с изданием пойдут хорошо, летом приеду, может быть, с дочкой. А пока всего хорошего. Шлю привет! Ваша М. Арсеньева»
 
Но всё скоро пойдёт совсем нехорошо...
 
Первый раз арестовали Маргариту Николаевну 31 марта 1934 года. Накануне в Дальгеотрест, где она работала, нагрянули чекисты и обнаружили при обыске в её служебном столе «секретный» список полезных ископаемых края. Это стало «главной уликой» в состряпанном «деле». Произвели обыск и в квартире. Все рукописи, бумаги, библиотеку и другие «вещественные улики» опечатали.
 
Хорошо ещё, что не конфисковали, могли ведь они и бесследно исчезнуть.
 
Не только одну её забрали. По обвинению Экономического отдела Управления Госбезопасности «была вскрыта и ликвидирована контрреволюционная шпионско-вредительская организация в различных областях народного хозяйства Дальневосточного края». Среди арестованных близкие друзья и соратники Арсеньевых.
 
Владимир Клавдиевич, умерший четыре года назад, был назван главой этой «банды шпионов-вредителей», готовивших «вооружённое восстание и японскую интервенцию», а после его смерти «руководство ею осуществляли Савич и Арсеньева».
 
Следствие шло в Хабаровске, оно было долгим, на подсудимую «давили», много было вылито на неё грязи… Однако на суде она сумела себя защитить, обвинение рассыпалось. 31 января 1936 года в Москве Особое совещание при НКВД СССР зачло М.Н. Арсеньевой в наказание предварительное содержание под стражей с 1.IV.1934 г. по 3.Х.1935 г.
 
Как говорили тогда, «отделалась лёгким испугом».
 
М.Н. Арсеньеву уволили с работы как «антисоветский элемент и политически неблагонадежную с лишением паспорта». Вот такой «испуг». Но в народе и так говорят: «Не на ту напали!»
 
Действительно, для следствия она оказалась «крепким орешком».
 
Даже находясь под следствием, Маргарита отправила из Хабаровска 31 мая 1934-го Халтурину большое письмо, в котором ни слова о том, в каком положении оказалась, а всё снова об издательских делах. Её продолжает волновать, когда выйдет «В горах Сихотэ-Алиня», что с изданием «Китайцев в Уссурийском крае»: «У меня имеется рукопись, переделанная и пополненная в 1929-1930 гг. Вл. Кл. Рукопись эту можно Вам выслать будет. Надо, чтобы они (издатели «Молодой гвардии». - Б. С.) ознакомились с работой по рукописи, а не по изданию 1914 года, от которой они уже раз чуть не упали в обморок».
 
Она ещё пыталась шутить, не зная, какая судьба ждёт эту работу впереди...
 
Полтора года Иван Халтурин от вдовы Арсеньева писем не получал.
 
Поздней осенью 1935 года, когда официально Маргариту перестали содержать под стражей, но ещё не разрешали отлучаться из Хабаровска, она уже стала надеяться, что скоро дело по отношению к ней и другим заключённым будет «закрыто». Какая же это была наивная вера, что справедливость восторжествует! Вряд ли она тогда знала о том, что стоявший в списках обвинённых рядом с ней профессор ГДУ В.М. Савич и бывший ректор этого университета В.И. Огородников получили по 10 лет заключения, а друга её мужа А.Д. Батурина приговорили к расстрелу.
 
О том, что Маргарита считала случившееся с ней лишь нелепым недоразумением, свидетельствует отправленное 8 декабря письмо из Хабаровска «уважаемому Ивану Игнатьевичу», в котором, кстати, в конце содержались такие ему комплименты: «...Мне бы не хотелось отдавать в чужие руки рукописи Влад. Клав. С Вами я за них спокойна, так как знаю Ваше отношение к Влад. Клавд. и к его книгам. Я знаю, что Вы не исказите его работы и измените лишь самое необходимое, без чего их нельзя издать».
 
Вот тут она на Халтурина верно надеялась. Только если бы всё зависело лишь от него одного...
 
