 |
| Игорь Александрович Строгий |
|
|
Впервые он попал во Владивосток еще ребенком, здесь поступил в Политехнический институт (позже ДВГТУ, ныне ДВФУ), проходил практику на Дальзаводе. Из-за независимого характера казался белой вороной. В начале войны вместе с родителями (выдающимся ученым-лесоводом профессором Александром Строгим, создававшим во Владивостоке кафедру лесоводства, впоследствии развившуюся в лесотехнический институт в Хабаровске) и молодой женой оказался в Белоруссии.
Немцы угнали жену в Германию, туда же попал и сам Игорь Строгий; затем было непростое возвращение, после чего Строгий с супругой снова оказались во Владивостоке. Здесь в 1948-м у них родилась дочь, годом позже Строгого осудили по политической 58-й статье. Вышел на свободу в 1954 году по амнистии, вернулся во Владивосток, затем уехал в Таганрог, куда после его ареста перебрались жена и дочь. В 1962 году Игорь Строгий снова вернулся во Владивосток, где возглавил конструкторское бюро Крабофлота; здесь он жил до 1983 года, потом переехал во Владимир.
Игорь Строгий любил рассказывать близким о Владивостоке времен Гражданской войны и первых лет советской власти — городе особенном, с вольными и даже дикими нравами. Позже в его архиве нашли и вот эту «амбарную тетрадь». Ее мне переслала из Москвы дочь Строгого — Людмила Котомина. В тетради нет исторических сенсаций, но есть настроение и образ Владивостока 1980-х. Того города, который я, сейчас тридцати-с-хвостиком-летний, помню по своему позднесоветско-перестроечному детству.
Другой Владивосток
Буклет «Заповедные места Приморья», изданный в Москве в 1971 году. Из текста журналиста Е. Суворова (тогда было принято имя обозначать инициалом — нюанс косметический, но на восприятие влияющий) можно узнать, что на Седанке за сетчатой загородкой живут более 100 пятнистых оленей, рядом ходят дикие козы, в клетках живут еноты, норки, медведь.
Заметка старлеев Морозова и Тинькова о реконструкции ДОФа: «Скоро Дом офицеров гостеприимно распахнет свои двери. Это будет подарком военных строителей к 125-летию родного города». Координаты учреждений: улица Ленинская (ранее — Американская и Светланская, теперь — снова Светланская), пятизначные телефонные номера, с тех пор удлинившиеся на две цифры… Морская — видимо, военная — карта Владивостока и окрестностей. Заметка гвардии майора в отставке Диденко в «Советской России» за сентябрь 1984 года об истории вальса «На сопках Маньчжурии».
«Рыбак Приморья», декабрь того же года: «На углу улиц Ленинской и 25 Октября начато сооружение второго в центре города подземного перехода…» Главный инженер УКСа (подзабытая аббревиатура — управление капитального строительства) Владивостокского горисполкома В. И. Фокин говорит, что оживленный перекресток перейти трудно, а «регулировать движение транспорта и пешеходов почти невозможно». Он не знал, что будет твориться на улицах города какие-то 10 лет спустя. «На сооружении перехода будет трудиться одна из лучших бригад Приморья, возглавляемая Героем Социалистического Труда П. Шугуровым». Сегодня другой П. Шугуров — главный художник Владивостока — украсил с товарищами по арт-группе «33+1» стены города концептуальными граффити и праворульным барельефом… «Один из входов — рядом с гастрономом. Третий и четвертый выйдут в двух направлениях возле Дома Советов».
