 |
| Уильям Сомерсет Моэм |
| |
В Россию с любовью
Шпионский опыт Моэм отразил в книге «Эшенден, или Британский агент» (1928). Альтер эго автора - литератор, тайный агент британской короны Эшенден (позже он появится в романе «Пироги и пиво, или Скелет в шкафу»). Разумеется, ставить знак равенства между автором и героем нельзя. Сам Моэм говорил, что подверг собственный опыт работы в разведке художественному переосмыслению. Но составить впечатление о характере этой работы книга вполне позволяет.
Писателя завербовали в 1915 году - что называется, «на интерес». Вероятно, дело происходило примерно так, как это описано в книге, где Эшендена вербует некий полковник Р. (его прототип, как следует из биографии Сомерсета Моэма, написанной Александром Ливергантом и вышедшей в серии ЖЗЛ в 2012 году, - сэр Джон Уоллинджер):
«Он… без каких-либо околичностей заявил, что писатель представляет особый интерес для секретной службы. Эшенден владел несколькими европейскими языками, а его профессия служила прекрасным прикрытием. Под предлогом сбора материалов для новой книги он мог, не привлекая внимания, посещать любую нейтральную страну».
Надо сказать, что использование писателей в интересах спецслужб - давняя британская традиция. Даже создателем английской разведки считается Даниель Дефо. В середине ХХ века в британских спецслужбах числились такие литераторы, как Грэм Грин и Ян Флеминг (герой которого Джеймс Бонд бывал во Владивостоке, как и его литературный предок Эшенден; а в Турции агент 007, что интересно, пользовался псевдонимом Дэвид Сомерсет)…
Выполнив ряд заданий в Швейцарии, Сомерсет Моэм нашел шпионаж занятием «неудовлетворительным» и совершенно не похожим на то, как его изображают. Когда летом 1917 года сэр Уильям Уайзмен - финансист, британский торгпред в США, резидент английской разведки - предложил Моэму отправиться в Россию, 43-летний писатель согласился, несмотря на туберкулез и медовый месяц.
В записках «Подводя итоги» (1938) Моэм вспоминал: «Не мог упустить случая пожить… в стране Толстого, Достоевского и Чехова». Писатель даже пробовал изучать русский, хотя, как показало погружение в среду носителей языка, - без особого успеха. Россией был увлечен и его герой: «Русское искусство обрушилось на Европу, как эпидемия гриппа… Высоколобые без малейшей запинки называли себя представителями intelligentsia… Эшенден не отставал от других. Сменил обивку мягкой мебели в гостиной, повесил на стену икону, читал Чехова и ходил на балет».
Русская миссия стала последним и самым впечатляющим секретным заданием Моэма. Из США в Россию вместе с ним отправились четверо чешских эмигрантов (в том числе Эмануэль Виктор Воска, офицер американской разведки; в 1960 году он умрет в чехословацкой тюрьме), чтобы установить связь с находившимся в Петрограде философом, общественным деятелем Томашем Масариком. Последний в 1917 году формировал из пленных чехов и словаков, пожелавших воевать на стороне России против Германии, Чехословацкий легион. Годом позже профессор Масарик станет первым президентом Чехословацкой республики.
«Ощущение возникало такое, что ты… очутился на краю света»
Под псевдонимом Сомервиль и легендой репортера лондонской «Дейли телеграф» Моэм отплыл из Сан-Франциско в Японию, а затем во Владивосток, куда попал в августе революционного 1917 года - между Февралем и Октябрем.
Тот же путь проделал и его герой: «Когда Эшенден… увидел впереди низкий берег и белый город, он почувствовал приятное волнение. Утро только начиналось, солнце едва встало, но море было зеркальным, а небо голубым. Уже становилось жарко, и день обещал палящий зной. Владивосток.
Ощущение возникало такое, что ты и правда очутился на краю света». Вскоре настроение героя меняется: «Когда берег приблизился и он яснее разглядел неряшливый и замызганный город, ему стало тоскливо». Сходные ощущения испытают чуть позже французский и британский писатели Жозеф Кессель и Уильям Джерхарди, посетившие Владивосток юношами в качестве интервентов…
Моэм, как и его герой, проводит во Владивостоке один день. Дальнейший путь лежит в Петроград - по Транссибу, который только в 1916 году, с завершением моста через Амур, полностью вошел в строй. До этого приходилось ехать из Приморья в Забайкалье по КВЖД или же добираться от Хабаровска до Читы на перекладных - путь, проделанный в 1913 году Фритьофом Нансеном.
Моэм описывает вокзал Владивостока: «Эшенден поужинал с Бенедиктом в вокзальном ресторане, единственном, как выяснилось, месте в этом запущенном городе, где можно было прилично поесть. Зал был переполнен. Обслуживали с изнуряющей медлительностью. Когда они вышли, перрон, хотя ждать оставалось еще добрых два часа, уже кишел людьми. На грудах багажа сидели целые семьи, словно бы разбившие там бивак. Люди куда-то бежали или стояли, сбившись в кучки, и о чем-то яростно спорили. Кричали женщины. Другие тихо плакали. Неподалеку свирепо ссорились двое мужчин. Всюду царил неописуемый хаос. Свет вокзальных ламп был тускло холодным, и белые лица этих людей были как белые лица мертвецов… Подали состав - большинство вагонов были уже битком набиты». Со скандалом пробившись на свое место, Моэм начал 11-дневное путешествие по самой длинной в мире железной дороге. Именно ему принадлежит одно из первых художественных описаний Транссиба, передающее атмосферу смутного времени: «Пассажирам сообщили, что была попытка взорвать мост впереди и что на станции за рекой какие-то беспорядки, и не исключено, что поезд остановят, и все, кто едет в нем, будут выброшены из вагонов или арестованы… В тамбуры вагонов вошли казаки и остались стоять там, держа винтовки наготове, и поезд осторожно прогромыхал по поврежденному мосту. Затем машинист развел пары и промчался через станцию, где, как их предупреждали, могла ждать засада».
