Арсеньев в сентябре и родился (если по новому стилю), и умер - это к вопросу об информационном поводе; хотелось бы, конечно, чтобы для разговора об Арсеньеве не нужно было искать повод, но, к сожалению, он до сих пор по-настоящему не то что не осмыслен - не прочитан.

 

Широко известны «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала», но ведь есть и многое другое. Странно сказать: первое полное собрание Арсеньева издается только сейчас. Владивостокский «Рубеж» уже выпустил три тома, всего планируется шесть - и уже с третьего тома начался Арсеньев почти неизвестный (а дальше пойдет - совсем неизвестный: никогда не публиковавшиеся дневники и письма).

 

Центральные тексты третьего тома - «Материалы по изучению древнейшей истории Уссурийского края», «Краткий военно-географический и военно-статистический очерк Уссурийского края» (оба опубликованы в 1912 году) и «Китайцы в Уссурийском крае», вышедшие в 1914-м. Остальные (лекция «Вымирание инородцев Амурского края», доклад «Наши американоиды» и др.) менее объемны и частично повторяют первые три.

 

Об этих трех и поговорим. Они долго не переиздавались и были доступны лишь узкому кругу, хотя крайне интересны и содержанием, и формой. Именно из них выросли и «По Уссурийскому краю», и «Дерсу Узала»…

 

 

Приморье - территория загадочная. Кто ее населял, что здесь происходило, почему до прихода китайцев и русских она долго стояла пустой? В «Материалах по изучению…» Арсеньев напоминает Шлимана, искавшего Трою по гомеровским текстам, и Льва Гумилева, на свой страх и вкус реконструируя события нескольковековой давности, достоверных данных о которых просто нет.

 

«История - всегда литература», - писал Лимонов о Гумилеве, и то же можно сказать об Арсеньеве: он предполагает, фантазирует, живописует. Накладывает легенду о царе Куань-Юне на данные научной литературы и своих непосредственных наблюдений на местности…

 

В Приморье остались укрепления, дороги, насыпи, плотины, отводы рек - следы развитой цивилизации. «Нет сомнений, что время постройки их относится к глубокой древности и что события, вызвавшие их появление, составляют историю Уссурийского края», - пишет Арсеньев. Каменные кладки разрушились, поросли дубами, успевшими сгнить, на их месте выросли и одряхлели новые - значит, городищам около 600 лет. Здесь жили люди, между ними шли ожесточенные сражения. Пользуясь доступными печатными источниками, рассказами инородцев и своими наблюдениями, Арсеньев строит хронологию истории Приморья: «С половины VII века в Маньчжурии и на берегах Великого Океана, в том числе и в южной части Уссурийского края, возникает культурное царство Бохай под корейским влиянием…»

 

В начале Х века это царство сокрушают «кидане», и Маньчжурия возвращается в полудикое состояние. В начале XII века племя чжурчжей строит Золотую империю Цзинь, но век спустя Чингисхан ее разоряет. Край приходит в запустение, и лишь в XIX веке здесь появляются китайцы и русские.

 

Что это за земля, где разрушались, исчезая почти без следа, целые царства; получится ли у России закрепиться здесь надолго? Только что прошла Русско-японская война, неудачная для России, и ожидалась следующая. Так что интерес Арсеньева был не только историческим, но и личным, военным, политическим.

 

Резонируют его мысли и с нынешним временем, когда столь же стремительно зарастают травой руины Советского Союза. А мы снова стоим на этой странной земле, на которой никто не удерживался долго, и думаем, сколько мы еще на ней пробудем, и кто придет после, и долго ли нас будут помнить, и найдется ли лет через тысячу новый Арсеньев, который попробует восстановить нашу историю по обрывкам наших легенд, многократно искаженных инородными потомками.

 

 

В «Кратком военно-географическом и военно-статистическом очерке Уссурийского края» обращает на себя внимание не только ясный, изобразительный язык, не только честность и эпическая дотошность, но и вкрапления лирики, первые блестки художественности.

 

Текст насухо выжат, но все же: «Уссурийский край - это царство гор… Уссурийский край - это море лесов!.. Уссурийский край - это царство болот!» Знаки препинания выдают восторг очарованного странника, порой переходящий в трепет. Или: «Кто не бывал в тайге Южно-Уссурийского края, тот не может себе представить, какая это чаща, какие это заросли… Буквально в нескольких шагах ничего нельзя видеть» - восклицание не ученого и не военного. Это еще не «худлит», но уже и не просто отчет. Сплав документальной точности и лиричности, замешенных на личном опыте, - характерная черта арсеньевского стиля, который выкристаллизуется несколько лет спустя.