Тут же — рассказ о строительстве «морского вокзала местных перевозок» — того самого на 36-м причале, что недавно безжалостно снесли ради строительства помпезно-скандального (не достроенного до сих пор) отеля Hyatt к саммиту АТЭС. Начальник участка строительно-монтажного треста Дальневосточного пароходства Г. Р. Соколовский откровенничает: «Строительство мы затянули — завод ЖБИ-2 не поставил в срок перекрытия, а управление «Стройдеталь» — витражи, но сейчас дело идет полным ходом». Старший диспетчер портофлота Владивостокского торгового порта В. А. Романов говорит, что для вокзала заказано «самое современное оборудование — контрольно-кассовые машины, разные автоматы — билетопечатающие, справочные, размена монет, компостеры, автоматические камеры хранения… Одновременно с морским вокзалом начнут работать два новых комфортабельных судна на подводных крыльях «Колхида»… и два новых пассажирских катера — «Бриз» и «Пассат».
Это другой Владивосток. Наш — и уже не наш; похожий — но не тот; только что бывший реальным, но навсегда оставшийся в прошлом. В нем не только улицы называются иначе — сама стилистика другая, от оборотов речи до старомодных шрифтов. Помню «Красное знамя» — орган крайкома КПСС — в нашем почтовом ящике. В 90-е газеты из ящиков стали красть — тогда мы прикрепили к створке ящика металлическую полоску, препятствовавшую отгибанию створки. Потом газеты красть перестали. Не потому, что стали высокоморальными, а потому, что разучились читать.
В тетради Строгого зафиксирована начинающаяся перестройка — еще очень умеренная, без сбрасывания с пьедесталов, без приватизации. Все это начнется чуть позднее, пока же окружающий мир кажется благостным. Разве что погода смущает. «Мы оказались как бы на рубеже противоборства природных сил двух океанов — Северного Ледовитого и Тихого. Арктика оказалась сильнее…» — сетует на морозную зиму журналист Е. Козуб (впоследствии руководил телевидением РВК, ныне работает в мэрии Владивостока) и задается риторическим вопросом: «Сдастся ли зима так просто?»
«Правда» цитирует вьетнамскую «Нян Зан» — в Китае вышел атлас «Исторические земли Китая», в котором к этим самым землям отнесены «многие районы Индии, Непала, Бутана, вся Монголия, многие районы Советского Союза, Бирмы, Вьетнама… Проживающие на этих землях народности должны считаться китайскими народностями… Проводимая Китаем политика «картографической агрессии» давно и хорошо известна…» Тут ничего не изменилось: такие карты Китай прилежно издавал и издает.
В 80-е активно публиковались краеведческие материалы, открывались забытые или засекреченные страницы истории. Вот, например, материал о незаслуженно забытом первопроходце Алексее Будищеве (1830–1868), первым сделавшем описание лесов Дальнего Востока и «обосновавшем крупное лесоэкспортное будущее региона» (наверное, он перевернулся бы в гробу, увидев, какие обороты процесс набрал сегодня). Рассказ члена Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры Ю. Фивейского про дальневосточные деньги смутного времени. Оказывается, «краевые боны» Дальневосточного совета народных комиссаров 1918 года выходили до эвакуации советских учреждений из Хабаровска. «В 1920 году Совнарком РСФСР признал образование Дальневосточной республики, и по заказу ДВР вскоре в Иркутске были напечатаны кредитные билеты», на которых был «герб ДВР, символизирующий соединение трех основных районов, входящих в республику: Приморье — якорь, Приамурье — сноп, Забайкалье — кайло»…
«В мае 1921 года совет министров ДВР прекратил выпуск бумажных кредитных билетов и принял закон о переходе на металлическое денежное обращение. Им установилось хождение монет царской чеканки — золотой, серебряной и медной… Все еще сильную позицию занимали иена и доллар, но с установлением на ДВ cоветской власти с денежной неразберихой было покончено… Кроме упомянутых денежных знаков, имевших хождение на Дальнем Востоке с 1918 по 1924 год, разные области и даже торговые фирмы выпускали свои денежные знаки».