Тайная миссия невыполнима
Моэм наверняка о многом умалчивает. Пишут, что будто бы сам Черчилль, ознакомившись с рукописью книги об Эшендене, вымарал половину из соображений секретности… И все-таки в общих чертах русская миссия Сомервиля известна. Она не ограничивалась разведкой как таковой, то есть поиском и передачей данных. Моэм выступал лоббистом, теневым политиком.
Из книги об Эшендене: «Он… располагал неограниченными средствами (в потайном поясе под одеждой… вез аккредитивы на такую гигантскую сумму, что испытывал ошеломление всякий раз, когда вспоминал про них), и, хотя от него требовалось сделать то, что превосходило человеческие возможности, он этого не знал и готовился взяться за дело в полной убежденности в успехе». Еще откровеннее записки Моэма «Подводя итоги»: «Я бодро пустился в путь, имея в своем распоряжении неограниченные средства (только «налом» - 21 тысячу долларов на поддержку меньшевиков. - Ред.) и четырех верных чехов для связи с профессором Масариком, направлявшим деятельность около шестидесяти тысяч своих соотечественников в разных концах России. Ответственный характер моей миссии приятно волновал меня… Я ехал… с инструкциями… разработать план, как предотвратить выход России из войны и при поддержке центральных держав не дать большевикам захватить власть».
Попутчики Моэма (в дороге делавшие вид, что с ним не знакомы), по всей вероятности, имели самое прямое отношение к чехословацкому мятежу 1918 года. Моэм и сам встречался в Петрограде с Масариком, но детали их бесед неизвестны. Зато известно, что именно чешские легионеры в 1918-м арестуют и убьют - якобы при попытке к бегству - главу Владивостокского совета Константина Суханова…
Другое поле загадок и домыслов - странный маршрут: зачем ехать в Петроград, к тому же при цейтноте, через Владивосток? Известно, что США договорились с Временным правительством о контроле Транссиба, в Россию из Штатов даже прибыл особый железнодорожный корпус - RussianRailwayServiceCorps. Не исключено, что на Транссиб Моэм, связанный и с английскими, и с американскими дипломатами, попал не праздным пассажиром…
В Петрограде Моэм находился с августа по октябрь 1917 года. Александра Кропоткина - дочь знаменитого анархиста - свела его с Керенским, в котором писатель быстро разочаровался:
«Бремя власти ему непосильно. Это объясняет, почему он не способен ни на какие действия… Он ничего не предпринимает до тех пор, пока его к этому не принуждают». Эшенден тоже не верит в Керенского: «Он произносил речи. Он произносил нескончаемые речи. Возникла угроза, что немцы внезапно нападут на Петроград. Керенский произносил речи. Нехватка продовольствия становилась все серьезнее, приближалась зима, а топлива не было. Керенский произносил речи…»
Куда больше Моэма впечатлил Борис Савинков - террорист, экс-глава боевой организации эсеров, несостоявшийся диктатор, до сентября работавший в правительстве Керенского: «Ничто в наружности Савинкова не говорит о его бешеном нраве… Манера поведения у него спокойная, сдержанная и скромная. Лишь когда он заговорил, я понял, что передо мной человек выдающийся… Более пленительного собеседника мне не доводилось встречать… Убеждать он умел как никто другой… Я не встречал ни одного человека, от которого исходило бы такое ощущение уверенности в себе».
В тот период Савинков боролся против большевиков, надеясь на заграницу. Следующей весной он получит от Масарика через будущего генерала Клецанду (один из лидеров белочешского мятежа) 200 тысяч рублей на террор, организует слежку за Лениным…
18 октября Керенский передал через Моэма британскому премьер-министру Ллойд Джорджу просьбу о военной помощи. Моэм срочно отбыл в Лондон, где его принял премьер, но просьбу Керенского без объяснений отклонил. Через считаные дни становится ясно, что миссия Моэма завершилась ничем: большевики берут власть, а вскоре Россия выходит из войны с Германией. Возвращение Сомервиля в Петроград потеряло смысл. «Если бы меня послали в Россию на полгода раньше, я бы, может быть, имел шансы добиться успеха», - писал Моэм позже.
Эшендена Россия утомила: «Сыт по горло Толстым, сыт по горло Тургеневым и Достоевским, сыт по горло Чеховым. Я сыт по горло интеллигенцией. Я стосковался по людям, которые не меняют своих намерений каждые две минуты, которые, обещая, не забывают о своем обещании час спустя… Меня тошнит от красивых фраз, от краснобайства и позерства». Сам Моэм в «Подводя итоги» пишет примерно то же: «Уезжал я разочарованный. Бесконечные разговоры там, где требовалось действовать; колебания; апатия, ведущая прямым путем к катастрофе; напыщенные декларации, неискренность и вялость, которые я повсюду наблюдал, - все это оттолкнуло меня от России и русских».
Тогда же он прекратил и сотрудничество с разведкой, отправившись в шотландский санаторий лечить туберкулез. В санатории Моэм напишет роман «Луна и грош» о художнике, прообразом которого стал Поль Гоген. Много лет спустя во Владивостоке появится магазин книг и сувениров, названный в честь этого самого романа.
Василий Авченко
«Новая газета во Владивостоке», №573, 17.12.20