Лишь в середине письма как бы между прочим после сообщения адресату, что «в начале 1934 года о «Китайцах» запрашивала меня «Молодая гвардия» в связи с вопросом об издании полного собрания сочинений», сообщает такое, что Ивана Игнатьевича просто огорошило:
 
«Рукопись эту я не успела выслать до моего ареста. В настоящее время я не могу выехать во Владивосток, так как дело моё всё ещё не закончено, его на днях послали в Москву, где оно будет решаться. От очень «громкого» дела «с расстрелом» ничего не осталось и теперь некое учреждение путается в метафизической области «мировоззрения, настроения, происхождения» (все кавычки поставлены Маргаритой. - Б. С.). Но ожидать решения я должна здесь, а библиотека и весь архив Влад. Клав. остались во Владивостоке на моей тамошней квартире и попаду я туда, вероятно, только в марте...» В конце письма стоит адрес: Хабаровск, ул. Шевченко, 26, кв. 57.
 
Татьяна Раутиан, разместив эту переписку в интернете, пишет в своих комментариях так: «Потрясающе! Она извиняется, что не успела с рукописями - помешало дело «с расстрелом»! Его и «метафизическую область мировоззрения, настроения, происхождения» упоминает лишь как помеху... Даже после суда все её мысли - о деле своей жизни».
 
К этим словам прибавить нечего.
 
Но разве даже «такое» может остановить эту женщину?!
 
Маргарита Николаевна снова отправляется в столицу. Видимо, прямо из Хабаровска, сразу после закрытия дела Особым совещанием при НКВД.
 
«В Москву! В Москву!» Этот возглас трёх чеховских сестёр наверное звучал в её мозгу. Ехать, несмотря на фактически выданный ей «волчий билет». Ведь туда к Красевым «от греха подальше» уехали её мать и Наташа.
 
Но не только их повидать. Самое главное: продолжать заниматься тем самым главным делом её жизни. В том числе и расторгнуть договор с Евгением Ивановичем Пеппелем. Да, да, тот самый, ещё от 1921 года.
 
25 февраля Арсеньева передала Е. Пеппелю письмо. В архиве на листах, вырванных из тетради, сохранился его черновик. Почерк очень разборчивый, крупные округлые буквы, словно школьница писала:
 
«Уважаемый Евгений Иванович! Настоящим уведомляю Вас, что согласно справке, полученной мною в Союзе советских писателей у юрисконсульта Союза т. Крутикова, договор, заключённый Вами 28.IX.1921 г. в гор. Владивостоке с мужем моим Владимиром Клавдиевичем Арсеньевым на предмет издания его книг за границей, не действителен по следующим причинам: во-первых, договор заключён был в 1921 г. у владивостокского нотариуса до Советизации Приморья и после Советизации этого края возобновлён не был; во-вторых, вследствие смерти В.К. Арсеньева, последовавшей в 1930 г. Ввиду изложенного считаю упомянутый выше договор Ваш с мужем моим В.К. Арсеньевым аннулированным, о чём ставлю Вас в известность. М. Арсеньева».
 
А 4 марта 1936 года в «недрах» Акционерного Общества «Литературное агентство» был составлен, подписан и скреплён печатью Договор № 137. В нём Председатель правления Мариинский Абрам Павлович - с одной стороны, и наследница автора Арсеньева М.Н. - с другой, договорились о том, что наследница «предоставляет Агентству исключительное право перевода и издания во всех странах и на всех иностранных языках следующих трудов В.К. Арсеньева...» Далее название его четырех книг.
 
Уж очень фантастический «проект» подписали Абрам Павлович с Маргаритой Николаевной.
 
Нетрудно предположить, что он осуществлён не был.
 
16 апреля Народный Суд 17 участка Краснопресненского района Москвы вынес «Решение - именем РСФСР» (так озаглавлен этот документ) «по иску гр-ки Арсеньевой М.Н. к гр-ну Пеппелю Е.И. о признании недействительным договора». Доводы приводятся те же, что и в цитированном выше её письме. Из него становится также ясно, что «все права гр. Арсеньева… перешли к наследнице - его жене гр-ке М.Н. Арсеньевой, согласно ст. 15 Основ авторского права сроком на 15 лет» Значит, до 1951 года? Далее уточняется: «...совместно с её дочерью».
 
Но марок из Берлина они с Наташей больше не получали...
 