Исторические заметки о Комарове, Назимове, Янковском, Козьмине (последнее имя будет на слуху позже, когда в Приморье из Сибири потянут нефтепровод, финиширующий в бухте Козьмина под Находкой). Версия происхождения названия станции «Седанка»: «Седанка — это манза, китаец, седой, вот и прозвали его Седанка (Далецкий, «На сопках Маньчжурии», т. 1, стр. 333)». Есть, как мы знаем, иные версии: то ли Седанка была именем собственным, но «русифицированным», то ли слово означает «островок в заливе» и связано с расположенным рядом островом Скребцова — в обиходе Коврижкой.
Историк В. Марков: «Существует ошибочное мнение о стилистическом родстве Ярославского вокзала столицы с Владивостокским… Есть свидетельства прямого родства многих архитектурных памятников Владивостока с московскими, петербургскими, самарскими, нижненовгородскими (так в тексте. — В. А.), а вот с Ярославским вокзалом нет и не могло быть. Этот вокзал (бывший Северный) связывал столицу с северными, «залесскими городами». Воротами на восток всегда был Казанский вокзал, а со строительством Транссиба роль его еще больше возросла. Казанский и Владивостокский вокзалы «идут» в общем стилевом русле русской архитектуры начала ХХ века, связанной с понятием ретроспективизма, или неорусского стиля».
Журналист Т. Калиберова (впоследствии она откроет для российского читателя последнего поэта первой русской эмиграции Лариссу Андерсен, родившуюся в 1914-м и ушедшую из жизни в марте 2012-го): «Солнце еще только поднимается над горизонтом, не успев развеять утренний туман, а на здании ГУМа (бывший магазин фирмы «Кунст и Альберс») начинает гореть золотом задорный петушок… Архитектуру не зря называют застывшей музыкой. У каждого здания есть свой напев. Нужно только постараться его услышать».
За вырезками идут записи от руки. Строгий записывает старые, дореволюционные названия улиц Владивостока: Уткинская была Последней, потому что за ней было только кладбище — в советское время Парк культуры и отдыха, ныне Покровский парк. 25 Октября — Алеутской (сейчас это снова Алеутская, и впору делать обратные расшифровки для нового поколения, которое уже не знает про 25 октября), Адм. Фокина — Пекинской, Суханова — Нагорной, Уборевича — Суйфунской… Некоторым потом вернули старые названия, как той же Алеутской или Семеновской-Колхозной, другим оставили советские, как Уборевича, Октябрьской, Володарского. «В городе есть улицы: Штормовая, Штилевая, Экспортная, Импортная, Елочная, Березовая, Черемуховая, Акатовая от дерева «акат» (сегодня она — Окатовая, и о «древесном» происхождении, похоже, никто не помнит; хотя что вообще за дерево такое — «акат»? — В. А.)… В долине Первой Речки — 13 Рабочих улиц (сегодня остался, похоже, последний полуразваленный дом по 9-й Рабочей, 9 на повороте с Шилкинской к Тунгусской. — В. А.), Буферная, Паровозная, Рессорная, Тормозная». В районе Второй Речки есть Татарская и Узбекская, а были еще Абхазская, Осетинская, Лезгинская, пишет Строгий.
Исторические здания: «музей Ленина (ТИНРО) — особняк Бабинцева, ДВ пароходство — дом Бриннера, кафе «Минутка» — китайская золотоплавильная контора, флотский универмаг — переселенческое бюро «Азия», фирменный рыбный магазин — «Отель де Лувр», горисполком — земская управа»… Тогда предполагалось, что все знают местонахождение «Минутки» или музея Ленина; сейчас надо давать расшифровки. «ДКЖД с высоты птичьего полета имеет форму серпа и молота».
Историк Марков — о Триумфальной арке: «Этот памятник до наших дней не сохранился…» (восстановлена в 2003-м.).
