 |
| В своих квартирках-клетушках гонконгцы только спят, вся остальная жизнь — на улицах |
| |
Я спрашиваю, я только спрашиваю. Централ – это просто центральный перекресток 7-миллионного города, так же называется и станция метро. Если сравнивать с логистикой Владивостока, то протестующие сидели бы на перекрестке Светланской и Океанского: примерно от «Изумруда» до памятника Борцам.
Гонконг логистикой очень похож на Владивосток. Только всего в 10 раз больше: нас - 700 тысяч, их - 7 миллионов, все остальные масштабирования (порт ли, высота ли зданий) примерно таковы же.
Наверное, поэтому я люблю Гонконг, как юноши в пубертатном возрасте ищут в избранницах сходство с матерями. Впервые увидел его еще британским: в июне 1997 года, всего за месяц до «возвращения в лоно». Потом при любой возможности приезжал в этот город. И всегда удивлялся хорошо скрываемым гримаскам брезгливости, когда признавался китайским коллегам - пекинцам, гуандунцам, харбинцам - в своей любви к этому азиатскому Владивостоку.
«Город для жизни» - пафосный Джеки Чан так говорит о своей малой родине. Пафос в случае с Гонконгом уместен. И совсем не к месту Occupy Central, жизнь не для города. Раз люди идут на улицу, значит, жизнь невыносима?
В 90-х один хэйлунцзянский приятель-бизнесмен по кличке Физкультурник (его русские партнеры тоже в основном были с кличками) пояснял мне: «Товар я беру в России, отгружаю северянам (китайским), продаю южанам, а деньги храню в Гонконге». Потом Физкультурник исчез с моего горизонта, ходили слухи о приговоре к расстрелу. Его русские партнеры тоже исчезли, без приговоров. А вот схема Физкультурника жива и поныне.
Про те давние времена за столиком кафетерия и не заикаюсь. Слишком юны собеседники.
Спрашиваю: «В Гонконге никогда не было никаких прямых выборов во власть. Губернатора назначала королева. Сейчас электорат маловат, 1200 человек всего из Election Committee, но в нем есть и студенты. В 2017 году по соглашению Британии и КНР о передаче Гонконга выборные процедуры станут иметь более широкое представительство. Почему протестуют сегодня? До 17-го года в масштабах истории Китая - мгновение». Про студентов в гонконгском «крайизбиркоме» говорю со знанием дела, предъявляю фотографии: «Видите субсекторы SE1 и SE2?»
В ответ получаю формулировку, схожую с буддистской сутрой: «Гонконгцам не нужна демократия, им нужна колониальная исключительность». И - хорошо скрытые гримаски брезгливости.
В последний раз я был в Гонконге как раз в дни, когда шло голосование за тот самый «крайизбирком», откуда фотографии (См. «Новая газета во Владивостоке», № 12 от 29 марта
2012 г. «Гонконг: губернатор по-пекински»), который избрал нынешнего главу Гонконга, поносимого протестующими, и который согласовал так называемый «пекинский фильтр после 17-го». Но выборы не были главной темой местного ТВ и газет: повестку дня определяли очередное повышение тарифов на электроэнергию для населения и отказ «федерального правительства» субсидировать школы, где основной язык преподавания - английский.
На местном ТВ (англоязычном) чередой шли дискуссии: как Гонконг сам сможет восполнить для таких школ прекращение дотаций из Пекина. Привязки к выборам ни та, ни другая тема не имели вообще.
За то, чтобы физкультурники всех мастей могли хранить свои деньги в уютном и надежном местечке, даже Мао Цзэдун бесперебойно снабжал Гонконг пресной водой и электричеством. «Гонконгэнерго» дает половину нужной мощности, «Гонконгводоканал» отсутствует по причине отсутствия воды.
Спрашиваю: «Но вот эти ребята, что на Централе, они же родились в год, когда флаг с баухиньей (цветок на гербе Гонконга) уже висел ниже алого пятизвездного, а Джека Юниона они вообще не видели. Какая колониальная исключительность?»
Неожиданно откровенный ответ: «Они боятся нас. Не государства Китай, а именно нас: таких же, как они, студентов, с континента. Потому что исчезает их исключительность как уроженцев Сянгана». Одна из девушек берет лидерство в беседе (женщины в современном Китае очень много чего диктуют: их меньше, чем мужчин, у них примеры императриц; Нобелевская книжка Мо Яня «Большая грудь, широкий зад» как раз про этот китайский матриархат XX - XXI веков - неважно, что в президиумах френчи, лацканы и галстуки).