И ещё о наследстве. В РГАЛИ автор обнаружил копию свидетельства, выданного 30 октября 1931 г. Владивостокской нотариальной конторой, в котором говорится: «...гр-ка Арсеньева Маргарита Николаевна и её дочь Арсеньева Наталья Владимировна являются наследницами в равных долях по всему имуществу гр-на Арсеньева Владимира Клавдиевича... Налог с наследства не взыскан, т.к. наследственная масса ниже 1000 руб.»
 
Через какое-то время, когда не стало второй жены, а дочь попала в ГУЛАГ, Анна Константиновна объявила себя официальной вдовой Арсеньева, выхлопотав при этом персональную пенсию, а Владимир, сын от первого брака, получал гонорары за книги отца, как единственный наследник. Его только после освобождения Натальи и судебной тяжбы с ней обязали выплачивать сводной сестре 20 процентов своих доходов.
 
Ежемесячная сумма эта была небольшой - около 19 рублей.
 
Впрочем, по тем временам, тоже не лишние деньги.
 
Что известно о жизни Маргариты в 1936 году?
 
В РГАЛИ удалось найти ещё одну запись в бумагах выходившего тогда литературно-художественного альманаха «Год 19». 4 июня М.Н. Арсеньева заключила с редакцией договор о публикации нескольких рассказов Владимира Клавдиевича объёмом 3,5 печатного листа.
 
О том, когда Маргарита, взяв с собой Наташу, вернулась домой, она сообщила в письме, посланном Ивану Халтурину 27 июня:
 
«Дорогой Иван Игнатьевич! Приехала во Владивосток 16.6 и сразу начались хлопоты с квартирой, часть которой оказалась занятой. Теперь дело уладилось, завтра выселяют захватчика и я получу обратно свою квартиру». А ниже снова о новом издании «Сквозь тайгу»: «...раньше декабря книгу не выпускайте. Я так договорилась с альманахом «Год 19»... Если возможно, при издании «В горах Сихотэ-Алиня» упомяните наряду с Вашим именем и меня. Для меня будет иметь большое значение, если указано будет, что литобработка материала моя...У меня есть письма Горького к Вл. Клав. Если они кому-нибудь интересны, то я могла бы их передать... Деньги за материал в «Костре», пожалуйста, вышлите мне во Владивосток по старому адресу: Производственная, бывш. Фёдоровская, дом 7, кв 4.»
 
В середине августа получил Халтурин от Маргариты Арсеньевой последнее письмо, предельно деловое: «Сегодня отправила Вам срочной почтой рассказы... Ещё раз напоминаю... Жду от Вас с нетерпением какой-нибудь весточки о том, как идут дела с изданием книг... Прилагаю записку вашей бухгалтерии...»
 
В архиве И. Халтурина сохранилось и письмо, посланное Маргаритой Николаевной 28 сентября московскому литератору Павлу Ивановичу Лопатину, женатому на родственнице Красевых. Она в его семье тоже жила и вовлекла в свои издательские дела:
 
«...большая просьба. Повидайте в ДетГизе И.И. Халтурина и выясните, как обстоят дела с выпуском сочинений Влад. Клав....Конкретно мне надо выяснить: 1. Когда выйдет «Дерсу». «В горах Сихотэ-Алиня». «Сквозь тайгу». Далее пункты 2, 3... Всё просьбы, вопросы, например, такие: «Почему мне не переводят денег..», недоумения: «неоднократно писала Халтурину, но никакого ответа не получила... И.И. молчит, как убитый...».
 
И только в конце вспоминает, что пишет родне:
 
«Как вы провели лето с семьёй? Поправился ли Юрик, отдохнула ли Вавочка? Наташка хорошо выглядит, учится пока хорошо. С квартирой всё уладилось, жду к себе маму. Привет Вам и всем вашим. Уважающая Вас М. Арсеньева».
 
Со дня 28 сентября, когда это письмо было написано, жить Маргарите на свободе осталось чуть больше восьми месяцев.
 