 

Четко виден экологизм Арсеньева: «В настоящее время по крайней мере четвертая часть всех лесов уже уничтожена пожарами… Если так будет продолжаться дальше… Уссурийский край очень и очень скоро очутится без лесу и без зверя, но зато с наводнениями» (привет из прошлого великому амурскому потопу-2013).

 

Автор описывает все: геологию, тайгу, китайцев, староверов, флору, инородцев («У удэгe нет того бездушного эгоизма, который свойствен европейцам с их культурой и цивилизацией»)… Критикует политику заселения Дальнего Востока, указывая на ее изъяны. Интересуется верованиями туземцев, давая место и мистике: «Обвалы, шум пенящейся воды, грохот водопадов пугают инородцев… Там, по их представлению, живет горный дух «Какзаму». Он хватает людей, превращает их в камни и заставляет окарауливать горы» (о реке Анюй).

 

В «Очерке…» много описаний и тезисов, впоследствии дословно вошедших в «Дерсу Узала». Это вообще типично для арсеньевского наследия - мысли кочуют из текста в текст, создавая ощущение единой книги, которую Арсеньев писал всю жизнь, лишь условно, для удобства, разбивая материал на отдельные произведения.

 

И все-таки главная задача «Очерка» - оценка края с чисто военной точки зрения, о чем Арсеньев всегда помнит. Рассуждая об инородцах, он указывает: «Это природные разведчики, это лучшие лазутчики, каких можно только себе представить и какими никогда не будут наши русские крестьяне-переселенцы». Или: «Китайцы безусловно должны быть обезоружены. С открытием военных действий с Японией иметь кругом скрытого врага - китайцев, вооруженных отличными ружьями, - это вопрос, над которым надо подумать».

 

Еще: «Все японцы, приезжающие на русское побережье для хищнической ловли рыбы, - шпионы в большей или меньшей степени». На лояльность староверов в случае войны Арсеньев тоже не надеялся. Просчитывал пути наступления японцев: от залива Св. Ольги через водораздел в сторону Уссури… «Уссурийский край - своего рода буфер, выдерживающий натиски желтой расы… Уссурийский край - будущий театр военных действий», - повторял последовательный государственник и офицер. Его прогнозы звучат алармистски, но и интервенция, и локальные войны с японцами, случившиеся вскоре после смерти Арсеньева, доказали их обоснованность.

 

 

К «инородцам» Арсеньев относился хорошо, к китайцам - куда хуже. И потому, что они поработили инородцев, и по причине хищнического отношения китайцев к природе, и по геополитическим соображениям: Арсеньев ведь не только изучал край, но и лично боролся с хунхузами.

 

Точный и честный, он отмечал такие черты китайцев, как солидарность, гостеприимство, забота о путнике, трудолюбие. Сравнение с русскими переселенцами часто оказывалось не в пользу последних. С другой стороны, у себя дома «китайцы уничтожили все живое. Остались одни только собаки и крысы. Даже в море - и там они ухитрились уничтожить всю морскую капусту, выловить всех трепангов и всех съедобных моллюсков. Богатую Маньчжурию с открытием ее для китайской колонизации ожидает та же участь. То же самое следует сказать и про Уссурийский край». Звучит очень актуально сейчас, когда наши гонят в Китай лес-«кругляк», погранцы ловят китайцев, собирающих лягушек, а на таможне задерживают мешки медвежьих лап…

 

Говоря о порабощении китайцами инородцев, Арсеньев приводит массу шокирующих свидетельств. Коренных приморцев закабаляли, подсаживали на спиртное и опий (не менее пагубно на инородческой демографии сказывалась и занесенная русскими оспа). Позже китайцы сменили политику: «Они стали устраивать среди инородцев свои школы… Учитель учит их этике, знакомит их с историей Китая, ни слова не говорит о России или говорит о ней то, что не надо…»

 

В итоге инородец «на все… будет смотреть китайскими глазами. То, что должны были сделать русские, сделали китайцы». Это, по Арсеньеву, хуже эксплуатации, поэтому он предлагал разрушать «политические и торговые китайские ассоциации», а китайских охотников выселять как «хищников и браконьеров». Сложнее с теми, кто арендует землю, но, по Арсеньеву, у русских «китайцы должны быть только как рабочие, а не как арендаторы». Да и это не выход: «Русские рабочие конкурировать с китайцами никогда не могут, а между тем прийти на помощь русскому мужику надо». Арсеньев предлагает ввести квоту на китайскую рабсилу и постепенно ее снижать; напоминает наши споры о гастарбайтерах.