«Как небо воспаленно пламенеет…»
Собранные Игорем Строгим вырезки в основном относятся к периоду 125-летия города (1985 год). Именно в это время Владивостокский горисполком восстановил название «улица Прапорщика Комарова» вместо «Геологов», Электрозаводскую переименовали в Муравьева-Амурского, Авангардную («подъем на Красоту») — в Капитана Шефнера… Несколько лет спустя репрессиям подвергнутся самые советские названия: Дзержинского, Менжинского, Ленинская и так далее. Из публикации 1985 года краеведа Бориса Дьяченко: «Были в дореволюционном Владивостоке улицы Комаровская, Шефнеровская и Семеновская… Может, стоит восстановить старые названия?
…Нет в городе улицы Игоря Евгеньевича Тамма… А ведь родился он в нашем городе и окончил здесь гимназию — не каждый город может похвалиться Нобелевским лауреатом (по данным историка Сергея Корнилова, Тамм провел во Владивостоке только первые три года жизни. — В. А.)… Нет и улиц служившего некогда здесь создателя первого самолета А. Ф. Можайского и совершившего здесь свой первый полет знаменитого русского летчика П. Н. Нестерова…»
Репортаж с празднования 125-летия города Н. Барабаш (до недавнего времени работала в Москве в руководстве «Комсомолки», ныне проживает в Австрии): «Ленинские слова стали девизом для нашего города, всегда шагающего в ногу со страной… Морские волны с белопенными гребешками словно хлынули на стадион… Да нет, это не волны, это сотни девушек в матросской форме танцуют своей танец! …На празднике присутствовали первый секретарь Приморского крайкома КПСС Д. Н. Гагаров, председатель крайисполкома Д. И. Карабанов, партийная делегация из братского Вьетнама…»
Другая заметка — за подписью М. Коваль: «В день рождения Владивостока на Корабельной набережной состоялось торжественное открытие памятника первооснователям города… Митинг открыл первый секретарь Владивостокского горкома КПСС Б. Ф. Беспалов. Выступившие затем первый заместитель командующего Краснознаменным Тихоокеанским флотом вице-адмирал Н. Я. Ясаков, председатель исполкома городского Совета народных депутатов А. С. Головизин, капитан теплохода «Гавриил Державин» ДВМП кавалер ордена Ленина А. А. Кремс, почетный гражданин города бригадир треста «Подземстрой» Герой Социалистического Труда П. Е. Шугуров, заслуженный учитель РСФСР Р. В. Заглядкина, лауреат премии Приморского комсомола поэт Б. В. Лапузин говорили о славных боевых и трудовых традициях родного города, о любви к вечно молодому Владивостоку. Под звуки гимна Советского Союза председатель Приморского крайисполкома Д. И. Карабанов, второй секретарь приморского крайкома КПСС В. Д. Сафронов, первая в мире женщина-капитан Герой Социалистического Труда А. И. Щетинина разрезали ленточку — памятник открыт».
Н. Братчиков, корреспондент «Правды»: «Чуден вид Владивостока с моря… Океан породил Владивосток. Он кормит его и поит… Дальний Восток — основной поставщик морепродуктов на стол народный всей страны… Владивосток сегодняшнего дня — это огромная стройплощадка. Давайте сегодня, в день 125-летия города, пройдемся по ней… Тесно становится Владивостоку. Подпирает он богатырскими плечами два залива… Уже население города у океана перевалило за 600 тысяч… Но Владивосток нашел выход — он растет сегодня в высоту…»
Ю. Стройков о Второй Речке: «Район растет. Растут и его люди… Сколько же, кстати, людей здесь сейчас проживает? Почти пятнадцать тысяч, — ответили в исполкоме. Город в городе. Но бывает ежедневно, конечно, больше. Кто идет на завод, кто спешит занять место в междугороднем автобусе, а кто по дороге на лекцию по сольфеджио насвистывает «Прогулку» Мусоргского. Всех ждет Вторая Речка — район улиц русской славы. Эту славу нам приумножать».Лакировка, цензура — все так, но такое ощущение, что до сегодняшней лакировки советским пропагандистам далеко. Смешно, наивно? Предположим. Названные и неназванные журналисты давно работают в других газетах и пишут совсем по-другому… Но тогда слову еще придавали значение, казалось, оно имеет вес, а раз казалось, то так и было. К слову относились внимательно, считалось, что о ряде вещей нельзя писать — в этом смысле цензура была почти сакральным институтом. Это потом наступила эпоха необязательности. Можно писать обо всем — и это хорошо, но всем наплевать на то, что пишут, — и это плохо.