Двести семьдесят семь дней золотой, долго длящейся приморской осени, малоснежной, ветреной, с оттепелями зимы, запоздалой весны, когда выплывает из моря огромное, яркое-яркое солнце и наконец-то почки на деревьях лопаются и пробивается среди камней мостовой долгожданная трава, такая зелёная-зелёная... Потом наползли на город у Золотого Рога туманы, зачастили дождики... Ах, это приморское лето! Где ты, солнышко? И почтовый ящик пуст...
 
Смертельный водопад, в котором не Анна Константиновна, а Маргарита Николаевна захлебнулась, настиг её в самую макушку лета 1937-го, отмеченного в летописи нашей многострадальной Родины чёрным цветом. За ней пришли 2 июля. Только упела обнять и поцеловать дочку, прошептав ей на ухо: «Выше нос! Я ненадолго...Поживёшь с бабой Маней, если задержусь... Да нет! Скоро вернусь...»
 
Расстреляли М.Н. Арсеньеву через 13 месяцев и 19 дней - 21 августа 38-го. Приговор вынесли на выездной сессии Военной коллегии Верховного суда СССР в Хабаровске. Где похоронили - установить не удалось. Отменили приговор через 19 лет, 6 месяцев и 6 дней - 27 февраля 1958 года.
 
Какой запомнили Маргариту те, кто видел её в последний раз? Приведём краткие воспоминания. Анна Ивановна Тарасова вспомнила рассказ одной близкой Арсеньевым знакомой, жившей после войны в Ленинграде. Она встречалась в начале 30-х годов с Маргаритой: «Мы с Ритой больше о тряпках говорили, о том, что сейчас носят, и о женских украшениях. Меня поразило, как она была модно одета, серьги, бусы, кольца. Кажется, что её другое в то время не интересовало». Правда, Анна Ивановна тут же добавила, что, может быть, как раз эту женщину «ничто другое не интересовало» и необязательную болтовню она приняла за «чистую монету». Заметим: Маргарита, приехав в столицу, хотела выглядеть достойно, продолжала держать «марку». Ведь недаром же в ней текла французская кровь!
 
Второе свидетельство - Веры Николаевны:
 
- Рассказывала тётя Рита, приехав к нам, о том, как в 34-м следователи её допрашивали: «Мне говорят: «вы хотели свергнуть с мужем советскую власть, чтобы снова пришли хозяйничать буржуи, ведь вы при них хорошо жили!» А я им в ответ: «Да ничего подобного! Я как раз сейчас живу очень даже неплохо, ведь я жена писателя с мировой известностью, его книги продаются всюду, я получаю хорошие гонорары и могу позволить себе жить на широкую ногу, не хуже, да нет, лучше, чем в детстве и юности». Она даже гордилась, что «выпуталась» из этой «неприятной истории» с первым арестом. Верила, что её, как и моего отца, больше не тронут. А что начало твориться в стране после убийства Кирова, взрослые как-то не говорили, а может быть, просто мало знали...
 
И ещё Вера Николаевна добавила:
 
- Да ведь она тогда же нам деньгами помогла! Отец затеял построить загородный дом, точнее, собирался купить деревенскую избу, попадавшую в зону затопления строящегося Московского канала - он был один из проектировщиков его, и перевезти её в деревню Малаховку, уже тогда популярное дачное место. Маргарита дала ему необходимую сумму, сказав: «Когда разбогатеете, отдадите!».Отец осуществил свою мечту. В этом доме летом мы всей семьёй жили и до сих пор живём... Там и папа с мамой, и бабушка Юля на местном кладбище похоронены... На наш дом посмотрю и тётю Риту вспомню...
 
Последнее свидетельство женщины, брошенной в ту же камеру, из которой в 1937-м водили на допросы бедную Маргариту. Эта женщина, которая знала жену Арсеньева до ареста, осталась жива, и, как говорила Вера Николаевна, её рассказу можно вполне верить:
 
«После одного из допросов Маргариту втолкнули в полубессознательном состоянии к нам в переполненную камеру, и все с ужасом увидели, что она была похожа просто на окровавленный кусок живого мяса, на изуродованном лице - безумные глаза. А волосы были седыми. Говорить она не могла, только что-то мычала».
 
В жизни всё и всегда куда страшнее, чем даже в гениальных романах.
 