 

Вот один из основных посылов «Китайцев…»: «Вопреки весьма распространенному, но ни на чем не основанному мнению, что китайцы будто бы владели Уссурийским краем с незапамятных времен, совершенно ясно можно доказать противное: китайцы в Уссурийском крае появились весьма недавно».

 

Арсеньев выступает как ревизионист, доказывая: Приамурье и нынешнее Приморье долго были за периферией китайского внимания, и лишь появление на Амуре русских заставило китайцев посмотреть в эту сторону. В Приморье китайцы вообще пошли лишь в 1840-х, и то частным порядком - в Пекине до 1870-х об этом не знали. Первые китайцы - искатели женьшеня, звероловы, затем земледельцы - появились здесь всего за пару десятилетий до русских. Но если с русскими в конце 1850-х в Приморье пришло российское государство, то китайское государство сюда не приходило никогда.

 

С другой стороны, о российской принадлежности левобережного Амура и правобережной Уссури приходилось договариваться именно с Китаем.

 

Арсеньев объясняет это скользкое место так: «Китайцы вообще плохо знали страну (Приморье. - В. А.) и если и смотрели на нее как на принадлежащую к Китайской Империи, то так же, как они смотрели и на все окружающие их страны и народы… Вот почему и Невельской так легко - без одного выстрела - захватил весь Уссурийский край от Амура до Владивостока». По Арсеньеву, лишь сами начавшиеся переговоры «дали китайцам мысль, что они имеют право на эту землю», причем «отсутствие твердой уверенности, что край принадлежит им, исключило какие бы то ни было осложнения». И вот по Пекинскому договору 2 ноября 1860 года (уже заложен Владивосток!) Приморье стало российским. До этого территория де-факто была ничьей.

 

Есть, правда, еще китайские названия. Их после Даманского убрали с наших карт, но старожилы до сих пор зовут реку Раздольную Суйфуном, Илистую - Лефу, а уж Шамору Лазурной не зовет никто. Арсеньев указывает: китайскими названиями пестрят лишь юг края и долина Уссури, а для остального Приморья характерны названия «туземные» - орочские, удэгейские, нанайские… Из чего следует: на севере Приморья китайцев не было никогда, на юг же они пришли чуть раньше нас и сразу попытались «застолбить» территорию топонимически.

 

«Исторические факты с непостижимой ясностью свидетельствуют нам, что, когда китайцы пришли на Амур, там были уже русские», - резюмирует Арсеньев, предлагая новую точку отсчета: «…Начало российского владычества в Приамурском крае надо считать… с начала XVII столетия, то есть со времени фактического владычества русских на Амуре». Он выступает радикал-империалистом, этаким русским Киплингом. Доказывает, что Россия имеет куда больше исторических прав на обладание Дальним Востоком, нежели Китай. Тем более странным выглядит явно недостаточное внимание потомков к этой части арсеньевского наследия.

 

…За прошедший век многое изменилось, и сам Арсеньев сегодня написал бы совсем другую работу.

 

Китайцев в Уссурийском крае давно почти нет. Пока в столицах ходят слухи о «желтой опасности», местные эксперты констатируют исход китайских бизнесменов и туристов с Дальнего Востока РФ по ряду причин, прежде всего экономических. Уезжает и «титульное» население - в Москву, за границу… Охотно сюда едут лишь гастарбайтеры из Средней Азии да беженцы с Украины.

 

Между тем правительство РФ отдало Китаю спорные острова на Амуре. Так что, похоже, «желтая опасность» все-таки есть - только не в Пекине, а в Москве.

 

100 лет назад Арсеньев написал: «Разрешение желтого вопроса в Приамурском крае много зависит от того, насколько вообще наша политика на Дальнем Востоке будет устойчивой. К сожалению, до сего времени она была очень неустойчива».

 

Эти его слова ничуть не устарели.

 

Василий Авченко,

«Новая газета во Владивостоке», №255, 18.09.14