Она рассказывает историю их предшественницы, китаянки-выпускницы еще ДВГУ. Мама Сюе Юйтян, будучи небедной чайной плантаторшей в Гуандуне, захотела, чтобы дочь знала русский язык, и отправила ее в Далянь, но успехи дочери не впечатлили, и она переслала ее во Владивосток.
Дочь (видимо, сказались мамины гены) в Гуандун к чайной торговле с Россией возвращаться не захотела и кроме факультета русского языка для иностранцев (за который платила мама) получила вторую специальность в расчете на свою информацию о том, что одна госкорпорация в Пекине планирует (!) открыть русский департамент, прошла две стажировки в российской фирме соответствующего профиля во Владивостоке и в филиале германской в Хабаровске, продолжая учиться на «мамином» факультете и зарабатывая на «свой» официанткой в чуркинском кафе харбинской кухни.
Выбила из фирм, где стажировалась, рекомендательные письма, а из германской еще и сертификат, привезла их в Пекин, где как раз начинали набор стаффа в еще не открытый русский департамент. Теперь мама приезжает к ней в столицу в гости. «Недавно машину она купила», - мечтательно сказала лидер моей фокус-группы. Я не стал уточнять, кто купил: мама или дочь.
- И нас таких много. Тех, кто здесь, на острове Русский, сянганцы, конечно, не боятся, но вот тех, кто в Америке, той же Британии, Швейцарии, - точно. Потому что раньше сянганский парень или девушка сразу лучше нас, континентальных, знали английский, у них были связи и знакомые через родителей, которые раньше работали с колониальными администраторами, и они, только родившись, имели преимущество и исключительность. Теперь же в конкурсе анкет специалист из Пекина в сянганской компании может оказаться нужнее.
- Забывая при этом, - как-то с опозданием включается парень, - что все 99 лет, что Сянган был британским, китайский народ отстаивал свой суверенитет и строил базу благополучного общества для всех, кто хочет работать и учиться, а не только для тех, кто избран по роду или месту рождения.
Девушка-лидер согласно кивает в такт его словам, но при этом слегка улыбается. Я тоже улыбаюсь и думаю (но не говорю, чтобы не обидеть) про закон больших чисел: среди 1,300 миллиарда природой одаренных всяко больше, чем среди 7 миллионов. При любой форме правления. Легенда о дочке чайной плантаторши среди нынешних и будущих китайских студентов ДВФУ еще много лет гулять будет.
- А как же коррупция, пресловутый пекинский фильтр при выдвижении кандидатов после 2017 года? Разве ваших сянганских сверстников это не могло вывести на Централ?
Улыбаются: «Коррупция в Гонконге при англичанах была никак не меньше. Для борьбы с коррупцией есть суд и полиция. Пекинский фильтр - лишь повод».
- К чему? В чем причина?
- Они боятся, что мы займем их места. Плюс длинные праздники. Без денег в Гонконге скучно, вот и вышли пообщаться. Скоро все разойдутся, им же тоже на занятия.
Скоро будет звонок на пару. Юноша мечтательно заканчивает разговор: «Джошуа Вонг, конечно, теперь звезда! Ему надо взять патенты на свои изображения и Occupy Central, как Джеки Чан. Вот с Брюсом Ли все что угодно выпускают в Китае, а с Джеки Чаном - только официальные дистрибуторы».
И точно, вспоминаю, что на рынке в Монгкоке, откуда торговцы гнали студентов, не видел ни одной майки или статуэтки самого знаменитого гонконгца. Думаю, что футболки Occupy Central уже едут с трикотажных фабрик Гуанчжоу и Шэньчжэня без всяких патентных прав от 18-летнего революционера и на Монгкок, и на Stanley Market. «This is Hong Kong, baby!» - тоже цитата из кино Джеки Чана.
Раздается звонок. Студенты встают, им учиться. Я говорю: «Идите. Четыре чашки кофе мой бюджет выдержит».
Ищу глазами кассу кафетерия. Всплывает фраза из разговорника:
Май дан. По-китайски: «Дайте счет».
Владимир Ощенко,
«Новая газета во Владивостоке», №259, 16.10.14