Не на балу у мифического Воланда оказалась перед смертью Маргарита Николаевна Арсеньева, а на кровавой дыбе настоящего дьявола с красными лампасами.
 
Горькая история жизни дочки Арсеньевых Натальи Владимировны, которой через пять дней после трагической смерти матери исполнилось 18 лет, заслуживает отдельной книги. Может быть она уже кем-то пишется...
 
Здесь же лишь кратко поведаем о том, что ей уготовила судьба.
 
После такого внезапного ареста Маргариты баба Маня перебралась жить в дом престарелых на Седанке. Наташа осталась одна. В квартиру Арсеньевых вселили новых жильцов, а ей отвели угол за перегородкой. Часть имущества и деньги семьи были конфискованы. Какие-то архивы отца Наталья успела передать в Приморский филиал Географического общества.
 
Что-то пропало...
 
Как относились к Наташе соседи, подружки юных лет, те, кто дружил с отцом, работал с матерью, можно легко представить: сейчас мы много об этом времени знаем, видели в кино, по телевизору, читали в книжках и в интернете.
 
О судьбе мамы правду ей никто не говорил.
 
Поддерживал с ней дружбу один парень. Они сошлись. В мае 38-го Наташа родила сына. Но он вскоре умер. Жить как-то надо. Устроилась посудницей в столовую. Уволилась. Нашла другую работу: завхоза в роддоме, но какой из неё завхоз... Муж, про таких тогда горько шутили: «муж объелся груш», от неё ушёл. Характером Наталья пошла в мать. Но не переняла от отца, которого потеряла в детстве, чувства осмотрительности.
 
Ненавидела новую власть.
 
Хорошо видела фальшь жизни.
 
Первый раз её арестовали по доносу соседей, как «содержательницу притона», присудили три года. Правда, освободили раньше... Второй раз вышла замуж... Незадолго до начала войны - пошёл ей 21-й год, снова арестовали. Главным пунктом обвинения были её «антисоветские высказывания». Второй муж тоже сбежал...
 
По статье 58 п. 10 УК Наталью Владимировну Арсеньеву осудили на 10 лет. ГУЛАГ.
 
Что представлял этот «Архипелаг», названный так Солженицыным, мы тоже знаем: круги ада, которые пострашнее, чем описанные Данте...
 
Вернулась Наталья из заключения через шесть лет после окончания войны. Отсидела - какое же это нелепое слово - полный срок. Наверное вспомнила бывшая ЗК, узнав о смерти великого вождя, что один из фактов в обвинении был вот какой. Аббревиатуру СССР она расшифровывала так: «Смерть Сталина спасёт Россию». Когда наступила «оттепель», дочка Арсеньева, получившая «высшее образование» в ГУЛАГЕ, вряд ли поверила, что Россия уже «спаслась»...
 
Ей предстояло дальше жить «на свободе».
 
Но как - она, бедная и одинокая, совсем не знала.
 
Только 3 октября 1960 года Верховный Суд РСФСР определит, что, цитируем, «обвинение Н.В. Арсеньевой основано на показаниях свидетелей и самой Арсеньевой, в которых она признала себя виновной. Между тем показания свидетелей и признание вины Арсеньевой не могли служить основанием для признания её виновной в проведении контрреволюционной агитации...
 
Дело прекратить за отсутствием состава преступления».
 
Но до 1960 года надо было как-то дожить… Наташа едет к дальним родственникам в Кишинёв. И там жизнь не сложилась. Устроилась работать в торговлю. Скоро её обвинили в хищении энной суммы. Суд. Дали снова десять лет. Освободили через пять. Приезжает во Владивосток. В их квартире жили другие. Ей не удалось, как когда-то матери, выселить «захватчиков». Отправилась в Хабаровск.
 
Местные доброхоты ей помогли с жильём.
 
Но дальше... Об этом хабаровском периоде жизни Натальи Владимировны уже столько рассказано в дальневосточной периодике и книжках, что, право слово, не хочется снова «ворошить» прошлое, цитировать то, что было понаписано тогда, даже трудно понять, в её защиту или ей «в укор».
 
Писали, забыв одну из заповедей христианского учения: «Не судите, да не судимы будете».
 