По календарю прошла только четверть века, а с некалендарной точки зрения — историческая эпоха. Тогда писали наивно, пафосно; никакого негатива, никакой криминальной хроники, расцвет которой придется на следующее десятилетие — «колесами печально в небо смотрит круизер»… Владивосток Игоря Строгого — город теплый, светлый, приветливый. Словно придуманный.
Из газеты вырезаны праздничные стихи Бориса Лапузина:
…Он всем ветрам, всем странствиям открытый, Здесь мореходы смелые живут, Здесь владивостокчанки — Афродиты! — Божественно по улицам идут…
(Наш ответ сатирику Задорнову, сделанный гораздо раньше его заявления о том, что «владивостокчанки» похожи на проституток.)
Рядом — стихи Владимира Тыцких:
…Здесь наш Ильич стоит лицом к рассвету,Пиджак под свежим ветром распахнув.Как небо воспаленно пламенеетНад разворотом крепкого плеча!Какое напряжение владеет Спокойною рукою Ильича!
Краевой музей имени Арсеньева приступает к созданию мемориального дома-музея Арсеньева по улице Федоровской, 7 — ныне Арсеньева. «Мы обращаемся к старожилам Владивостока, ко всем, кто знал В. К. Арсеньева, кто бывал в его доме, у кого сохранились его вещи, рукописи, письма, с просьбой откликнуться и помочь… Для создания экспозиции нужны также предметы быта конца XIX — начала ХХ веков: мебель, настольные лампы, часы, чернильные приборы, канцелярские принадлежности, книги», — пишет научный сотрудник музея И. Клименко.
Брошюра «Памятка агитатору» — как моментальный снимок: население Владивостока на 1 января 1985 года составляет 609 тысяч человек (и сейчас примерно столько же, хотя Приморье за прошедшее время потеряло добрых полмиллиона. — В. А.), в составе городской партийной организации — 43 тысячи коммунистов. «По сравнению с 1960 годом жилищный фонд Владивостока возрос в 3,1 раза, оборудованный водопроводом и канализацией, увеличился в 12 раз… Ежегодно вводится жилья площадью 250 тысяч квадратных метров. За четыре года одиннадцатой пятилетки построено школ на 5871 учащегося, больниц на 868 коек, детских садов на 8280 мест (это сколько в садиках? Мэр Пушкарев обещал, помнится, 50 детсадов — прошло уже больше четырех лет… — В. А.), поликлиник на 1260 посещений, жилых домов на 1030 тысяч квадратных метров. В городе 420 автобусов, 110 трамваев, 70 троллейбусов, 26 катеров и паромов…»
Тогда Владивостоку было 125. Сейчас — 152, и в эту игру двух цифр упаковалась целая эпоха. Мы переехали из одного города в другой, даже, возможно, не заметив этого.
И самое последнее. В 2009 году я написал книгу о Владивостоке. Документальный роман «Правый руль» увидел свет в московском издательстве Ad Marginem. В 2012-м там же вышла и следующая книга —«Глобус Владивостока». Издатель Михаил Котомин, благодаря которому книги увидели свет, — внук того самого Игоря Строгого, чья тетрадь теперь оказалась у меня во Владивостоке. История закольцевалась.
Авченко Василий,
«Новая газета» во Владивостоке», №162, 15.11.12