Читаю официальную бумагу, рождённую в те годы в отделе пропаганды и агитации Хабаровского крайкома КПСС. Вроде бы «по форме всё правильно»... Но вспомним, как заканчивается это выражение, однажды сказанное основателем партии и государства: «...а по сути издевательство»:
 
«К сожалению, неудачно сложившаяся жизнь и пребывание в заключении Натальи Владимировны Арсеньевой так её озлобили, что она рассматривает всё хорошее, что дал ей Хабаровск, как получение крох в счёт неоплатного долга, в котором пребывает перед ней советское общество».
 
Просто мурашки по коже от такого казённого стиля.
 
А дальше о её «хороших квартирных условиях»: отдельная секция в благоустроенном и даже газифицированном доме, зарплате - от 60 до 100 руб. в месяц и ещё 18 руб., получаемых по приговору суда с пенсии брата - В.В. Арсеньева...
 
Ниже в справке сказано, что работала она «в автобусном парке», но не написано кем.
 
А взяли её туда кондуктором. Была такая работа: всю долгую смену толкаться среди пассажиров в битком набитых громыхающих автобусах. А какие тогда в Хабаровске автобусы и улицы были, старожилы, думаю, помнят.
 
На ногах, с большой сумкой через плечо, в которой рублики, трёшки... Но в основном монеты, монеты...
И отрывать, отрывать с рулончиков билеты, висящие на груди на тесёмочках. Можно представить, какие сцены разыгрывались во время рейсов, сколько криков, матерков... Толчея спешащих, а по вечерам измотанных, под хмельком людей, «зайцев»... И крики, крики: «Передайте на билетик!», «А сдача где?», «Что ты, тётка, остановки не объявляешь?» «Кондукторша, зовут-то как? Может встретимся завтра на конечной...».
 
Только представьте, какой измотанной добиралась Наташа, часто и после полуночи, в свою «отдельную секцию».
 
Шестидесятые годы... Тогда я работал на Дальнем Востоке газетчиком, много раз бывал и даже жил какое-то время в Хабаровске, часто передвигаясь по его улицам на автобусах: город широко раскинут и ехать приходилось долго... Вполне мог и я у Натальи Арсеньевой покупать эти билетики...
 
До сих пор - больше полвека прошло, а как об этом раздумаешься, невольно вспомнишь строки из стихотворения Александра Твардовского, написанного в военные годы, но смысл которого куда шире: «Я знаю, никакой моей вины / в том, что другие не пришли с войны./ ...Речь не о том, но всё же, всё же, всё же...».
 
Каковы были настоящие реалии жизни Натальи Владимировны Арсеньевой, свидетельствует сохранившееся её письмо родственнице в Москву, помеченное 7 июля 1966-го (ей оставалось жить четыре года). Оно исповедальное, на 18 страничках. Читать его невозможно без волнения. Процитируем лишь фрагменты письма:
 
«...Теперь о себе. Работаю по-прежнему в автобусном парке кондуктором. С 12 апреля по 5 мая пролежала в больнице в неврологическом… В квартире была одна старушка - сторож магазинный… Она умудрилась 2 раза сделать мне передачу, несмотря на скудные средства свои. Ещё ко мне приходила соседка по дому - у неё дочка тоже там лежит… Больше никто не знал, с работы ко мне приехали, когда я уже выписалась…
 
У меня в конце июля был участковый в 11 часов вечера и я поняла, что он что-то хотел проверить… Я так разволновалась, что нагрубила одному чёрту, а он оказался из нашего автотреста. Записал фамилию - наверное, теперь прогрессивки лишат. И у кассы в этот день погрызлась… С 61 года не было у меня такого состояния… с того момента, как разнервничалась, видеть стала из рук вон плохо… (Далее Наташа пишет об одном человеке (фамилию называть не хочется), который, как ей казалось, а может быть, и на самом деле следит за ней. - Б. С.) Увижу его на лестнице - хвачу колуном - пусть потом судят. Какую он там паутину плетёт? Поверь мне, что труднее всего оправдываться или доказывать свою невиновность, когда тебя станут обвинять в том, о чём ты ни сном ни духом не знаешь…
 
Ну ладно, сейчас напишу тебе о книге Дьякова (в этой книге «Повесть о пережитом» рассказывалось о сталинских лагерях. - Б. С.). «Один день Ивана Денисовича» произвёл более яркое и тяжёлое впечатление. Этот «день» описан так точно, так живо, что я будто снова очутилась в зоне. Как живые стоят передо мной кавторанг, псы-надзиратели, степь, проволока, холод, голод, безвыходность и произвол.
 
«Один день…» - страшная вещь по своей правдивости. И ещё знаешь что? Встречала я и таких, как Дьяков и ему подобные. Тут не «стойкость», это своего рода были фанатики… Им, этим одержимым, легче было. И их меньше было. А основная-то масса - это Иваны Денисовичи, кавторанги, я и мне подобные, не успевшие расцвесть, терпели произвол и в лагере и после.
 
Фанатики освободились даже после срока в 10 лет с радостью, а я с озлоблением. Иду, помню, на пересылку - оглянусь назад и гвоздит в мозгах: за что? За что там за проволокой моя молодость осталась? А после срока? Ведь загоняли, загоняли обратно в тюрьму. Пустоту создавали - ни прописки, ни работы… Меня только в захолустном селе прописали, да и то травили…
 
Да меня на второй бытовой срок озлобленность и толкнула. Я себя затравленной волчицей чувствовала все 2 года и 8 месяцев после первого срока, и жить, наконец, пришлось по-волчьи. Я не забуду склеп на кишинёвском кладбище, товарные платформы, вагоны, вокзалы, где ни за что ни про что, когда я просила работы, а у меня отбирали подписку, чтобы я в 24 часа убиралась куда угодно, ибо после двух таких подписок снова на 2-3 года небо в крупную клетку. А цементный завод, помольное отделение? Туда, видите ли, меня «не опасно» было принять. А знала бы ты, какой ценой я в эту закусочную попала, из которой, тяпнув выручку, я бежала, на 90 процентов зная, что меня поймают. И почему я бежала? Ничего я этого не забуду…
 
Ладно! Словами всё равно не выложишь, что в душе. И сейчас находятся сволочи, которые вслух Сталина хвалят, так почему же их не гнут в бараний рог?».
 
Дальше Наташа пишет, что много читает «лишь для того, чтобы убежать от собственных мыслей», что выбилась из сил, что, когда поступила в больницу, весила 39 кг, немного поправилась, но «сейчас опять похудела, без снотворных таблеток не могу заснуть… Проходила в больнице анализы - опять лейкоцитоз… За июнь заработала 117 руб., а в июле села на 60 - машина ломалась и были дни, что вообще не выезжали из-за ремонта». И совсем уже чисто женское: «Сшила платье штапельное «радуга» и готовое взяла за 18 руб. блестящее и за 12 шёлковое ярко розовое в шашечку, они одного цвета, только переливаются… Но носить не ношу. Некуда и лень».
 
Наталья бежит в Благовещенск. В одном из писем оттуда писала: «Как хорошо, что здесь никто не знает, что я дочь того самого Арсеньева». Устроилась она в ресторан посудомойкой, потом санитаркой в больницу. Даже мороженым торговала...
 
Жизнь её окончательно доламывала.
 
Одиночество.
 
Выпивки со случайными людьми.
 
Болезни.
 
Снова без работы...
 
Дочь Владимира Клавдиевича и Маргариты Николаевны, их первенец, ненаглядная Наташка скончалась в Благовещенске, не дожив до 52 лет. В Приморском государственном объединённом музее имени её отца хранится свидетельство о смерти Н.В. Арсеньевой 11-УЗ №051858 от 10.2.1971 года. Но в этот ли день умерла, сказать трудно. Кто-то утверждал, что она скончалась осенью 70-го... Что обстоятельства кончины были таинственными, из квартиры исчезли её вещи, документы...
 

Могила Натальи Арсеньевой. Благовещенск, 1971 г. Фото из фонда Приморского краевого музея имени В. К. Арсеньева

 
Так ли? - не проверить. Могила до наших дней не сохранилась...
 
Какая трагическая жизнь человека, который был, если судить даже по одному письму, приведённому выше, глубоко и здраво мыслящим, одарённым!
 
Как и отец, и как мать.
 
Борис Сумашедов,
писатель.
г. Москва.